На вопросы Олега Проскурина отвечает редактор отдела "История" "Нового литературного обозрения" Мария Майофис.

Русский Журнал: Мне кажется, что в структуре вашего отдела (начиная примерно с 50-го номера) происходят принципиальные изменения. Так ли это в действительности или это только мои субъективные ощущения?

Мария Майофис: Нет, это не только ваши субъективные ощущения. Такие изменения действительно есть. Мне кажется, что изменения в общей структуре отдела истории и в характере его материалов отражают те изменения, которые происходят в самом сообществе историков литературы. Наряду с традиционными историко-литературными исследованиями (теми, которые в свое время Сергей Козлов назвал исследованиями "чистых" филологов) появляются исследования междисциплинарные, которые затрагивают как сферу истории литературы, так и собственно историю - историю идей, историю эстетики, историю философии, интеллектуальную историю. В этом смысле отдел истории чем дальше, тем больше начинает смыкаться с отделом теории. И в наших последующих планах такое взаимодействие предполагается углубить и интенсифицировать.

Мне даже кажется, что это сближение началось не в 50-м, а уже в 49-м номере. Собственно, вся структура 49-го номера - Фуко, Герцен, Гинзбург - и была рассчитана на то, что журнал будет восприниматься как такое единое концептуальное целое. Что касается "герценовского" блока, мне было очень важно отразить англоязычную традицию исследований Герцена. Не хотелось бы, чтобы новая волна интереса к Герцену (а она сейчас безусловно намечается - показательна в этом отношении монография Руслана Хестанова) свелась к пустым перепевам уже всем известных отечественных исследований.

Связь Герцена с Гинзбург, я думаю, нам еще нагляднее удастся продемонстрировать на конференции, которую НЛО собирается провести в апреле. Она будет называться "Герцен, Гинзбург, Гуковский: три юбилея. Парадигмы либерального сознания и его трансформации в ХХ веке". Герцен был принципиально важной фигурой для Лидии Яковлевны Гинзбург. Она посвятила ему монографию (которую, впрочем, не считала удачной) и несколько статей (на мой взгляд, более удачных). Каким образом опыт поколения 30-40-х годов ХIХ века трансформировался в опыте поколения, которое жило почти на 100 лет позже? Этот вопрос мы как раз и пытались поставить на страницах 49-го номера и надеемся продолжить его обсуждение на этой апрельской конференции.

Я надеюсь, что изменения, которые наметились в историческом отделе в последних номерах НЛО (# 49-50), будут особенно заметны в 53-м номере. Я думаю, что эти изменения связаны еще и со сменой поколений. Новые поколения, приходящие сейчас в науку, обогащены, как мне кажется, уже непредвзятым и неажиотажным интересом к зарубежным исследованиям (в частности, теоретическим). Они уже в достаточно большой степени свободны от советского опыта, что обеспечивает им более широкий (и, на мой взгляд, очень интересный) подход к истории русской литературы и к отечественной истории. И самое многообещающее качество молодых российских (да и не только российских) ученых, с которыми мне доводилось сталкиваться и по делам НЛО, и на научных конференциях, и в личном общении -- ставшее привычным для них совмещение кропотливой архивной и комментаторской работы с методологической рефлексией, желание получить опыт учения и преподавания на Западе и одновременно сознание насущной необходимости вести преподавательскую деятельность здесь, дабы обеспечить воспроизводство научной элиты и преемственность поколений. Но на самом деле наметившиеся изменения не носят революционного характера: мне хотелось лишь дополнить традиционную структуру и ориентацию исторического отдела НЛО новыми темами и дисциплинами. Скорее расширить круг авторов и обсуждаемых проблем, нежели сузить его или закрыть какие-то проблемы раз и навсегда.

РЖ: Некоторые читатели опасаются, что новый курс НЛО, в частности, отдела истории литературы, означает все больший уход от собственно литературы. Не означает ли провозглашенный вами интерес к истории идей, к социологии, к гражданской истории свертывания исследований, посвященных, например, поэтике?..

М.М.: Нет, отнюдь. И тому примером - блоки, которые появились в 47-м, 48-м, 51-м номерах журнала, посвященные теме Египта в русской литературе или проблеме нарратологии. Просто, на мой взгляд, такие вот локальные закрытые поэтологические исследования изжили себя.

РЖ: Считаете ли вы "Анализ поэтического текста" Лотмана локальным и закрытым поэтологическим исследованием?

М.М.: Нет, не считаю. Локальное и закрытое поэтологическое исследование - это исследование, не содержащее никаких теоретических инноваций, просто исследующее внутреннюю ткань литературного произведения, его структуру и так далее, на уже наработанном инструментарии и теоретическом аппарате, не выходящее ни в какие соседние ряды.

РЖ: Вам не кажется, что не менее тупиковыми и бесперспективными является "локальные и закрытые" исследования идеологии литературы, социологии литературы, философии литературы?

М.М.: Да. Безусловно так.

РЖ: И вы таких материалов печатать не намерены?

М.М.: Нет.

РЖ: А что еще нового могут ожидать читатели НЛО в вашем отделе - в свете наметившегося нового курса?

М.М.: Я намерена уделить особое внимание истории русской литературы и собственно русской истории XVIII века и второй половины ХIХ века. Это области, которые до сих пор привлекали наименьшее внимание редакторов журнала.

РЖ: Может быть, это вызвано объективными обстоятельствами? К примеру, второй половиной ХIХ века занимается не так много хороших профессионалов. А те, которые занимаются, особенно обременены грузом советского наследия.

М.М.: Да, с этой проблемой я сталкиваюсь постоянно. И в случае Герцена, например, приходилось искать компромиссное решение, вводя в большой герценовский блок 49 номера значительный массив переводных материалов, мало знакомых отечественным специалистам по данной эпохе. Приходится привлекать как людей, работающих на Западе, так и молодых исследователей, например, ученых, сотрудничающих с журналом "Ab Imperio".