"Клуб 12 стульев": Антология сатиры и юмора России ХХ века. Том 11. - М.: ЭКСМО-пресс, 2001.

Благодаря "Антологии сатиры и юмора" издательства ЭКСМО мы увидели, кто же смеется последним. Так вот, за томами "сатириконцев", пародистов, Булгакова, Войновича, Горина и Шендеровича вышел коллективный сборник авторов "Клуба 12 стульев". Тексты здесь расположены хронологически: от конца шестидесятых до конца двадцатого века.

Составители признают, что самыми "золотыми" были семидесятые-восьмидесятые. Тогда народ читал "Литературку" с шестнадцатой полосы, где и располагалась знаменитая рубрика. Это были последние времена, когда "коллективное насмехательное" словно по заказу охватывало большую часть населения, как только на экране телевизора под битловскую мелодию возникал меланхоличный юморист Александр Иванов. Все вдруг начинало крутиться вокруг смеха, а не вокруг, как говаривал Юз Алешковский, Юрия Андроповича Прежнева. Хазанов, Карцев и Ильченко, Жванецкий, Арканов - и исполнители, и авторы - считались тогда настоящими героями. Когда телекамера выхватывала из зала истерично хохочущие лица, казалось, что смех вот-вот станет еще одним энергетическим ресурсом страны.

В наше время каждый смеется строго над своим. Жанр или переродился в политическую сатиру, или выродился в телевизионное шоу. Художественная же проза, видимо, объевшись эклектизмом и тотальной иронией, метнулась к стародавней иерархии. Смех больше не допускается не только до высоких, но и до соседних низких жанров. Даже массовая литература оказалась на редкость чопорной. Путешествовать, например, с Фандориным совсем не так весело, как с Остапом Бендером.

Хотя некоторые из мемориальных текстов сохранили сравнительную свежесть, сборник "Клуба 12 стульев" смотрится только как документ эпохи - и даже совсем не такой смешной, как сборник материалов XXVII съезда. Конечно, все эти вырезки нужно было собрать, дабы уверить себя, что и газеты не тлеют. Но название литгазетовского клуба оказалось символичным. Пока юмористы, как обшивку стульев, вспарывали сатирическим пером советскую реальность, она всех перехитрила и уже конвертировала спрятанные драгоценности в собственный недоступный капитал.

Виктор Голявкин. Все будет неплохо. - СПб.: Петербургский писатель, 2000.

Чтобы действительно посмеяться, купите книгу Виктора Голявкина. Благо его сейчас издали и в "Петербургском писателе", и в "Азбуке". Если юмор "Клуба 12 стульев" испарился, оставив по себе лишь воспоминания, то "чеширская" улыбка Голявкина всегда с нами. Родившийся в 1929 году, Виктор Голявкин прославился как детский писатель, автор рассказов и повести "Мой добрый папа". Однако в Питере он почитается как один из основоположников вполне взрослой остроумной прозаической традиции.

Пространство прозы Голявкина - камерное. Герой - "маленький человек", скромный интеллигент. Он питерский затворник: действие рассказов чаще происходит дома, на работе или на прогулке. Диалоги - с сантехником, знакомым, а чаще - с абстрактным собеседником. В тесноте прозаического пространства продолжается противостояние двух начал: зловещего сюра и смеховой стихии. Это противодействие досталось писателю в наследство от Хармса. Хармс мечтает о "форточке возвышенных умов", а Голявкин придумывает ставший легендарным пароль свободы: "Куда пошел? И где окно?" Только Хармса чаще бросает в сюр, а Голявкина - в смех.

Традицию иронической питерской прозы Голявкин донес до Валерия Попова и Сергея Довлатова. Можно сказать, что эти двое, используя голявкинские приемы, разводили концентрированную краску по большей поверхности. В смысле событийности их проза гораздо более разнообразна. Голявкин же выбрал самоограничение. Не надо заниматься долгими исследованиями, чтобы понять, как устроен свет. "Все будет неплохо", то есть ничего хорошего, но и ничего плохого. "Он сидел в пятом углу. "Каково вам?" - спросил я. "Никаково", - сказал он. "Ну а все-таки, каково?" - спросил я. "Никаково", - сказал он. "Каково вам?" - спросил я еще раз. "Никаково, - сказал он, - мне никаково".

Один из лучших рассказов Голявкина - про мальчика Митю, который не торопится демонстрировать родителям свое умение ходить и говорить. Только однажды младенец случайно проговаривается из своей кроватки: "Эх, папаша, мамаша, дали бы и мне чайку с вареньицем, ей-богу, очень хочется..." Голявкин не случайно много пишет для детей, которых он искренне уважает за чистоту и незамутненность сознания - и какую-то загадочную мудрость в то же время.

Александр Етоев. Бегство в Египет. - СПб.: Амфора, 2001.

Взрослому не так-то просто притвориться ребенком. Александр Етоев представлен издательством "Амфора" как продолжатель все той же традиции питерской иронической прозы. Авторов "с выкрутасами", обычных для этого издательства, на этот раз сменил писатель "с чистым и детски непосредственным восприятием мира". Действительно, "маленькая повесть для больших детей" "Бегство в Египет" более чем незатейлива. Это лишь слегка ироничная история про мальчика, который хоть и мал еще, но уже помогает нашей доблестной милиции обезвредить опасных преступников. Потом он вместе с другом бежит в Египет: то есть, надо понимать, из мира детства переходит в загадочный взрослый мир. Как-то Петр Вайль и Александр Генис рассказывали, что их дети отказывались читать традиционные для советского воспитания книги, где "богатые обязательно плохие, а бедные - хорошие". Наверняка и капитан Жуков (этакий идеальный Дядя Степа) из повести Етоева больше придется по душе не детям, а государственной программе - "положительный образ стража порядка в современной литературе".

Ник Кейв. И узре ослица Ангела Божия / Пер. с англ. И.Кормильцева. - М.: Иностранка, Б.С.Г.-пресс, 2001.

А вообще - добрый детский мир в искусстве уже давно соседствует с детским миром злым. И лучше всего об этом нам расскажет не кто иной, как Ник Кейв, известный рок-музыкант. Автор знаменитых Murder Ballads еще в 1988 году написал роман "И узре ослица Ангела Божия", который теперь стал доступен русскому читателю благодаря переводу Ильи Кормильцева. Певец Кейв сделал своего героя Юкрида Юкроу немым. Но не обделенным богатым воображением. Мальчик решает мстить людям за их жестокость. Картины действительности, оправдывающие такое решение героя, поистине зловещи, отвратительны и величественны. Но заканчивается все хорошо - рождением младенца с "беспокойными мутно-голубыми глазами". Прямо как у нашего "взявшего Измаил" Михаила Шишкина - вся надежда на подрастающее поколение.

╘ Лиза Новикова, 2001

╘ ИД "Коммерсантъ", 2001