Окончание. Начало - здесь

Однако северокорейское руководство не случайно уделяло такое внимание информационной изоляции страны. У северокорейской картины мира имеются некоторые особенности, которые делают ее весьма уязвимой.

Во-первых, официальная северокорейская идеология не носит религиозного характера и не опирается на божественный (то есть не подлежащий логическому обоснованию) авторитет. Конечно, в ней есть немало религиозных элементов - чего стоит один культ семейства Кимов и разнообразные ритуалы, с ним связанные. Однако идеи чучхе все-таки религией не являются. Здесь, пожалуй, сказывается их происхождение: идеи чучхе возникли в результате своеобразного скрещивания марксизма с конфуцианством - с добавкой корейского национализма. Рационалистический характер марксизма в комментариях, полагаю, не нуждается. Конфуцианство также является самой рационалистической из всех основных мировых религий - настолько рационалистической, что даже термин "религия" к этому учению, как считают многие, неприменим. Ни марксизм, ни конфуцианство не позиционировали себя как некие доктрины, открывающие путь к спасению души и загробному блаженству. Оба учения, в первую очередь, пытались объяснить как на этом свете построить наиболее рациональное и удобное для жизни общество. При этом критерии "удобства" были вполне материальными - пища, жилье, безопасность и т.д.

Идеи чучхе унаследовали эту особенность. В официальном северокорейском дискурсе величие Вождя связано вовсе не с тем, что он является земным представителем некоей Высшей Силы, самоотверженное и бескорыстное служение которой откроет герою дорогу в рай - в объятия гурий или играющих на арфах ангелов. Северокорейская пропаганда всегда настаивала, что величие Ким Ир Сена и Ким Чжон Ира связано с тем, что они смогли устроить своим подданным обеспеченную и счастливую жизнь. Именно поэтому рассказы о южнокорейской нищете и страданиях южнокорейского народа под гнетом империалистов и их марионеток и играют такую важную роль в северокорейской пропаганде. В режимах религиозного типа то обстоятельство, что в материальном отношении противник живет лучше, может спокойно игнорироваться: в конце концов, борцы за правое дело получат свое на том свете, а посюстороннее богатство вполне может проистекать от Дьявола (или иного представителя сил зла). Однако утилитаристская основа идей чучхе исключает такую трактовку ситуации. Материальное преуспевание населения и научно-технологические успехи страны является важнейшим показателем эффективности и, в конечном итоге, легитимности политического режима - и в этом отношении идеи чучхе едва ли отличаются от идей либертарианства.

В свое время претензии Пхеньяна во многом были основаны на реальных фактах. Вплоть до конца 1960-х годов Северная Корея по большинству экономических показателей заметно опережала Южную. Однако "корейское экономическое чудо" 1961-1988 годов в корне изменило ситуацию. Сейчас разрыв между двумя Кореями огромен. По размерам ВНП на душу населения Южная Корея превосходит Северную примерно в 15-20 раз - и разрыв в уровне жизни у них соответствующий. Северная Корея сейчас находится примерно на уровне Мозамбика, в то время как Южную Корею следует сравнивать, скорее, с Чехией и Испанией. В Северной Корее символом богатства является возможность досыта наедаться белым рисом, в Южной Корее - возможность ездить на "Мерседесе" или его южнокорейском аналоге - "Грандере" (обе возможности равно недоступны большинству населения в соответствующей половине страны). Один знакомый перебежчик как-то заметил автору этих строк: "При всех своих привилегиях, северокорейский секретарь райкома живет примерно так же, как южнокорейский грузчик". По-видимому, так оно и есть.

Именно поэтому информационная блокада страны является важнейшим условием сохранения северокорейского режима. Если рядовые северокорейцы узнают правду о том, как живет Юг, для них - это, в полном соответствии с логикой самой северокорейской пропаганды, будет означать, что их правительство недееспособно и, по сути, недостойно своего места.

Конечно, на активное сопротивление иностранному вторжению человека может подвигнуть не только религия, и не только готовность защищать привычный ему стиль жизни, но и национально-патриотические соображения. Многие готовы мириться и с относительно низким уровнем жизни, и с произволом властей, если в компенсацию они получают уверенность в том, что они живут в "своей стране" и по "своим, национальным" законам и установлениям. Такие настроения привели к неудаче не одну колониальную экспедицию.

Однако использовать национализм в корейском случае весьма затруднительно. Дело в том, что многие десятилетия официальная пропаганда постоянно внушала жителям КНДР: Южная Корея не является другим корейским государством. Юг и Север - это части одной страны, и высшей целью всех корейцев должно быть объединение. При этом, разумеется, предусматривалось, что объединение должно быть достигнуто только под эгидой Севера - в силу явного экономического, социального и культурного превосходства КНДР над своим южным соседом. На практике и Юг, и Север давно уже не стремятся к объединению, но сама эта тема по-прежнему занимает исключительно важное место в пхеньянской пропагандистской риторике. Два положения - о сверхценности объединения и о принадлежности Севера и Юга к одной нации - глубоко укоренены в сознании северокорейцев.

Понятно, что это обстоятельство может сработать против пхеньянского режима. Если объединение - высшая задача нации, то так ли уж важно, кто это объединение в конечном итоге произведет? Не случайно, что во время Корейской войны 1950-1953 гг. северокорейская пропаганда стремилась затушевать участие в конфликте вооруженных сил Южной Кореи, и представить всю войну как столкновение северокорейско-китайского блока с американскими "агрессорами" и "интервентами".

Итак, слухи о "фанатизме" северокорейцев серьезно преувеличены. Постепенное распространение информации о положении дел в Южной Корее подрывает важнейший элемент легитимности существующего режима. Постоянные и настойчивые утверждения о том, что Север и Юг суть одна нация, также в конечном счете ослабляют идеологические позиции Пхеньяна. Такой же эффект имеет и активная пропаганда идеи объединения как некоей национальной сверхзадачи. Вдобавок, экономический кризис и общая "усталость от идеологии" привели к тому, что карательные и контрольные органы режима во многом ослабили свою некогда железную хватку и смотрят сквозь пальцы на многочисленные "мелкие политические правонарушения".

Однако пройдет еще немало лет, прежде чем информация естественным путем распространится среди рядовых северокорейцев - и изменит их отношение как к окружающему миру, так и к собственным властям. Пока можно предполагать, что о настоящем положении дел знает лишь меньшинство. Правда, процесс можно ускорить - возможности для этого сейчас имеются...