Александр Бренер, Барбара Шурц. Бздящие народы (документальная повесть). - М: BAD HABIT, 1999. - 213 с.; тираж 500 экз.

Они хотят изменить мир. Они борются. Они за анархию и против власти. Они трахаются и вываливают содержимое тарелок на хозяина. Они обнимают, кого не следует, и воруют. И называют это акциями типа перформанс. Он рисует на картине Малевича знак доллара (синефантомщики даже делают фильм - "Суд над Бренером"), они вместе замазывают граффити Берлинской стены. Поджечь Эйфелеву башню - что может быть радикальнее. Они за правду и против квартплаты. Квартирохозяин - собственник и наверняка конформист, мастдай! Они вообще против денег, денег либо должно быть много (чисто у всех), либо деньги надо отменить. Они предпочли Фуко Делезу, наслаждение - удовольствию, процесс - результату, поэтому они не будут убивать хозяина квартиры - Бренеру и Шурц спасибо!

В одной из излюбленных, а отчасти и архетипических историй русского Интернета Винни-Пух ходит по избе, нервно размахивая маузером. Г-н Бренер всю книгу, - да и не только книгу (если ему верить), но тут речь о книге, - нервно размахивает несколько иным предметом, но примерно на том же уровне от пола. Что ни в коей мере не ликвидирует излюбленную русскими интеллектуалами архетипичность Бренера как Винни-Пуха с Пятачком, каковым в данной истории является девушка Барбара. Она тоже ведет себя соответствуя.

Акции Бренера критики вписывают в различные структуры, по-разному обозначают, чтобы самих себя обезопасить оценкой-отстранением. Екатерина Деготь (не читавшая что ли "Бздящие народы", где Бренер рассказывает историю о том, как он во время ее доклада задавал после каждой фразы вопрос - "Really?" Или, наоборот, читавшая) называет Бренера "феноменом политико-художественного авангарда" ("Коммерсантъ", #167, 15.09.1999 г.), а
Владимир Тучков в рецензии на бренеровский "Обоссанный пистолет" причисляет текст к традиции футуризма.

Нет, - это вопрос соавтора к соавтору: вызывала ли данная книга у тебя чувства? А при чем здесь я? - отстраненно ответила соавтор. А при том, что здесь в самый раз подойти прагматически и отвечать на какие-то главные вопросы. То есть, например, есть ли у нас некоторые Жизненная Позиция и Мировоззрение, которые могли бы быть поколеблены данной книгой? Вызовет ли описанное в данной книге чувство сопричастности к душевным метаниям авторов? Является ли предъявленный факт жизни оптимистичным в своей сути?

Они опасны для нас? Вероятно, не более, чем некий Другой, который не-Я, не близкий, не обсказанный словами как защитной оболочкой. Выступай он против президента на Красной площади - сколько угодно, пусть придумывает дальше про "корошо и монтерлан", пусть ездит в Мексику и братается с повстанцами, но только не целует и не обнимает. Пусть не приходят в дом и не пачкают "всю кровать, как суицидальные психопатики. Потом стеснялись, но пачкать все равно продолжали. Кровь, сперма, слюна, курчавые лобковые волоски..."

По правде говоря, Пух и Пятачок уже порядком устали, поэтому их новая Пыхтелка получилась такая жалобная. Но осталось уже совсем-совсем-совсем немножко. Вот стоит - и... ТРРАХ! А когда Пух выкарабкался из тернового куста, вытащил из носа курчавые лобковые волоски, то снова задумался. И самым первым делом он подумал о российских интеллектуалах.

- Ага! - сказал Пух. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то это подходящая компания, а подходящая компания - это компания, где очень много российских интеллектуалов, где меня чем-нибудь угостят и с удовольствием послушают мою Ворчалку. И все такое прочее!

Оказывается, что Бренер и Шурц написали такой текст, который заставляет читающего не то чтобы ему сопротивляться, но обостряет чувство справедливости и опасности. Как любая агрессия. Как всякий сдвиг, непременно случающийся при задавании себе вопроса о "вечном". Как нелепое негодование на выдумку Карлсона лечиться вареньем. Карлсон должен приносить пользу - ловить воров. "А всех европейцев переселить в Африку и Монголию. Это не сталинизм, это нужно сделать для обмена опытом. Всего на пять лет, а потом поглядеть, что будет. Мы думаем, будет польза, козлиное слово".

Одно вот только. Часть книги, излагающая встречи Пуха и Пятачка с российскими интеллектуалами, представляется написанной явно для англо-саксонских пингвинов. Грант, похоже, отрабатывали, тоже козлиное слово. Неувязочка.