Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Старые и новые, толстые и тонкие
Дата публикации:  14 Января 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

урнальное чтиво" начиналось года полтора назад, и начиналось оно своего рода теоретической (и отчасти - исторической) вводной статьей, из которой несколько абзацев я почти дословно здесь процитирую. В конце концов, это было давно, не грех и повторить. Сегодня это столь же справедливо, как и тогда, просто потому что было написано не по поводу настоящей ситуации, а по поводу журнальной теории-истории. Итак:

Журнал в настоящем своем состоянии - жанр сравнительно новый. Первые журналы явились английским изобретением, предваряли эпоху Просвещения, служили к воспитанию нравственности, литературой не занимались вовсе, выходили чуть ли не ежедневно и более всего походили на сатирические листки. Назывался первый журнал, соответственно, "Болтун" и издавал его некий Ричард Стиль, редактировавший по совместительству правительственную "London Gazette". Второй журнал назывался "Зритель", а следующие названия уже вышли за пределы первой сигнальной системы и был, к примеру, такой замечательный журнал Самюэля Джонсона "The Rambler", что значит "Скиталец".

Первые русские журналы следовали английским образцам, но были все женского рода, в названиях чаще попадались слова вроде "всяко-разно-праздно", пока не явилась наконец сумароковская "Трудолюбивая пчела".

Журналы состояли на государственной службе, с одной стороны, но были жанром низко-утилитарным, воспитательно-познавательно-сатирическим - с другой.

Когда дидактическую эпоху сменила литературная, журналы стали литературными по преимуществу, но на альманахи не походили тем не менее (так какой-нибудь "Соло" тогда назвал бы себя альманахом), потому что предполагали все же исправлять нравы и направлять литературный процесс. Толстые журналы по привычке думают, что занимаются этим и по сей день. При известном совмещении литературы как таковой с non-fiction формально так оно и есть. Привычка думать, что журнал на что-то влияет, отчасти объясняет тщеславное желание разных лиц эти самые журналы издавать. Но есть еще одно замечательное свойство журнала, подкупающее многих и заставляющее людей, начисто лишенных просветительских иллюзий и желания чем-то управлять и на что-то влиять, становиться на этот путь.

Желание делать журнал сродни желанию писать тексты у множества людей, кто так или иначе писанием этим занимается, только журнал - текст иного порядка. Бывали (и сейчас встречаются) журналы одного автора, но и тогда автор этот желает предстать в разных лицах - по крайней мере, явить себя в разных жанрах. Но журнал по большому счету начинается там, где некто пытается сотворить текст из разных текстов и мнит себя автором многих авторов. В сравнении с автором текста автор журнала гораздо менее свободен и независим. Зато и гораздо менее ограничен тесными рамками себя самого.

И это то, что мы имеем в принципе.

А что мы имеем на сегодняшний день?

Последние наши журналы следуют... английским образцам, они перестали быть литературными по преимуществу, они перестали быть толстыми - в традиционном нашем понимании (а в традиционном нашем понимании журнал - это "Новый мир" со всеми вытекающими отсюда последствиями, в смысле формата, стиля, жанровых пропорций, даже авторских интонаций литературных критиков и гражданских публицистов). Они - речь о последних журналах, именующих себя "проектами" ("Неприкосновенный запас" и "Интеллектуальный форум" прежде всего, но в той же плоскости обретаются "Вестник Европы" и "Отечественные записки", где старые "бренды" не более чем цитата), - если и желают "направлять" что-либо, то менее всего - литературный процесс. Наивно-дидактическую задачу "исправления нравов", они сознательно, надо думать, тоже перед собою не ставят. Хотя в завидном постоянстве, с которым "НЗ" настаивает на своем "либеральном наследии", есть что-то истовое - в хорошем смысле. И все же, суть здесь, похоже, не в "исправлении" и "воспитании". По той простой причине, что новые журналы, в отличие от старых, априори исходят из другого состояния предполагаемой аудитории и из своего знания об этом - другом - состоянии. Согласимся, что старые журналы (a la "Новый мир") обращались ко всем сразу и ни к кому в отдельности, к некой неразложимой "интеллигентски-народной" сущности, и их претензии были вполне оправданы отсутствием каких бы то ни было дифференцирующих механизмов. Разумеется, и прежде выбор был - между Твардовским и Кочетовым, но выбирать было гораздо проще. Отсюда единая "многомиллионная аудитория", "самый читающий народ", огромные тиражи... и болезненная утрата иллюзий вместе с апокалиптическими "круглыми столами" о судьбе журналов и конце журнальной эпохи - в тех же самых "НМ" и "Знамени".

Не вдаваясь в общие - и известные в принципе - социологические материи, скажем так: новые журналы исходят из реальной профессиональной, интеллектуальной и идеологической стратификации общества. (Социальное разделение оставим за скобками, потому что настоящий подписчик-покупатель-читатель нового журнала принадлежит к т.н. "среднему классу", который существует в Москве, мало-мало - в Питере и практически не существует вовсе - за обозримыми пределами двух столиц. Но, в конечном счете, у этого процесса есть перспектива, и у новых журналов - соответственно, тоже. Между тем, аудитория старых журналов значительно больше - все еще! - и вот она, кроме упомянутого уже среднего класса, состоит из более консервативной в своих пристрастиях и явно не дотягивающей до средне-столичного уровня провинциальной интеллигенции. Не только российской, кстати говоря, - насколько я знаю, в Донецке библиотечные "подшивки" "НМ" и К читают "в очередь".)

Итак, вслед за своей аудиторией новые журналы профессионализируются, специализируются и позиционируют себя более, скажем так, прагматично. Отсюда сужение поля - тематическое и жанровое, и иного порядка задачи.

Как, скажем, видят своего читателя издатели "Неприкосновенного запаса" или "Интеллектуального форума"? Притом что журналы очень разные: первый скорее направлен вовнутрь того культурного сообщества, которое изначально обозначено в титуле ("НЗ" - это журнал о культурном сообществе и для культурного сообщества... о его внутрицеховых проблемах и т.д."), второй - вовне, по большей части состоит из статей переводных и предназначен удовлетворить любознательность человека, озабоченного собою в меньшей степени, чем всем, что кроме. Если верить предисловию, то первый вопрос, который задает читатель "ИФ" (по мысли редакции): зачем мне это нужно? Неслучайно, кстати говоря, в первых строках редакционного предисловия выстраивается ряд из "Вопросов философии", "Вопросов литературы", "Химии и жизни" и прочих "успехов различных наук". Позитивистский пафос "НЗ" не столь очевиден, и тем не менее... Читатель "НЗ" - это тот, кому "Итогов" мало, а "Нового мира" - много.

Следует ли понимать все вышесказанное как указание на некий замкнутый круг (цикл), который описали журналы, родившись в позитивистскую эпоху, пройдя путь от низкой утилитарности до высокой литературы и общественной миссии, и вновь к позитивизму обратясь? И да, и нет. Во-первых, потому что литературные журналы никуда не денутся. Они останутся - в нынешнем своем количестве: от трех до пяти - памятниками самим себе. Но кроме того, они будут работать на литературный процесс, как они это делают и делали. И бесконечные разговоры о том, что, дескать, литературные журналы не поспевают за издательствами и именно поэтому сходят со сцены, кажется, все же легкомысленны и безосновательны. Литературные журналы в принципе не призваны составлять конкуренцию издательствам. Они скорее помогают: предваряют, анонсируют и пытаются обозначить ситуацию - для тех издателей, которые относятся к этим вещам сознательно. Те есть литературные журналы переходят в лабораторный режим (как ни парадоксально это звучит!).

Между тем, если проследить динамику возникновения новых журналов, то мы со всей очевидностью обнаружим, что утвердиться на этом поле, обрести имя и статус смогли лишь те, которые концептуально ограничивали себя полем non-fiction. В этом смысле не очень новая "Новая Юность" - лишь исключение, подтверждающее правило, а недавний громкий "уход" "Золотого Века" более чем симптоматичен. Тогда как в той же провинции всякий вновь возникающий журнал - журнал литературный. Но, думается, здесь дело не в "маргинализации" литературного процесса как такового. После нескольких равно успешных-безуспешных попыток делать журналы в Киеве, я, кажется, знаю ответ: как правило, провинциальные литературные журналы не испытывают недостатка в поэтах и прозаиках, они нуждаются в критиках. Людей, активно и бескорыстно пишущих стихи и прозу, всегда на порядок больше, чем людей, более или менее вменяемо рефлектирующих о разного рода материях, в том числе - о прозе и стихах. Но именно по этой причине (или - еще и по этой причине) литературные журналы будут всегда. Журналы ведь существуют не только потому, что у них есть читатели, но и потому, что у них есть авторы. А журналы non-fiction, вероятно, тоже будут - в той или иной форме. Сегодня они стремятся к "английским образцам", о чем в свое время "Пушкин", а затем сменивший его "Интеллектуальный форум" заявляли со всей откровенностью. (Кстати, здесь можно вспомнить еще украинскую "Критику", чья ориентация на "The New York Review of Books", продекларированная однажды, закреплена на уровне макета и дизайна.) В принципе, рецензионный журнал с какого-то момента оказался в центре журнальной ситуации, и многочисленные попытки перенести на русскую почву американские "Книжные обозрения", равно как и реанимировать на питерско-констанцский манер старых берлинских покойников ("НРК"), следует понимать именно в этом контексте.

Значит ли это, что издатели новых журналов - осознанно или нет - предполагают своего читателя человеком "новой формации": активным, профессиональным, неленивым, любопытным и испытывающим дефицит свободного времени? В конце концов, рецензия или статья - это то, что можно прочесть по дороге на работу, в перерыве и т.д., тогда как толстые журналы читают, лежа на диване, долгими зимними вечерами, неторопливо и основательно. Отчасти так, но это лишь социология и... палка о двух концах. При всей своей прогрессивности, новые журналы претерпевают трудности с тиражами нисколько не меньшие, если не большие, сравнительно с журналами старыми.

Что же касается литературной истории, то здесь проблема другого порядка. Во всякого рода литературных журналах и сборниках существовали разделы "Смесь", которые в какие-то моменты становились центральными, разрастаясь и подчиняя себе все прочие. Как правило, это происходит в моменты "жанровых потрясений", когда расшатывается не столько "большая форма", сколько иерархия "форм". Всякий раз это как-то называют, сейчас некоторым удобно называть это "постмодернизмом". Как бы то ни было, на первый план с некоторых пор выходят жанры промежуточные и межеумочные (это безоценочно!). Если проследить за эволюцией Большого и Малого Букеров, что мы видим: поначалу, в силу инерции, главным вопросом по отношению к номинированным текстам был: а роман ли это? (Наверное, оттого, что слишком многое, если не все, оставалось за бортом, и возник Малый Букер.) Потом, в силу бессмысленности, вопрос задавать перестали, знаковыми книгами, определившими - по преимуществу - литературную ситуацию, становились "Трепанация черепа" Гандлевского, "Омнибус" Андрея Сергеева, мемуары Эммы Герштейн, наконец, "Записи и выписки" Мих. Гаспарова и уже совсем недавно - проза Александра Чудакова. Если определить все это одним словом, получим "прозу непрозаиков". (Последний Букер Улицкой - лишнее свидетельство "кризиса жанра": если мы не находим того, что хотим - в чистом виде, - на одной полке, можно спуститься этажом ниже.) Характерно для нашей ситуации, что размывается граница не между жанрами - большими и малыми, но между собственно литературой и нелитературой, писателями и неписателями. Модными "романистами" становятся не писатели вовсе, а... литературоведы, после чего туда же подтягиваются стройные ряды критиков, критики-рецензенты, в свою очередь, путаются в предметах и жанрах, становятся собственными персонажами, все это называется как-то там "новой искренностью" или "новой исповедальностью", суть же в том, что литература перестает быть чем-то стабильным, очевидным и безусловно ценным. Когда критик выбирает своим предметом все что угодно кроме литературы, дело не только в нем, но и в литературе тоже. Вероятно, non-fiction, то есть не-литература, занимает отныне то место, которое занимает, потому что литература слегка "подвинулась", а свято место пусто не бывает.

И в заключение заметим, что аналогичные - критические, публицистические, рецензионные и т.д. разделы толстых журналов очевидно уступают (за исключением "Нового мира", наверное, но там особ статья) новейшим конкурентам, причем не только журналам как таковым, но - и даже в большей степени - газетным и сетевым страницам, и не только в оперативности, что было бы понятно, но более всего - в качестве. И объяснять все причинами экономическими (дескать, в журналах мало платят, у журналов нет денег, а в газетах и в Сети они есть) было бы слишком просто. В отлаженном журнальном ритме есть свои преимущества, равно как и в известной временной дистанции, которую толстые журналы имеют право себе позволить. При желании и редакторской изобретательности и на этом поле встречаются несомненные удачи (как "Периодика" Андрея Василевского, "исторические чтения" и некоторые именные рубрики "Звезды"). Но, видимо, за годы безраздельного господства и отсутствия какой бы то ни было негативной рефлексии, на себя направленной, в толстых литературных журналах накопилась известная критическая масса лени и инерции. И то, что в конечном счете сейчас им пришлось потесниться (и в прямом, и в переносном смысле!), скорее должно пойти на пользу. В конце концов, между Сциллой и Харибдой, между литературой и не-литературой есть огромное пространство для маневра.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Владимир Губайловский, Поэты в толстых журналах /03.01/
Подборки Светланы Кековой, Александра Ревича, Ильи Фаликова, Марины Тарасовой, Владимира Блинова в "Знамени", "Дружбе народов", "Новом мире", "Урале" + премии типа "дебют" и типа "триумф".
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 66 /24.12/
О чем писали советские газеты, что расшатало советский тоталитаризм + киевский мемуар Омри Ронена.
Дмитрий Бавильский, Есть свет за светом ночи /24.12/
Критический реализм - 21: Владимир Аристов, подаренный на Рождество. Один из главных мотивов творчества Аристова - свет, проникающий во все закоулки мира и изменяющий наше представление о мире; свет, изменяющий не только "картинку", но и внутреннее ощущение предметов.
Сергей Костырко, Обозрение С.К. /19.12/
От "журнала для тридцатилетних" к журналу для сосредоточенного чтения. "Столетний старец" в "Новой Юности". Литературная дворянская спесь. Роман про евреев на "золотой полке" русской литературы. Об опасностях высокого уровня.
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 65 /17.12/
А был ли заяц? "Нечто из ничего", "Еврею - от Советского Союза" и "Похороны бабушки зимой 1953 года".
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru