Русский Журнал: Вы пишете в приват?

Кирилл Куталов: Я не верю в приват. Никакого "привата", на мой взгляд, не существует. Сама концепция "привата" - рудимент бумажных технологий, гуттенберговской эпохи, да и то с большой натяжкой. И дело здесь не только в том, что все, что написано - неважно, на каком носителе, - уже не является больше частной собственностью написавшего и подшивается в папку с грифом "хранить вечно". Дело в страничке календаря - на ней, как известно, видно, сколько записей сделал пользователь. Этого достаточно, чтобы поставить под сомнение идею private entry. След оставлен, присутствие этого следа очевидно, о каком привате идет речь? Наблюдатель может экстраполировать с большей или меньшей степенью вероятности содержание закрытой записи, хотя для деконструктивистского подхода к тексту это не имеет значения. Происходит нечто, что заставляет пишущего закрывать запись от посторонних глаз, оставляя при этом видимым - не без кокетства, безусловно, - такой поросячий хвостик, ту самую страничку календаря. Есть контекст, есть окружение, есть коммуникативный бульон, в котором произрастает такая псевдо-частная запись - все остальное уже не так интересно, произошедшее представляет самостоятельную ценность. Утверждение "здесь нечто есть" - более универсально, чем описание того, что же именно здесь есть. А если добавить к этому то, что пишущий и читающий, пусть и соединенные в одном физическом теле, нерелевантны друг другу, от понятия "привата" вообще ничего не остается - это как если бы пишущий в приват передал свой пароль кому-нибудь, пусть и человеку, которому он доверяет. Private entry - ущербное дитя политкорректности и технократического подхода к организации текстового пространства, дутая величина.

РЖ: Тем не менее, чисто технически публика разделяется на тех, кто пишет в приват, и тех, кто не видит в этом смысла. Тех, кто смысл видит, но не пишет, комически мало... есть в этом своя правда?

К.К.: Да, безусловно - такие люди просто используют функциональные особенности сервиса по-своему. Переформулируя сказанное выше: приват - это всего лишь ограничение доступа. С текстом никаких сущностных измененй не происходит. О последнем можно говорить либо в случае ненаписанных текстов, либо в случае уничтоженных и невосстановимых текстов и так далее - важен онтологический статус, а не изменения по регистру "количество читателей". Зайдите в любое интернет-кафе, и у вас будет шанс заглянуть через плечо какого-нибудь пользователя, изливающего в приват свои страдания или коллекционирующего ссылки на порносайты.

РЖ: Интересно, что public-mode не имеет никакого визуального значка, в отличие от friend- и private.

К.К.: Я бы сказал, это нервирует - меня, по крайней мере. У меня довольно много людей в списке "друзей", но бдительности я не теряю - и возможных ретрансляторов моих записей уже давно едят рыбы, вы же понимаете. К тому же я не хочу, чтобы моя история воспроизвелась в тексте, которого я не касался - я бы даже сказал, что я вообще не хочу, чтобы она воспроизвелась. Поэтому открытая запись, доступная каждому из публичного архива, - для меня это невозможно.

РЖ: У friend-mode несколько парадоксальный знак замочка. Парадоксальность его в том, что замок обычно видят на закрытой перед носом двери, и это единственное, что видишь в данном локусе и в данный момент. А в ЖЖ все наоборот - видеть замочек означает также видеть и все, что под ним; в то время как реальный замок - это либо вообще отсутствие следа, либо сообщение о "protected entry".

К.К.: А вот замок - это любопытная идея, только это замок не снаружи. Если вдуматься, это очередной пароксизм политкорректности - замок повешен изнутри. Ты и твои друзья в безопасности, когда читают это - отгорожены дверью от всего мира. Ну а чтобы не дразнить никого в этом внешнем мире, дверь, которая вас от него отделяет, незаметна. Ее просто не видно - на ее месте гладко и прозрачно.

РЖ: Приватный режим еще более парадоксально обозначается глазком. Несмотря на то, что видна такая запись тебе и никому больше. Если вдуматься, выходит, режим, при котором только ты видишь свои тексты - это единственный режим, при котором ты вообще способен себя читать. В то время, как режим открытого пространства (и, добавим, разрешение комментов) погружает тебя в мир всеобщего деиндивидуализированного зрения, режим в сущности незрячий, исходный уровень насекомого копошения, при котором даже нельзя с уверенностью сказать, что есть, а чего нет...

К.К.: Что же касается глаза... Повторю то, что я сказал в начале разговора. Никакого "привата", на мой взгляд, не существует. Весь "приват" пишется в рассчете на читателя - если это не сугубо технические записи, конечно, сделанные когда просто некуда больше записать, как в ЖЖ, такое бывает. Это священнодейство уже по своему рассчету - рассчету на невидимого, но всевидящего читателя. Расчету не всегда осознанному, но являющемуся сущностным свойством письма, которое всегда стремится быть прочитанным. Усложненная BDSM-игра. Глаз можно понимать как угодно. Как человеческий глаз, вполглаза приглядывающий за, так сказать, процессом, как намек на такой "глаз" от Брэда Фицпатрика, как символ некоего Глаза или глаза, как "Историю глаза", важно то, что глаз в любом случае есть. Я все же склонен думать, что это некий протуберанец подсознательного, маленькое, незаметное, но очень важное озарение, посетившее студентов одного американского технического ВУЗа - за что большое им спасибо. За что? Ну, за некое добавочное значение, которое они внесли в процесс работы над текстом.

РЖ: Таких добавочных значений в ЖЖ немало: например, все эти current mood, current music или выбор userpics для каждой записи...

К.К: У некоторых пользователей current music - вообще самое интересное, по крайней мере, самое информативное сообщение. Понятно, зачем были сделаны эти параметры - персонализация плюс такой личный вспомогательный архив, но мне кажется, идея не доведена до ума - нужно еще current reading, current dope, current meal... Вообще идеальным вариантом было бы просто отдать эти поля на откуп пользователю - пусть кто какие графы хочет, те себе и устанавливает. Это, кстати, может несколько облегчить задачу тем, кто привык читать свою ленту от начала до конца - я уверен, что многих записей просто не было бы, будь у человека возможность вместо того, чтобы писать текст, просто зарегистрировать состояние окружающего мира по нескольким таким параметрам - получится отдельный ЖЖ-жанр. Больше половины записей именно такую нагрузку и несут, кстати. Регистрация. Приемный покой реальности. У меня временами создается ощущение, что кроме этого в жж вообще ничего не происходит, и мне тогда хочется добавить отдельную графу Current LiveJournal: реагирующий, игнорирующий, питательный, истощающий, гипнотический, отталкивающий, вожделеющий, пресыщеный, раздражающий, расслабляющий.

РЖ: В Живом Журнале три основных уровня бытования текста - общий (публичный), конфиденциальный (френдовый) и личный (приватный). Еще несколько, более частных: особый конфиденциальный уровень, когда запись видна только некоторым френдам; заскриненный комментарий, видный только непосредственным участникам диалога; есть тексты или комменты написанные, но стертые - тоже интересная категория. Наконец, последняя категория - ненаписанные тексты... А вопрос такой: прослеживается ли связь между режимом записи - и литературной эстетикой, исповедуемой автором?

К.К.: Я бы внес в принцип классификации несколько изменений. По сути дела то, о чем вы говорите - это не уровни бытования текста, это уровни истерики. Площадной, в кругу друзей и как бы наедине с собой, но всегда с оглядкой на возможного читателя, например, появляющегося в случае сбоя системы. Уровни бытования - это как раз то, что вы относите в частные уровни. Ненаписанные тексты, стертые тексты, тексты написанные, но не отправленные на сервер. То есть тексты, которые осуществляются как-то иначе, нежели путем публикации. В этих случаях имеет смысл говорить об эстетической дифференциации - я бы назвал это вертикальной эстетикой, отрицающей всякую "филологию" и наследуемые свойства. Вопрос, в конечном итоге, заключается в следующем: чего пишущий на самом деле хочет. Хочет ли он привлечь внимание вероятного полового партнера или его действительно занимает текст в его безжалостной тотальности? При этом я вовсе не склонен принижать значение и эстетическую значимость текстов-оперений и текстов-брачных песен: невозможно жить в условиях абсолютного нуля, люди, к сожалению, сделаны из мяса. Писателей в ЖЖ - хоть жопой жуй, но признайтесь честно, давно ли вы в последний раз ощущали ледяное молчание безжизненных пространств? Переводя на проложенные вами рельсы: давно ли вы были не в силах нажать на кнопку post entry, по сравнению с которой все кнопки всех ядерных чемоданчиков мира - пульт управления игрой тетрис? А ведь только отсюда все и начинается, по-другому лучше вообще никогда не писать, а просто вживить в пенис какой-нибудь имплантант, благо медицина сильно шагнула вперед за последние пять лет.

РЖ: Как вы относитесь к сообществу, посвященному молчанию {tixo}? Как вы находите идею этой комьюнити?

К.К.: Я отношусь к "тихо" как member и poster, но для чего ее используют - мне до сих пор невдомек. Вы недавно отметили в своем журнале о том, что сделали несколько записей в эту community, может, заодно поделитесь, в чем здесь соль.

РЖ: Целью этой фразы была именно проблематизация форматного, тематического молчания. То есть речь была о том, что несколько раз в течение дня я промолчал именно в этой среде, а смыслом моей записи был, пожалуй, именно ваш вопрос, адресованный не обязательно ко мне, но к самой возможности такого молчания.

К.К.: То есть такой идеальный ЖЖ. Очень хочется спросить, делали ли вы там записи - в приват - но ответом на первый ваш вопрос я отрезал себе такую возможность. Так или иначе, в этот момент случилось некое текстовое событие, не предназначенное для широкой публики, хотя и обозначенное в вашей записи. Меня именно последнее и смутило, кстати, поскольку таким образом молчание перестало быть молчанием, став указателем, на котором написано "это указатель". Впрочем, эта проблема была описана в книге, посвященной одному из ваших первых userpics, так что с вашей стороны шаг вполне логичный. Неплохая картинка была, кстати.

РЖ: Мне придется, видимо, пояснить: речь об одной из многочисленных магриттовских "La trahison des images". Рене Магритт нарисовал множество разнообразных графических и живописных курительных трубок, снабдив каждую аккуратной подписью "это не трубка", и спровоцировал Мишеля Фуко на внушительное эссе, озаглавленное аналогичным образом. То, что дополнительной авторефлексией описание способно само себя опровергать, противоречит в каком-то смысле и вашему опровержению привата. Может ли технический след в "календаре" - факт, что запись была оставлена, - дискредитировать приватный смысл самой записи?

К.К.: Да, безусловно, это один из аспектов - в чем же здесь противоречие? Запись сделана, об этом можно с уверенностью утверждать, в календаре буквально это и происходит - запись о существовании записи. Хотя, конечно, приватная запись и выглядит таким же знаком, как надпись "ceci n'est pas une pipe", но речь-то идет только о том, что у нас просто нет прав доступа. Запись-то есть. Ситуация больше напоминает сцену безумного чаепития из "Алисы в стране чудес" - невежливо предлагать то, чего нет на столе, и садиться за стол без приглашения. То, о чем говорите вы, начинается чуть позже - когда читатель, зайдя на страничку с календарем и оттуда уже попадая на страничку со словами "здесь ничего нет", чувствует себя обманутым, как и Фуко перед картиной Магритта, вопрос лишь в том, что дальше делать с этим ощущением обмана, удовлетвориться ли им или понять его как некий красный флажок на краю пропасти.

РЖ: Отношение к комментариям у условного лже-новичка, который серьезно относится к тому, что думает и о чем высказывается, претерпевает обычно несколько этапов. Конечно, никому не нравится, что любой посторонний может залезть к нему в журнал и оставить в нем корявое "здесь был Вася". Однако автор понимает, что доступность его журнала - цена, которую он должен заплатить, если надеется встретить в ЖЖ родственные души. Далее, когда круг общения aka круг чтения (sic!) в общем утвержден (кстати, в ЖЖ довольно легко различить старых и новых авторов уже по одному их списку френдов - без заглядывания в дату создания), - журналы либо закрываются на замки, либо сохраняют свой публичный статус. Вы, Кирилл, довольно давно увели свой журнал во френдовый режим, а недавно закутали всего себя, кроме текущего, в приват. Объясните, пожалуйста, это решение.

К.К.: Прямо уж так "никому". Мне-то как раз кажется, что основной импульс, который двигал создателями ЖЖ - как раз преодоление социальной изоляции, общение, игра, соблазнение, la seduction, это вообще "женское место", как однажды по поводу одной гостевой книги было написано пользователем, в ЖЖ известным как some alien. Мы живем в женском мире, так сказать, media is a female - с этим уже поздно что-либо делать в глобальном смысле, можно лишь вносить коррективы по ходу процесса. Соблазнение, гламур, безотчетное желание нравиться, зачастую не имеющее даже целью собственно сексуальный акт, но, как писал Бодрияр, ставящее задачей "видеть объект соблазненным" - все это подспудно заложено в ЖЖ его создателями, которые есть продукт своего общества и от этого никуда не деться. Нам предложено принять правила игры. У нас есть несколько опций, используя которые мы можем делать вид, будто мы в шоколаде. Но при этом следует оставаться на горизонтали, в рамках "филологий", иначе как бы и не о чем разговаривать - вы же сами разделили уровни бытования текста так, как это предложено Брэдом Фицпатриком. Я же просто по мере сил сопротивляюсь этому железному потоку, стирая собственную текстовую историю, закрывая или вовсе удаляя какие-то записи. История - это всегда история тела, шрамы, шанкры, кондиломы, силикон, импланты, пролежни, хронический насморк и стоматологическая карта. Мне в ЖЖ не хватает опции удаления странички календаря - я не хочу знать, сколько записей я сделал с 14 февраля 2000 года, когда завел себе ЖЖ. История тяготит, но единым махом от нее можно отказаться, лишь исповедуя радикальный буддизм, наверное. Историю можно стирать - главное не посвятить этому всю свою жизнь. Становясь легче, мы поднимаемся выше, меняя горизонт множественной плоти на фаллическую ассимптоту.

РЖ: Итак, запись в Живом Журнале дифолтно является, во-первых, открытой и, во-вторых, снабжена опцией комментирования. Естественно, что журналы, записи в которых вызывают много комментариев, оказываются как бы ценными вдвойне. Однако эта ситуация с комментированием неоднозначна. Тот вроде бы нейтральный факт, что запись может быть откомментирована, в массовом сознании трансформируется в приблизительно такой императив: интересная запись обязательно собирает комментарии. А если комментов нет - значит, что-то не в порядке: с текстом, с журналом, с автором и т.д. Число собранных комментариев и комментаторов обрастает символическим значением почище длины полового члена. Иными словами, развлекательная изначально среда, в русском, например, варианте оборотной (не хочу сказать - негативной) стороной имеет угрюмые цеха по производству постингов, систему рейтингов, нечто, существенно далекое от непосредственной, пусть даже и публичной, записи в дневник. То есть дневник быстро, чуть не при рождении, превратился в журнал. Как структурно, "объективно" сопрягаются эти схемы, если не только в сознании каждого отдельного пользователя, писателя и читателя?

К.К.: Режим "по умолчанию" я выставляю у себя в клиенте - у меня это friends mode, а комменты можно по умолчанию же отключить - при создании журнала. Но дело даже не в этом. До того как появился ЖЖ, уже многое было - похожее на этот сервис. Например, конкурс сетевой литературы "Тенета", который, как мне кажется, во многом подготовил почву для безумной популярности ЖЖ в России. По сути дела все было тем же самым - тексты + возможность их комментировать. Это было - вне ЖЖ - идеальное место для наблюдения за процессом отчуждения текста от автора, за точкой открепления текста от личного, за вхождением текста в социологическое пространство. Идеальное потому, что условия все же были вполне лабораторными - те же персонажи, в определенный момент выдохшиеся и пошедшие на второй, третий, пятый круг. В отношении комментариев там наблюдалось все то же самое, что и в ЖЖ, те же замеры длины, те же километровые комментарии, рейтинги и прочая чушь. Одно из наблюдений, сделанных в те времена: качество текста и "комментабельность" текста вообще никак не коррелируют, а если и коррелируют как-то, то пропорция, скорее, обратная. Дело вот в чем: текст вполне законченный и способный без ушерба быть перенесенным на бумагу собирает подозрительно мало комментариев, именно ввиду своей законченности и замкнутости, самодостаточности, если хотите, - в те времена почему-то все еще казалось важным, на каком носителе существует текст. Применительно же к тексту, опубликованному в Сети и для Сети написанному, комментаторский "затекст" приобретает другой статус - это продолжение текста, его неотъемлемая часть, продолжение и уточнение позиций. Хотелось бы остаться хоть немного пуристом и не брать в расчет случаи, когда комментарии ограничиваются выражениями восторга - но, с другой стороны, почему бы и нет? Значит, такой текст - с таким эффектом, он так работает, давайте развинтим его и посмотрим, что же в нем такого цепляющего - у нас есть множество различных отверток и прочих инструментов. Если это, конечно, кому-то интересно. Иными словами, итожа сказанное выше и в этом ответе, дневник неизбежно превращается в журнал по двум причинам, вернее, имеет тенденцию превращаться в журнал. Первая причина - уже означенный эротизм опубликованного в личном дневнике текста, запись собирает комментарии, потому что это ее цель, потому что автор встроил себя в структуру, в которой текст так работает, в которой текст призван соблазнять. Вторая причина - формат, свойства текста, отданного на откуп Сети, тут другие законы, текст вот он, под пальцами, иллюзия доступности и мягкости этого материала, его неистребимая, опять же, женственность и почти порнографическая открытость запускает механизм комментирования-дописывания, если хотите, собравший массу комментариев текст - всегда gangbang. И дело не в гражданстве или месте проживания или языке, на котором говорит автор.

РЖ: Есть журналы, в которых комменты разрешены, но их или очень мало, или автор редко отвечает на них. Иногда это весьма интересные литературные проекты. Их создатели погружены в собственую речь, не слишком замечая происходящее, и как бы не желают вслушиваться или опускаться до обсуждений и игнорируют редкие случайные записи, игнорируя даже самый факт отсутствия "спроса". Можно ли именно такую стратегию определить как литературную по преимуществу?

К.К.: В конечном итоге, каждый делает выбор, как я уже говорил выше, что же он хочет на самом деле. Один из моих любимейших журналов лишен возможности комментирования, это закрытый проект, мало похожий на ЖЖ в обычном понимании, его автор действительно погружен в свою речь, я бы даже сказал - загружен своей речью. Другой автор, которого я постоянно читаю, разрешает комменты, но тексты этого писателя настолько плотные, что комментатор как бы выталкивается на поверхность - погружение как правило невозможно, а скользить по поверхности в этом случае не хочется, и комментариев к этим записям вообще очень мало. Я бы не стал зажимать "литературность" в узкие рамки монологического текста - это какой-то позапрошлый век, мне кажется. Скорее, наоборот, очень редко когда бывают интересны выверенные, филигранные словесные конструкции, замкнутые на себя и только к себе апелирующие. Писать - это быть в движении, текст - не статика, это динамическое обращение значений, поле игры, непрекращающиеся и в идеале бесконечные переходы смысла - в этом его тактическое преимущество перед живописью, если уж на то пошло. Сеть, и ЖЖ в частности, делают эту игру нагляднее и быстрее, нужна хорошая реакция, никто не будет ждать несколько веков, пока найдут его рукопись в ящике стола. Даже и часа никто ждать не будет - посмотрите на табличку на первой странице ЖЖ, там есть данные о количестве постов в единицу времени. Литература давно уже не там, где ее предполагается найти. Писатель должен быть немного диджеем, скажем так - посмотрите, сколько в единицу времени делается музыки. Текстов делается не меньше. Я не понимаю, к чему воротить нос и делать скучное лицо, наблюдая за вселенским литературным fun'ом. Писатели уже всех победили и всем все доказали. Сейчас время получать удовольствие - неважно, от процесса или от созерцания оного, это одно и то же.

РЖ: Кстати, существует давняя традиция и искусство комментирования, когда комментарий имеет потенциал художествественного высказывания не меньший, чем у спровоцировавшго его текста; когда оно выполнено по тем же лекалам, что и "литературный" текст. То есть граница между искусством и жизнью стирается; спустившись со сцены, актер продолжает играть. Интересны ли вам комментарии в качестве зоны литера- и сетературного производства?

К.К.: Честно сказать, интересных диалогов в комментариях не помню уже давно. Наверное, связано это с оборотной стороной того, о чем я говорил в предыдущем ответе - неизбежно происходит девальвация, инфляция значения, инфляция текста, и уже как-то не хочется вкладываться в комментарии. С одной стороны, все и так понятно, все ветераны русскоговорящей части ЖЖ друг друга знают, как правило, лично, все прекрасно понимают, чего от кого можно ждать, и желание развернуто комментировать сублимируется в короткую запись, которая по-человечески может быть дороже многих прекрасных текстов. Люди сделаны из мяса, я же говорю. С другой стороны, обилие аттракторов мешает сосредоточить внимание на ком-либо одном. Ну а если все же удается, то это уже граничит с большой любовью, наверное. Когда пользователей, пишущих по-русски, было не больше сотни - кстати, клубы по интересам возникли уже тогда - довольно часто возникали складки, в которых можно было найти что-нибудь блестящее. Я помню один такой диалог с Романом Лейбовым - мы пол-ночи говорили про очки как часть образа телеведущего Киселева и писателя Набокова. Забавный диалог был. В ЖЖ тогда насчитывалось что-то около сотни русскопишущих пользователей, и все друг друга знали лично. Я, естественно, спрятал эту запись в "приват". Любовь проходит, текст остается.

РЖ: Рассмотрим три типа журнала, относящихся к категории популярнейших.

Условно первая категория - это журналы, в которых записи (иной раз вполне пустопорожние) быстро обрастают грибком совершенно бессмысленных бла-бла-бла-откликов. Это часто (но не всегда) случается с авторами, окруженными в ЖЖ знакомыми по оффлайну. Тип автора такого журнала - обаятельный посетитель "ОГИ" (кстати, совершенно отдельная тема - взаимное влияние заведений Дм. Ицковича и ЖЖ).

Условно вторую категорию образуют журналы, авторы которых пишут сравнительно нечасто, но коли уж пишут, то насыщают свой текст информацией, страстями и литературой до такой степени, что комменты в основном представляют собой череду кратких эмоциональных реакций - например, криков "браво". Любопытно, что авторы таких журналов чаще знакомы комментаторам сугубо виртуально (да такие авторы и являются иногда виртуалами).

Наконец, есть журналы, ориентированные на обсуждение всевозможных вопросов - эдакие клубы пикейных жилетов. С литературной точки зрения они обычно не слишком интересны, в них интереснее читать возникающие дискуссии или просто базар. Но любопытно, что с, условно говоря, литературной точки зрения ни один из журналов такого типа не является традлиционным и преимущественным проектом (кроме, может быть, условной категории номер "два").

К.К.: Текст, интересный с литературной точки зрения, никому ничем не обязан - я должен, наверное, вернуться к сказанному выше и сам себя прокомментировать в том духе, что обилие комментов не является необходимым условием того, чтобы назвать текст художественным или еще каким-то. Достаточным тоже, кстати, может не являться. Крики "браво" могут быть вообще каким-нибудь флэш-мобом или тому подобной медийной шелухой, как, впрочем, и рассуждения "пикейных жилетов" - эти вообще жертвы масс-медиа по определению. Я бы так сказал: все идет в дело. Посмотрите, что делает, например, Крылов. Взрослый человек, философ, сам по себе обаятельный посетитель ОГИ и пикейный жилет в одном теле, вытаскивает на свет божий всевозможный трэш, в основном записи девушек семнадцати лет, и разбирает их с какой-то своей колокольни, которую мы здесь не будем, наверное, обсуждать. Это лишь один пример. Посетители ОГИ, посетители "Шамбалы", пикейные жилеты, "пикаперы" - это зоопарк, как, впрочем, и национал-патриоты, и тартуские филологи, и редакторы глянцевых журналов. Вопрос в степени авторефлексии, в проценте самоиронии, в способности подняться над материалом, из которого слеплена грубая материальная жизнь, транслируемая в ЖЖ. Пока нет этого вектора, пока выполняется программа бытописательства, говорить вообще не о чем - кто с кем жил, кто от кого ушел, кто кого за сколько продал, кто сколько кислоты съел и сколько лет не мастурбировал. С литературой это, кстати, прекрасно уживается - бытописательство вообще часто принимают за литературу. Это интересно лишь при условии вчитывания в эту плоскость какой-то вертикали. И хорошо, если ты сам успеваешь ее туда "вчитать", не дожидаясь, пока придет какой-нибудь "Крылов" и сделает все за тебя. В массе своей ЖЖ - это материал, паноптикум, исследовательское поле, телевизор, необработанные социологические данные. А что можно сделать с необработанными социологическими данными - не мне вам рассказывать. Все с ними можно сделать, все, что угодно. Кому-то просто нравится быть только мясом, кому-то нет, дело вкуса, по большому счету. У тех, кому просто мясом быть мало, есть два выхода - или самоирония и авторефлексия, или же, наоборот, непоколебимая серьезность и высокий, не снижающийся от записи к записи пафос.

РЖ: Давайте вернемся к тому, о чем вы говорили выше - о феминизации мира и о феминизации литературы как его частного проявления. Кто, например, среднестатистический писатель ЖЖ?

К.К.: Среднестатистический писатель уже не мужчина - это женщина, и в ЖЖ это очень хорошо видно. По сути дела, первые две категории пользователей, условно вами намеченные - это не писатели, а именно "писательницы". Многие из них - настоящие литераторы, с книжками, союзами писателей, литературными премиями. Они производят именно ту категорию текстов, которая составляет мясо литературы, необходимую для констатации ее существования массу. Третья категория - те, кто держится специализации, это такой закрытый клуб со всеми правилами закрытых клубов, своего рода консервативный ответ на меняющуюся реальность. Конечно, решающее слово может быть сказано и в разговоре двух водопроводчиков, но этого кажется мало. При этом за уровень бытописательства "писательницы", условно, опять же, говоря, выйти не смогут и не захотят никогда - и в этом шанс для "писателей", которых, как китайцев, спасти может только рывок в открытый космос, туда, где нет филологической анатомии, куда ее еще не принесли конформисты. И я, конечно, просто обязан уточнить, что сексуальная принадлежность "писательниц", как и "писателей" может быть какой угодно.

РЖ: Иными словами, игровая литература, практикуемая в ЖЖ - это такая форма бесконечного соблазнения, флирта?

К.К.: О да, флирт очень важен. Флирт во всех отношениях и по отношению ко всему, но это ведь вообще смысл любой игры. В ЖЖ можно наблюдать обратный эффект: ввиду того, что источников соблазна слишком много, читатель может впасть в своего рода самособлазн, выбирая, на какую разновидность флирта ему поддаться - на что соблазниться или кого соблазнить своим проявлением, - полутона бесконечны.

РЖ: Последние годы наблюдается возрождение гламурной эстетики, сегодня куда ни посмотрим - везде "глэм" (так же, как недавно всюду обнаруживали "трэш"). Как бы вы определили, что такое гламур, сегодня и вообще?

К.К.: С одной стороны, как и трэш, глэм - просто еще одна такая как бы весьма кодифицированная система эстетических отличий, способ маркировки виртуальной реальности - glamour значит всего лишь представление действительности в более выгодном, "блестящем" свете. В это можно играть, в этом можно видеть материал, в этом можно "жить", посылая миру импульсы в виде лейблов потребляемых объектов. В принципе, такая же игра, как и все прочие, построенная по такой же схеме, но легче доводимая до абсурда ввиду слишком свободной связи между элементами - либо все высказывания что-то значат, либо ни одно не значит ничего. Игра в гламур кажется имеющей смысл, поскольку там, где она теряет свойство игры, тут же становится абсурдна сама по себе - такое предельное достижение постсовременности, верх условности, передача не принадлежащего тебе из одних чужих рук в другие. Гламур, говоря предельно сжато, это самодостаточные объекты, не требующие присутствия человека - просто его игнорирующие. Вывернутый наружу экран телевизора или зазеркалье.

РЖ: Интересно, что гламур связан с флиртом примерно так же, как пресловутый трэш связан с порнографией, с непристойностью. В первом случае некое лавирование, усложнение, разрушение прагматики через ее избыточность; во втором - игра на демпинг, предъявление конструктивистского каркаса, цинизм фактичности. В Живом Журнале, мне кажется, мы имеем то и другое, хотя преобладает все же флирт, то есть искушение, желание понравиться, соблазнить и соблазниться. Не связано ли это с бесконечностью ЖЖ? Ведь даже самые непристойные записи, провокации и популистские заявления, бесконечно повторяясь, обретают гламурные, эстетически самоценные черты?

К.К.: ЖЖ приводит, в конечном итоге, к тому, что непристойное просто исчезает - не девальвируется, но покрывается такой глянцевой пленкой с золотым тиснением. Любой самый радикальный митя ольшанский (это собирательный персонаж такой) рано или поздно превращается в мега-звезду глянцевой журналистики, только глянец этот, может быть, блестит несколько иначе. Приукрашать и покрывать полиграфическим лаком можно как реальную реальность, так и виртуальную, а риторические приемы вообще используются одни и те же. В этом смысле, конечно, гламур - это вообще такая метариторика, содержание высказывания совершенно не важно. Готический гламур, вамп-гламур, скатогламур, большевистский гламур - все это существует, все это составляет реальность - виртуальную, в которой мы по преимуществу и обитаем. Риторика - это конвенция, а непристойность - это, напротив, уход от конвенции. Порногламур - отдельная здоровая песня, совершенно не имеющая отношения к санитарно-уголовному определению порнографии, устанавливающему ей функциональные границы - "достижение состояния полового возбуждения". Так что я бы сказал, что связано это явление скорее не с бесконечностью ЖЖ, а с его стремлением к конвенциональности - ритуалам, постоянству, воспроизводимости, возвращению к тому же самому. Угрюмая фактичность - или циничная фактичность - получает ритм, который ей изначально чужд, и не то чтобы облагораживается, но становится принципиально архивируемой и годной к повторному использованию - уже в качестве культурного кода.

РЖ: Когда мы обсуждали возможные темы этого интервью, вы упомянули тренд-сеттинг. Как я понимаю, речь об установлении тем или иным автором определенных, часто вполне формальных и фиксируемых, стилистических и лексических, стандартов высказывания. Кого в ЖЖ вы бы назвали разработчиками таких трендов, узнаваемых стилистик, кои в дальнейшем были скопированы, усвоены и стали подчас легко узнаваемыми элементами безличного элже-стайла?

К.К.: Не совсем "одним автором". "Один автор" - нечто, объединенное одним ником, - может лишь вынести на поверхность и последовательно фиксировать в своем письме особенности коллективного стиля, характерного для определенной группы пользователей, объединенных идеологически и эстетически. Я могу назвать несколько пользователей, которые временами выдают жесткие, динамичные и сжатые тексты, часто лишенные прилагательных, построенные на контрастах - контрастах, которые, вообще-то, не являются таковыми для видеокамеры, в которую при создании такого текста превращается глаз автора, поскольку камера только фиксирует, но не оценивает. Мне самому близок такой стиль, но я к нему отношусь, как к функции. Если речь идет о фиксации, о своего рода первопроходцах (хотя никаких первопроходцев нет, корни явления выделить практически невозможно), такими тренд-сеттерами являются, на мой взгляд, например, Алекс Милованов + Маша Нестерова, у которых исподволь образовалось множество последователей, людей, которые пишут если не так же, то похоже, по крайней мере, узнаваемо. Стилевые особенности кочуют постоянно - перескающиеся области frends of обеспечивают прохождение стилистического импульса на огромное расстояние. А потом в поле твоего зрения возникает человек, все тексты которого напомнают тебе какую-то одну запись, только растянутую во времени на месяцы и годы и обрастающую множеством дополнительных значений и так далее. Но это, я бы сказал, такие надиндивидуальные черты стиля. Их нельзя симулировать - даже если наполнить своими виртуалами все обозримое пространство и затопить его самогонным дискурсом. Индивидуальный след в ЖЖ - в лучшем случае - "такие дела", "юбка или брюки" и "лытдыбр", да и про них-то никто толком уже ничего не знает, как сегодняшние школьники про Ленина.

РЖ: Не получается ли так, что многие авторы - и именно из тех, кого мы определили бы как ярко выраженных литераторов и тренд-сеттеров, - мультиплицируют какую-то одну-единственную запись, варьируют одну-единственную, иногда трудно фиксируемую тему?

К.К.: Или круг тем - именно так и получается. Иногда получается комично - ты уверен в том, что читал эту же запись именно у этого человека, и самое смешное в том, что, как оказывается позднее, так оно и есть. Просто все об этом забыли. Это, наверное, свойство ЖЖ-формата - если долго нажимать на refresh, то в конце концов обновляется не только экран, но и собственная память. Причем - как у пишущего, так и у читающего. Но здесь мы несколько отходим от стилистических трендов и подходим к сюжетным - а их вообще, как известно, очень немного. Я бы даже сказал, что таким вот писателем, развивающим одну и ту же тему - или несколько неизменных тем - является fif/friends. Ну а если серьезно, то отличие hommes des lettres в том, что тема, вернее, темы в их журналах находятся в развитии и особой верности, которая может этому развитию помешать, эти люди к ним не испытывают. Часто журнальные записи являются черновиками публикаций, такими пробными камнями, которые автор сбрасывает в ЖЖ и следит за реакцией. Это невероятно удобно, кстати - медиатехнологии в литературном производстве. Пирогов так делает постоянно - он вообще овладел искусством teasing'а в совершенстве. Я далеко не всегда могу понять, к чему тот или иной текст в его ЖЖ, - вплоть до появления очередной его статьи.

РЖ: Кстати, эту привычку говорить о фифе как о русскоязычной лже-вселенной пора уже оставить. Насколько я знаю, туда с весны не включают новых юзеров, а если учесть, что за это время в одной РФ активировалась не одна тысяча эккаунтов, о его былой всеохватности можно забыть. Вообще, ограниченность Фифа - это, видимо, и есть смерть ЖЖ как обозримого пространства.

К.К.: Да, рано или поздно такое должно было произойти - только я бы не назвал это смертью жж, это, скорее, смерть жж-обозревателя. Система не переросла сама себя и не превратилась в красный гигант, она превзошла способности человеческого глаза - как и полагается истинному гламурному объекту. Впрочем, я подозреваю, что сервис просто не доработан и еще можно найти возможность представлять каждому желающему полную картину происходящего. Вместе с такой технической возможностью возникнет, наверное, и особый подвид человека - такой раб ЖЖ, вообще не воспринимающий больше никакой информации, кроме той, что поступает ему по каналу некоего монструозного и всевидящего fif'а, иже еси на небеси.

РЖ: Спасибо за интервью.

Беседу вел Евгений Майзель