Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Книга на завтра < Вы здесь
Беги, Алекс, беги
Алекс Гарленд. Тессеракт / Пер. с англ. Е.О.Аврорина. - М.: Торнтон и Сагден, 2000

Дата публикации:  8 Ноября 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Гарленд - далеко не маньяк, хотя его намерение описать структуру мира навевает некоторые подозрения. Размах поистине дантовский. Автор "Тессеракта" в трех доступных измерениях реконструирует вселенную - со всеми атомами и планетами, случайностями и закономерностями, пространством и временем, адом и раем. В то же время пугаться нечего, в этой затее нет ничего болезненного. Запад вот уже несколько десятилетий мучается размышлениями о "глобализации" и "мир-системности". В том смысле, что относительные, неустойчивые, субъективные, множественные представления о действительности отчего-то очень хочется свести к относительной, неустойчивой, субъективной, но целостной картине.

Осознав эту задачу в полном объеме, молодой английский геометр выбрал на карте филиппинский город, окрасил его в зловещие, роковые тона и разыграл на этой достойной античного театра сцене Трагическое Событие. А чтобы придать Событию многомерность, расчертил роман на три сюжетных плоскости, три не связанных друг с другом реальности и продемонстрировал, как все они могут совпасть в сложной геометрической конструкции случая. По ходу повествования Гарленд с параноидальной пунктуальностью ведет отсчет измерениям и плоскостям: 1-1, 2-1, 3-2 и, наконец, - 4-3, тессеракт, четырехмерная фигура в трехплоскостной развертке. Дегуманизация, казалось бы, полная. К тому же все три сюжета преувеличенно литературны (киношны) и задевают самые застарелые читательские (зрительские) мозоли: первая история - про кровь, вторая - про любовь, третья - про психоанализ.

Однако Гарленд, будучи мастером своего дела, снабдил текст многочисленными ловушками, главная из которых - как раз ловушка сюжетности. В нее попадаются персонажи, неверно истолковывая ход событий, следуя за сценарием и не могучи выйти за его рамки. В нее должен попасться читатель, бегло пролистывающий книгу, - поскольку стреляет не ружье, которое на стене, а пистолет, который за поясом. Подобные кунштюки хорошо известны, хотя Гарленд, надо сказать, проделывает их виртуозно. Интересно другое: даже после того как роман прочитан с предельным вниманием и терпением, а все геометрические изыски изучены и расшифрованы, - сюжетная логика задним числом берет вверх и ничего не остается, кроме как говорить о банальных, ненадежных, ненужных сюжетах и прослеживать их перипетии по чертежу тессеракта.

Странным образом, стоит только отложить книжку, забывается основное - напряженный, учащающийся ритм побега. Моряк англичанин спасается от филиппинских гангстеров, перестрелку с которыми сам же затеял по недоразумению; бежит по чужому городу, падает в канализацию, тратит патроны, врывается в первый попавшийся дом. Три истории не сплетаются в клубок, не текут друг другу навстречу, а наслаиваются, присоединяясь к погоне. Кто-то догоняет отца, умершего пять лет назад. Кто-то спасается от Черного пса из детской считалки. Гарленд преследует своих героев и камера дрожит в его руках, выхватывая новые лица, - никуда не денешься, "Тессеракт", как и "Пляж", подчеркнуто кинематографичен.

Топот ног усиливается и становится все более слаженным ("Надо попасть в ритм, как ты не понимаешь!"). Если в начале романа (1-1) персонажи абсолютно непроницаемы друг для друга, то ближе к финалу (3-2) у них появляются общие страхи, мысли, навязчивые образы; люди, события, предметы взаимозаменяемы, как в истолкованных психоаналитиком снах:

"- Значит, ты проснулся, и тебе было┘

- Плохо.

- Как думаешь, что бы это могло значить?

- Я знаю, что ты об этом думаешь!

- Ну, рассказывай.

- Ты думаешь, что цветы на деревьях - это пепел, бегущий человек - мой отец┘"

В последней главе (4-3) картинка вновь распадается. Убегавших настигает смерть. Преследователи выброшены на берег волною: "Все кончено... Я жив, я возвращаюсь домой". Финальная мысль, которая приходит в голову тем, кто выжил, - несовпадение:

"Винсенте подумал: бегущий человек не был моим отцом, а мальчик - совсем не я┘Может быть, все это ничего не значит".

Это была другая, чужая жизнь. И чужая смерть. Просто отчего-то очень похожая на... В этот момент и возвращается сюжетная логика.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Александр Уланов, Предмет: перемена /03.11/
Андрей Левкин. Цыганский роман. - СПб.: Амфора, 2000.
Игорь Третьяков, Улитка под столом /02.11/
Чарльз Буковски. Хлеб с ветчиной. - СПб.: ТО "Новое культурное пространство" при содействии Гуманитарного информационно-издательского агентства "Литера", 2000.
Иван Давыдов, Новые фигуры на старых фотографиях /01.11/
Модест Колеров. О необратимости настоящего: Фрагменты 1994-2000 годов. - М.: Дом Интеллектуальной Книги, 2000.
Дмитрий Ольшанский, Сын отечества /01.11/
Модест Колеров. О необратимости настоящего: Фрагменты 1994-2000 годов. - М.: Дом Интеллектуальной Книги, 2000.
Андрей Левкин, Плерома из папье-маше /31.10/
Апокрифические Евангелия. - СПб.: Амфора, 2000.
предыдущая в начало следующая
Ирина Каспэ
Ирина
КАСПЭ
ikaspe@yandex.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Книга на завтра' на Subscribe.ru