23.12.98

Кассирер Э.
Избранное. Опыт о человеке

М.: Гардарика, 1998. - 784 с.; тираж 5000 экз.; серия "Лики культуры".

Книга Кассирера, содержащая работы заключительного периода творческой биографии последнего неокантианца, объективно скучна, поскольку не отвечает эстетической потребности русского читателя, падкого на сюрпризы и провокации. Стиль мэтра не более ярок, чем немецкая мода. Что касается содержания, то и тут Кассирер оставляет нам мало шансов. Виною все то же стремление к фундаментальности и всеохватности, которым на русской почве отличился А.Ф.Лосев. Постоянно подчеркивая автономность таких "духовных форм", как язык, религия, искусство, миф, наука, Кассирер на деле помещает их в общее категориальное пространство. Все они, оказывается, обладают самостоятельной "структурой" и своим способом образования "понятий" и "классов". Все они представляют собой некий "символический язык", некий особый инструментарий, с помощью которого "дух" производит различные "символические формы". Это производство и составляет сущность "человека", для которого Кассирер придумал новое название - animal symbolicum.

Очевидно, что человек Кассирера - это не человек XVIII века, и тем более средних веков или эпохи Возрождения. В средние века человека еще не существует, есть лишь несовершенное подобие Бога. В эпоху Возрождения это подобие становится совершенным, но человека пока нет. Он появляется в XVIII веке вместе с понятиями "человеческой природы" и "естественных наклонностей". В XIX веке человек открывает собственную конечность и собственную среду обитания как конечного существа в пространстве жизни, труда и языка. Кассирер отталкивается именно от этого, повзрослевшего человека, желая отыскать механизмы формирования его жизненной среды. Эта среда принципиально отлична от среды обитания животных. Для современников Кассирера уже был очевидным тот факт, что в мире мух существуют только мушиные вещи, в мире ежей - ежовые и т.д. Однако нельзя просто продолжить этот ряд и сказать, что в мире человека существуют только человеческие вещи. Дело в том, что у человека, в отличие от животных, между системой рецепторов и эффекторов есть еще третье звено - символическая система. Благодаря ей человек представляет собой испорченное животное. Если зверь живет в мире субстанций (запахов, шумов, вибраций, пятен света) и способен адекватно строить свой ответ внешней среде, то человек живет в мире символов. В отличие от сигнала, символ не принадлежит физическому миру. Он образует собственный мир - мир значения, мир функциональных зависимостей. Символ мешает испорченному животному реагировать на раздражение непосредственно, заставляя отсрочить ответную реакцию и кардинально меняя ее характер: это уже не физическое действие, а психический, ментальный объект, некое идеальное образование, обладающее устойчивым значением, которое удерживается с помощью механизмов памяти. Память и появляющееся вместе с ней время необходимы для существования абстрактного (символического) пространства. И наконец, говорит Кассирер, поскольку мир человека - это не мир вещей (вспомним первый афоризм "Логико-философского трактата" Витгенштейна), то и сам человек - не вещь, не субстанция, а некая оперативная функция, производящая значения. Главная характеристика человека - не его физическая или метафизическая природа, а его деятельность.

Вопрос, который остается без ответа и у Кассирера, и у всех остальных метафизиков сознания, звучит так: Как возникло сознание? Каким образом человек оторвался от животного мира, почему он "испортился"? Как возникло то "идеальное", которое выключило человека из круговорота природной жизни? Лично мне наиболее "красивой" и правдоподобной (что не означает "истинной") кажется точка зрения Ю.М.Бородая, изложенная им в книге "Эротика. Смерть. Табу".

Остальное пространство книги Кассирера занимают более или менее красочные иллюстрации к вышеупомянутым идеям. То он исследует механизмы причисления предметов к тому или иному языковому классу (род, пространственная форма, принадлежность к тотему...), то сравнивает первобытную астрологическую географию с современной математической физикой, а последнюю - с идеями Гете, то вдруг проникает в сердце религиозного сознания или в романтическую метафизику искусства. Один пример заслуживает особого внимания, так как касается проблемы пространства и времени, столь актуальной для любимого мною Делеза: в современной науке время господствует над пространством, в мифе же наоборот. Мифологическая причинность подобна не временной непрерывности, а пространственному соседству, что важно для понимания разных форм магии. В мифе не время (как у Канта), а пространство - "схема" всякого рода причинности... Поневоле закружится голова от хитросплетений истории человеческого мышления!

Роман Ганжа

Поиск книги в магазине "о3он":

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru