Как отмечает С.Хантингтон, страны по-разному реагируют на американскую супердержавность. На сравнительно низком уровне широко распространенными являются просто чувства страха, негодования, зависти. Это приводит к тому, что в определенные моменты, когда Соединенные Штаты испытывают унижение, как это было в случаях с Саддамом или Милошевичем, многие страны думают: "Наконец-то они получили то, что им причиталось". На несколько более высоком уровне негодование может перерасти в инакомыслие, проявлением которого становится отказ других стран сотрудничать с Соединенными Штатами. По весьма широкому кругу международных проблем - включая такие, как Персидский залив, Куба, Ливия, Иран, экстерриториальность, распространение ядерного оружия, права человека, торговая политика, - именно это явно и произошло со странами, отказавшимися следовать тем курсом политики Соединенных Штатов, который им навязывался. В отдельных случаях инакомыслие перерастает в открытую оппозицию, когда некоторые страны пытаются нанести поражение политике США.

Наиболее высоким уровнем реакции было бы коллективное противодействие американской политике, формирование антигегемонистской коалиции, объединяющей несколько главных держав. Такая антигегемонистская коалиция невозможна в однополярном мире, поскольку другие государства в нем слишком слабы, чтобы создать ее. В многополярном мире она возникает только тогда, когда одно государство начинает становиться достаточно сильным, чтобы спровоцировать ее появление. Однако в одно-многополярном мире ее возникновение становится весьма естественным и предсказуемым.

И действительно, определенное антигегемонистское кооперирование уже произошло. Отношения среди незападных обществ на данный момент характеризуются общим улучшением. Происходят политические встречи, на которых бросается в глаза отсутствие Соединенных Штатов. Диапазон таких встреч весьма широк: от московской встречи лидеров Германии, Франции и России, из которой был исключен самый близкий союзник США - Великобритания, до двусторонних встреч глав Китая и России, а также глав Китая и Индии. Наблюдается определенное сближение Ирана с Саудовской Аравией и Ираком. Весьма успешная встреча Организации стран Исламской Конференции, организованная Ираном, совпала по времени со спонсированной Соединенными Штатами злополучной встречей в Катаре по вопросам ближневосточного экономического развития, на которую почти никто не прибыл. Провозглашение так называемой "доктрины Примакова", подразумевающей, что Россия, Китай и Индия должны образовать "стратегический треугольник" для уравновешивания американской гегемонии, получило значительную поддержку всех политических сил России.

Вне всякого сомнения, одним из важнейших шагов к появлению антигегемонистской коалиции, предвосхитившим окончание "холодной войны", стало формирование Европейского Союза и создание общеевропейской системы денежного обращения. Европа, как сказал французский министр иностранных дел Юбер Ведрин, должна объединиться в решении собственных дел и создать некий противовес, не позволяющий Соединенным Штатам доминировать в многополярном мире. Ясно, что eвро может бросить серьезный вызов гегемонии доллара в глобальных финансах.

И вместе с тем, до настоящего времени более широкая, активная и формально организованная антиамериканская коалиция еще не возникла. Этому, считает Хантингтон, может быть несколько объяснений. Во-первых, может быть еще слишком рано. Со временем реакция на американскую гегемонию может перерасти из негодования в инакомыслие, а затем и в оппозицию и, в конечном счете, в коллективное противодействие. Пока же американская гегемонистская угроза носит менее явный характер и не столь сконцентрирована как это было с угрозами неминуемого военного покорения, исходившими в прошлом от прежних европейских гегемонов по отношению к их соседям. Следовательно, другие государства могут не испытывать особой озабоченности по поводу формирования коалиции для противодействия этой угрозе.

Во-вторых, хотя страны могут возмущаться мощью и богатством США, они в то же время хотят извлечь из них и выгоду. Соединенные Штаты вознаграждают страны, которые соглашаются с их лидерством, обеспечивая им доступ на американский рынок, предоставляя им иностранную помощь, военное сотрудничество, сохраняя молчание по поводу отклонения этих стран от американских норм (как в случаях с нарушениями прав человека в Саудовской Аравии или с ядерным оружием в Израиле), поддерживая членство этих стран в международных организациях, подкупая и приглашая в Белый Дом политических лидеров этих стран, и множеством других способов. Учитывая блага, которые могут распределяться Соединенными Штатами, разумным курсом для других стран может быть, говоря на жаргоне международных отношений, не "балансирование" против Соединенных Штатов, а "пристраивание" к их политике. Однако спустя какое-то время, если американская мощь снизится, выгоды, которые могут быть получены от сотрудничества с Соединенными Штатами уменьшатся в той же мере, что и цена, которую приходится платить за противостояние им. Следовательно, этот фактор усиливает возможность появления антигегемонистской коалиции в будущем.

В-третьих, та теория международных отношений, которая предсказывает реализацию в нынешних обстоятельствах модели уравновешивания, является теорией, возникшей в контексте европейской вестфальской системы, установленной в 1648-м. Все страны в этой системе принадлежали к некой общеевропейской культуре, резко отличающей их от оттоманских турков и других народов. Они также признавали национальное государство в качестве базового образования в системе международных отношений и постулировали правовое и теоретическое равенство национальных государств независимо от очевидных различий в их размерах, богатстве и мощи. Культурная общность и правовое равенство способствовали, таким образом, функционированию системы баланса сил, которая часто действовала весьма несовершенным образом, но тем не менее препятствовала появлению некоего единственного гегемона.

Однако сегодня глобальная политика является многоцивилизационной. Франция, Россия и Китай вполне могут иметь общие интересы в плане противодействия американской гегемонии, но их принадлежность к совершенно разным культурам скорее всего затруднит создание ими некой эффективной коалиции для такого противодействия. К тому же, идея суверенного правового равенства национальных государств не играет существенной роли в отношениях между незападными обществами. Центральным в такой системе отношений оказывается вопрос: кто является Первым Номером, и кто - Вторым? По крайней мере, один фактор, приведший, например, к разрыву советско-китайского союза в конце 1950-х, заключался в несомненном нежелании Мао Цзэдуна играть вторую скрипку в отношениях с преемниками Сталина в Кремле. Подобным же образом в настоящее время препятствием к образованию некой антиамериканской коалиции Китая и России является нежелание России быть младшим партнером значительно большего по численности населения и экономически динамичного Китая. Таким образом, культурные различия, подозрительности и соперничества, вероятно, будут труднопреодолимыми препятствиями к объединению главных держав против супердержавы.

В-четвертых, основным источником разногласий между супердержавой и главными региональными державами является вмешательство супердержавы, ставящее целью ограничить или соответствующим образом направить действия главных региональных держав в их регионах. С другой стороны, для вторичных региональных держав вмешательство супердержавы в дела их региона является потенциальным ресурсом, который может быть мобилизован для защиты от угроз, исходящих, по их мнению, со стороны главной державы их региона. Таким образом, интересы супердержавы и вторичных региональных держав будут часто, хотя и не всегда совпадать в их отношениях с главными региональными державами, и вторичные региональные державы будут иметь мало побудительных мотивов присоединиться к коалиции против супердержавы.

По мнению Хантингтона, взаимодействие факторов силы и культуры будет в предстоящие годы решающим образом влиять на формирование типов союзов и антагонизмов между государствами. С точки зрения культурных факторов, сотрудничество наиболее вероятно между странами, характеризующимися культурной общностью, а антагонизмы - между странами разных культур. С точки зрения факторов силы, Соединенные Штаты и вторичные региональные державы имеют общие интересы в плане ограничения господства главных государств регионов. Так, Соединенные Штаты дают знак Китаю, усиливая свой военный союз с Японией и поддерживая умеренное наращивание японского военного потенциала. Особые отношения США с Великобританией служат средством противодействия возникающей мощи единой Европы. Америка развивает тесные отношения с Украиной для предотвращения какой-либо экспансии российской мощи. С превращением Бразилии в господствующее государство Латинской Америки отношения США с Аргентиной существенно улучшились, и США рассматривают Аргентину в качестве некоего вненатовского военного союзника. Соединенные Штаты тесно сотрудничают с Саудовской Аравией для противодействия иранской мощи в Персидском заливе, а также, хотя и менее успешно, с Пакистаном для уравновешивания влияния Индии в Южной Азии. Во всех этих случаях сотрудничество служит взаимным интересам в плане сдерживания влияния главных региональных держав.

Это взаимодействие факторов силы и культуры позволяет, по словам Хантингтона, предположить, что Соединенные Штаты вероятнее всего будут иметь трудные отношения с основными региональными державами, хотя с Европейским Союзом и Бразилией они будут менее трудными, чем с другими. С другой стороны, отношения США со всеми вторичными региональными державами будут отношениями сотрудничества. При этом более тесными будут отношения с теми из них, которые характеризуются сходными культурами (Великобритания, Аргентина и, возможно, Украина), чем с теми, которые принадлежат к иным культурам (Япония, Южная Корея, Саудовская Аравия, Пакистан). Наконец, считает Хантингтон, отношения между основными и вторичными региональными державами, принадлежащими к одной и той же цивилизации (Европейский Союз и Великобритания, Россия и Украина, Бразилия и Аргентина, Иран и Саудовская Аравия), будут менее антагонистичными, чем отношения между странами разных цивилизаций (Китай и Япония, Япония и Корея, Индия и Пакистан, Израиль и арабские государства).

Посвящая заключительную часть своей статьи рассуждениям о том, какие выводы должна сделать американская политика из того обстоятельства, что сегодняшний мир одно-многополярен, Хантингтон подчеркивает, что, прежде всего, американцам следует перестать действовать и говорить так, как будто они имеют дело с однополярным миром. Для решения любого крупного вопроса глобального масштаба Соединенные Штаты нуждаются в сотрудничестве по крайней мере с некоторыми главными державами.

Во-вторых, американские лидеры должны отказаться от "благородно-гегемонистской иллюзии" о том, что между их интересами и ценностями и интересами остальной части мира существует некое естественное соответствие. Это не так. Иногда действия Америки, действительно, могут способствовать общественному благу и служить достижению широко признаваемых целей. Но часто этого не происходит. И причиной тому - отчасти "уникальный моралистский компонент американской политики", а отчасти просто то обстоятельство, что Америка является единственной супердержавой и, следовательно, ее интересы неизбежно отличаются от интересов других стран.

В-третьих, хотя Соединенные Штаты не могут создать однополярный мир, им следует пользоваться преимуществами своего положения единственной супердержавы в рамках существующего одно-многополярного миропорядка и использовать свои ресурсы на основе сотрудничества с другими странами для решения глобальных проблем таким образом, который соответствовал бы американским интересам. Это существенным образом должно включать в себя следование бисмарковской стратегии развития двусторонних отношений с другими главными державами, но в то же время это требует и бисмарковских талантов по проведению такой политики.

В-четвертых, взаимодействие факторов силы и культуры особенно проецируется на европейско-американские отношения. Логика силового фактора поощряет соперничество; культурные общности способствуют сотрудничеству. Достижение почти любой из основных американских целей зависит от преобладания второго над первым. Отношения с Европой имеют центральное значение для успеха американской внешней политики, и, учитывая проамериканские взгляды Великобритании, с одной стороны, и антиамериканские взгляды Франции, с другой, отношения Америки с Германией имеют главное значение для ее отношений с Европой в целом. Здоровое сотрудничество с Европой, пишет Хантингтон, является "основным противоядием от одиночества американской супердержавности".

Среди американских политиков, напоминает Хантингтон, распространено мнение о том, что на Соединенных Штатах лежит обязанность выполнять функции международного полицейского. Он ссылается, в частности, на опубликованную в 1997 году книгу Ричарда Хааса, который утверждал, что США должны действовать как некий "глобальный шериф", собирающий в одну группу другие государства, с тем чтобы справиться с международными проблемами по мере их возникновения. Р.Хаас, напоминает Хантингтон, при Администрации Буша занимался в Белом доме делами Персидского залива, и его точка зрения отражает опыт и успех той Администрации в деле сбора "разнородного глобального отряда", который должен был заставить Саддама Хусейна убраться из Кувейта. Но это было тогда, и это резко контрастирует с тем, что произошло во время Иракского кризиса зимой 1998 года, когда Франция, Россия и Китай выступили против использования силы, и Америке удалось собрать лишь англо-саксонский, но не глобальный отряд. Усилия по сплочению разных стран для военного разрешения будущих кризисов со значительно большей вероятностью закончатся, по мнению Хантингтона, тем, что случилось в 1998 году, нежели тем, что было в 1990-91 годах. Большая часть мира, пишет Хантингтон, не хочет, как сказал Мандела, видеть Соединенные Штаты в роли глобального полицейского.

Поскольку возникает многополярная система, соответствующей заменой "глобального шерифа" является, как считает Хантингтон, охрана миропорядка силами сообщества с передачей главным региональным державам первичной ответственности за поддержание международного порядка в их регионах. Хаас критикует такую идею на том основании, что другие государства, которые называются Хантингтоном "вторичными региональными державами", будут возражать против передачи функций по наблюдению за порядком в их регионе ведущей региональной державе. И, действительно, интересы этих государств часто находятся в конфликте. Вместе с тем, то же самое, очевидно, характерно и для отношений между Соединенными Штатами и большинством главных региональных держав, и нет никакой причины, по которой американцы должны брать на себя первичную ответственность за поддержание порядка, если это может быть сделано в местном масштабе. Кроме того, хотя география не совпадает полностью с культурой, существует, тем не менее, значительное взаимоналожение регионов и цивилизаций, и государство, являющееся "сердцевиной" той или иной цивилизации, находится в лучшем положении для поддержания порядка среди своих собратьев, чем кто-либо посторонний. Имеются также признаки того, что в некоторых регионах, таких как Африка и Юго-Восточная Азия и даже Балканы, страны начинают создавать коллективные процедуры для поддержания безопасности. В результате, американское вмешательство может, по мнению Хантингтона, ограничиваться теми ситуациями потенциального насилия (на Ближнем Востоке и на юге Азии), в которое вовлечены крупные державы, принадлежащие к разным цивилизациям.

В многополярном мире XXI столетия, пишет Хантингтон, главные державы неизбежно будут соперничать, конфликтовать и объединяться друг с другом в разных сочетаниях и комбинациях. Такой мир, однако, будет лишен напряженности и конфликтов между супердержавой и главными региональными державами, которые являются отличительными характеристиками одно-многополярного мира. И по этой причине Соединенные Штаты могли бы счесть, что жизнь в качестве одной из главных держав в некоем многополярном мире предъявит к ним меньше требований, будет менее конфликтной и более вознаграждаемой, чем жизнь в качестве единственной мировой супердержавы.