Вопрос о личности в истории - это вопрос о примате воли над обстоятельствами, а более широко - о примате идеи произвола над идеей причинности. С одной стороны, достижения психологии (хотя бы конкретно - психоанализа), равно как и достижения современного пиара, говорят о том, что волей можно управлять. Перефразируя известную вульгарную фразу, "мозг вырабатывает волю, как печень - желчь". С другой же стороны, "мозг", "управление", да и "воля" - все это образы нашего мировосприятия, каждый акт которого имеет свою цель. А постановка цели определяется волей.

Конфликт между указанными двумя сторонами и составляет пресловутый "Основной вопрос философии" - неразрешимый на строгом уровне: разговоры о "желании желать" (равно как и "мысль о мысли") ведут нас к "парадоксу лжеца", который иллюстрируется высказыванием: "в данный момент я лгу". Парадокс этот, как известно, снимается запретом на одновременное использование "языка-объекта" и "метаязыка" (запрет этот был неизвестен Канту, в связи с чем и появился на свет "Категорический императив"). Строгий разговор о сравнительных преимуществах "подхода Воли" и "подхода Обстоятельств", таким образом, невозможен. А возможен лишь выбор той или иной формы опосредования мира. Из каких соображений делается выбор? Те, кто воспринимает мир как проявление Воли, ответят, что выбор совершили произвольно. Те, кто воспринимает мир как суперпозицию разнообразных обстоятельств, приведут причинно-следственное объяснение своего выбора.

Если, конечно, будут корректны и последовательны.

Обычно мы смешиваем оба подхода, в результате чего возникают невразумительные философские системы (вроде феноменологии и экзистенциализма), забавные методологические подходы, предлагающие исключить идею причинности "из науки" (или "из жизни"), и бытовые концепции "заговора", согласно которым злая воля отдельного человека (группы людей, организации, "темных сил" etc.) выступает причиной тех или иных исторических событий. Хотя понятно, конечно, что как "умные", так и "профанные" попытки совместить несовместимое суть попытки ответить на вопрос: "а что же происходит (существует) на самом деле?". ("На самом деле не существует субъекта и объекта", - отвечает феноменология; "На самом деле во всем виноват бин Ладен / масоны / американцы", - отвечают конспирологи.)

На самом же деле ответ на идиотский вопрос не может не быть идиотским. Однако в рамках обоих корректных моделей мира - как детерминистской, так и волюнтаристской - возможна постановка вопроса об "исторической личности". Волюнтаризм каждую личность (точнее, каждую сущность), обладающую волей, рассматривает как в той или иной степени "историческую" (поскольку история складывается из волепроявлений). Детерминизм же может говорить об "исторической личности" лишь как о "живой метафоре": в ряде случаев кто-то оказывается для многих олицетворением неких исторических обстоятельств, "священным царем". Волюнтарист, таким образом, задается вопросом: как навязать свою волю не только современникам, но и потомкам? Детерминист же ищет способа вовремя вскочить на "подножку истории" и вовремя с нее соскочить - чтобы воспользоваться всеми радостями жизни "священного царя", но не быть принесенным в жертву.

Ни последовательный волюнтарист, ни последовательный детерминист не раздумывают о том, как можно навязать Волю Обстоятельствам: оба подхода полностью исключают такую возможность.

Кирилл Якимец