Тяжелые мысли витий об "умирании политики", "смерти политического", "снижении гражданских чувств", "равнодушии общества" впору заносить в Книгу рекордов. По числу искренних и одномоментных их повторений, по исторической глубине и географической широте - им нет равных. Они банальны в равной степени и для цивилизованной Европы, и для не очень цивилизованных других мест. Стершиеся, как пятак, своей стертостью они скоро поспорят с жалобами на "падение нравов" и "испорченную молодежь", бывшими свежими еще в Древнем Египте.

Теперь, при, кажется, более эффективном режиме, когда чуть ли не прямо из официальных уст звучат формулы "управляемой демократии", мысли русского политического класса привычно тянутся к банальности: новый государь потягивает удила, парламентарии голосуют по пейджерной команде из Кремля, либералы из СПС рискуют не преодолеть пятипроцентный барьер.

Мысли не держатся взаперти - и над Родиной разносится рыдание: "нас не слушают и не любят, это значит, что политика умерла". Традиционное для политической риторики противопоставление свободы и власти и традиционное же уподобление политической риторики - политической практике, традиционное для России отчленение самодостаточной политической игры от казалось бы защищаемых ею социально-экономических интересов масс - все это, разумеется, не новость. Но вот чтобы так, под впечатлением от "падения нравов", сожалеть о "смерти политического" - это уже трогательно и интересно.

1. Жертвы режима

Статусный социолог Л.Седов, чьими аналитическими устами привыкла говорить с массой немассовая цифирь опросов ВЦИОМ, чье толкование цифр считается адекватным резюмированием "первичной правды" об общественных процессах, выступил со статьей о том, как общественное мнение россиян оценивает итоги года и как после этих оценок россиян следует называть ¹.

Вот что получается: 22 января 2002 года власть закрыла телеканал ТВ-6, на котором (на деньги Б.Березовского) вещала телевизионная команда Е.Киселева после того, как она была вынуждена (властью) покинуть канал НТВ, где вещала на деньги В.Гусинского, ныне находящегося, как и Березовский, в политической эмиграции. ВЦИОМ попытался узнать у населения: есть ли политический смысл в этом событии? К сожалению Седова, только 27% опрошенных увидели политический смысл и только 11% испытали возмущение фактом (вдвое меньше, чем были возмущены историей с НТВ). Сожаление Седова вызывает сожаление и воспоминание о референдуме 17 марта 1991, когда 75% советских людей проголосовало за сохранение СССР, чтобы уже, например, 1 декабря того же года 91% жителей Украины проголосовал за независимость от СССР. И не удивительно - ибо вопросы, сформулированные советской властью 17 марта, были на редкость идеологичны и звучали примерно так: "хотите ли Вы погибнуть в болезнях, голоде, разрухе, рассеянии и размозжить наш великий Союз?" или "хотите жить долго, счастливо, зажиточно и сохранить вековое единство нашего великого Союза?"

Сегодня аналитик ВЦИОМа тщетно склонял население порефлексировать вокруг закрытия ТВ-6 - несмотря на то, что этот канал не видело вовсе 35% респондентов, а его политические передачи, формально составлявшие объект для "репрессий", регулярно смотрело всего 9%. Глядя на все эти грустные цифры, Л.Седов категорически заключил: "Приведенные данные рисуют довольно плачевную картину состояния российского гражданского общества, не проявившего даже малой толики готовности сопротивляться опасной тенденции подавления независимых каналов информации. (...) дело возрождения военно-политического воспитания вместо объективного информирования людей можно считать вполне перспективным". В этом категорическом резюме привлекает серия натяжек и понятийных подмен, достойных референдума 17 марта 1991 и очевидная несоциологическому глазу.

И даже возмущение закрытием ТВ-6 не равно готовности "сопротивляться тенденции" - не только потому, что формы "сопротивления тенденции" не названы, но и потому, что сам ВЦИОМ проводит жесткую грань между возмущением и готовностью к публичному протесту. И непонятно, почему социолог называет частный телеканал политически и экономически отчаянно ангажированных Гусинского и Березовского - "независимым"? В "мыслящей части страны", как говорит Седов, отнюдь нет консенсуса относительно того, что "независимость" - это неизбежное следствие сотрудничества с бывшими ельцинскими олигархами, сегодня конфликтующими с Путиным, а вчера конфликтовавшими с соседями и между собой, сама суть бизнеса которых была построена на их монопольном статусе, административных преференциях и жестких ограничениях свободы слова во вверенных им СМИ. И неясно, почему работу "независимых" сотрудников Гусинского и Березовского социолог автоматически уподобляет "объективному информированию людей". И наконец, совершенно не ясно: кем и когда была выстроена принимаемая Седовым за аксиому прямая связь между степенью народного возмущения неудачами сотрудников Березовского и Гусинского - и уровнем развития в России гражданского общества? Некоторую связь этого общества с эгоистическими, шкурными, грязными, служащими не столько "информированию", сколько сведению счетов и вымогательству денег, СМИ, становящимися, в конечном счете, частью плюралистического разнообразия, отрицать, конечно, нельзя. Но чтобы столь мифологическая прямая связь гражданственности и Е.Киселева утверждалась с видимой опорой на данные социологической науки - это просто удивительно.

А когда данные науки (то есть опрос ВЦИОМ) твердят, что "в стране идет медленное пополнение верхушки "среднего класса"", что, по мнению населения, положение с "возможностью свободно высказывать свое мнение" скорее улучшилось (26%), нежели ухудшилось (19%), Л.Седов не скрывает недовольства: "Как ни странно, но, несмотря на все гонения на независимые СМИ, в общественном мнении продолжает сохраняться положительный баланс оценок положения со свободой слова и деятельности СМИ..." И здесь прорывается что-то совершенно нелиберальное, негражданственное, даже что-то латентно социалистическое, планово-централизованное и распределительное: "Особенно большие сдвиги в положительную сторону люди видят в сфере наполнения прилавков потребительскими товарами. Но... "видит око, да зуб неймет" - и большинство граждан жалуется на несправедливость в распределении". Казалось бы: вот она, материальная основа рыночной свободы и конкуренции, вот они, стимулы и объекты для гражданственного попечения (ведь большинство людей никогда не будет довольно своим материальным положением). Но это неизбежное недовольство печальник гражданственности по-советски привычно и по-марксистски сочувственно называет "несправедливостью в распределении", словно в распределении справедливость возможна. Потому-то в подкладке сетований Седова о "плачевной картине состояния российского гражданского общества" сквозит не либеральная страсть к свободе и производству, а антирыночная, советская страсть "правильно распределять"; не создавать равные шансы, а напротив, отстаивать любой ценой монополию "мыслящей части", немыслимую без особого доступа к распределению.

Странное дело - но для аналитика из ВЦИОМ само существо гражданского общества, противостоящего власти, нечувствительным образом сводится, смешно сказать, к деятельности ТВ-6. Его не волнует ни экономическая, ни политическая свобода как условия реализации частных или групповых интересов и независимой самодеятельности. Его волнует власть над населением. Для него нет общества вне власти, толкуемой им сколь угодно широко, и поэтому все его апелляции к гражданственности - суть лишь апелляции к еще одному инструменту одной из властных групп, которой он симпатизирует. А разве частная и клановая, экономическая, политическая, социальная, религиозная гражданственность - не имеет отношения к "гражданскому обществу"? Их влияние - не факторы свободы? Их борьба за свои интересы - не содержание гражданской жизни и самой что ни на есть подлинной политики?

Седов видит иное: "Вся вторая половина января прошла под знаком события, взволновавшего если не всю страну (ну ведь знаем уже, что не всю! - М.К.), то, во всяком случае, мыслящую ее часть, озабоченную положением свободы слова в стране и - более широко - явными признаками усиливающегося наступления властных и силовых структур на политические, экономические и информационные свободы граждан. Речь идет о закрытии канала ТВ-6..."

Мне часто кажется, что собственная идеологическая деятельность аналитиков ВЦИОМ, с непременной легкостью упаковывающаяся в данные его социологических опросов (которые, к счастью, к идеологиям пристегиваются плохо), еще чуть-чуть - и не остановится на изображении буйной части "яблочного" электората или избирателей СПС в качестве "мыслящей" элиты, не остановится на признании команды Е.Киселева квинтэссенцией гражданских ценностей и свобод... Кажется, недалек тот час, когда читатель, открыв новое сочинение вциомовского аналитика С., или аналитика Г., или аналитика Д., узнает, что теперь не сотрудники Е.Киселева, а они сами, аналитики С., Г. и Д., - квинтэссенции и ипостаси гражданских ценностей и свобод в России.

И не дай Бог, случится у аналитиков мелкая какая-нибудь полемика с представителем жилкоммунхоза или профсоюзов ("власти") - и оный представитель как-либо временно ограничит волеизъявление аналитиков...

Тогда точно - гражданское общество у нас пропало. И политика умерла.

2. "Схемы" и кожа

Справедливости ради надо сказать, что - добросовестное или не очень - описанное социологически-идеологическое убеждение в "умирании гражданственности" и сопутствующей ей политики распространено не только в среде бескорыстных поклонников телевизионной пропаганды.

И более серьезные люди - из тех, кто формирует политические и экономические решения, сам строит свой бизнес на развитии политических институтов, - склонны находить в актуальности факторы неизбежного "умирания политического" в России. Они говорят о том, что президентская власть все менее нуждается в политическом торге с олигархами, региональными вождями и федеральными лоббистами - и уже совсем более не нуждается в каком-либо торге с политическими партиями. Что сила общественного воздействия на власть через СМИ резко уменьшилась, а механизма реализации массовых экономических интересов так и не появилось. Что на смену кумовским и земляческим кланам или беспринципным "семьям", оставлявшим простор для "гражданской" карьеры, пришли корпоративные сообщества; на смену свердловским, чубайсовским и березовским - последние поколения советского КГБ.

При этом серьезные люди, выросшие в эконом-политических деятелей отнюдь не на просторах представительной демократии, испробовавшие по мере взросления объятия многих легальных и нелегальных банд, научившиеся извлекать особую ренту из специфических условий "управляемой демократии", - теперь, когда возможности информационного шантажа власти сократились, а убойная сила "политических рисков" (политических инструментов конкуренции) бизнеса снизилась, притворно сетуют на "глухоту власти". Они почему-то не хотят признать, что и для власти теперь профессионально прозрачны и методы информационных наездов, и заказушная природа крупнейших национальных СМИ, по прейскуранту торгующих "общественным мнением" в упаковке желтого примитива (ярчайший пример - желтый гигант "Комсомольская правда"). Они почему-то забыли (хотя по-прежнему прекрасно понимают), что сколь-нибудь самопроизвольного воздействия общественности через СМИ почти не было даже в медовую эпоху межолигархических "информационных войн" 1996-1998 годов. Напротив, практически все внятные, преследующие четко сформулированные цели, имеющие четкого адресата воздействия "медийно-общественные" кампании - были результатами усилий все тех же олигархов, вождей и лоббистов, были ими щедро оплачены и использованы не в общественных, а в своих личных или клановых интересах.

Гражданственными реками вытекают публицистические слезы о слабом развитии отечественной партийности. При этом уж кому, как не серьезным людям, хорошо знающим цены на самые высокие места в партийных списках, депутатские запросы, судебные решения, "беспристрастность" избиркомов и т.п., - очевидно, что настоящая политическая партия, с реальным членством (свыше 300 тысяч человек) и партийной жизнью, в России одна - КПРФ. Все остальные - лишь формы частного бизнеса: ЗАО "Яблоко", ООО "Союз правых сил", Некоммерческое партнерство "Единая Россия", с гендиректорами, штатом, процветающим внутрикорпоративным воровством, практикой "кормлений", "откатов" и инсайдерских сделок, - абсолютно без активистов, партийной массы, хоть чуть-чуть на деле превышающей число штатников, внештатников или временно работающих по договору. И высокий минимум численности и представленности партий в регионах, введенный современным федеральным законодательством, - не более чем экономическая, а не политическая мера, касающаяся способности хозяев партий покупать необходимое число индивидуальных данных на фальшивых партийцев. Некоммунистическая партийность - плоть от плоти современной серой экономики, выводящей в долларовую тень все наличные платежи, на рыночных условиях (как правило, "в черную") покупающей любовь СМИ и корректно оформленные подписи на предвыборных подписных листах. И только тогда гражданственная забота о некоммунистической партийности обретет свой нефальшивый и искренний смысл, когда многоликие "благотворители" отодвинут на второй план свои личные цели, которые они ставят партийному инструментарию, избрав приоритетами цели политические, экономические и социальные. Когда, легко сказать, шкурные личные интересы согласуются со шкурными коллективными.

Ярко помню проникнутую болью речь руководителя регионального отделения на ликвидационном съезде одного из "движений", которому было приказано слиться в "Единую Россию". Партийцу не хотелось "сливаться": там, дома, вокруг плохонького отделения в полтора активиста, у него был выстроен устойчивый и легальный бизнес, от которого теперь - в силу астрономически далекой от него необходимости "единения" - он должен был отказаться.

В нормальных условиях так и использовать бы многочисленным сторонникам "свои" думские партии в качестве "крыши" для деловых или общественных интересов. Но реально одномоментная связь электората с электоральными фикциями - не позволяет партиям стать настоящими структурами представительной власти. И не делает их действительными представителями тех, кто, в силу опыта или убеждений, приводит к власти очередную бюрократически-бизнесовую "схему" (т.е. легальную форму нелегального бизнеса) под именем "Яблока", СПС или "Единства". Супротив этой конкретики "судьбоносные" президентские выборы, приносящие победу непредсказуемому одному, а подрядчикам - лишь мелкие воровские удовольствия, конечно, в наименьшей степени связаны с "интересами". И когда левые и либералы с высоты "схем" судят президентские выборы за "безыдейность", за самодостаточность мифологических формул, обрабатывающих сознание масс, за злонамеренное истребление политики как соревнования интересов - в угоду "судьбоносности", - они, конечно, правы. Но правы лишь отчасти.

Правы в том, что современная верховная власть в России, заслонившись "судьбоносностью" от шкурной повседневности, не служит и не может служить прямой выгоде масс. Не создает, не терпит настоящей партийности, выходящей за рамки вполне прагматического манипулирования законодательным процессом. Не любит частных экономических интересов. Равнодушна к "разоблачительной" активности СМИ, диктуемой не только участием в заказных "медиа-кампаниях", но и реальной борьбой с бесконечными русскими безобразиями. Строга к региональным вождям, блестяще овладевшим законной тактикой апелляции к воле избирателей. Одним словом, не любит политики.

Однако нестыковка и фальшь антипутинской гражданской обеспокоенности витий в другом: какие бы идейные платформы ни принимали партийные силы, какие бы ни декларировали они смены курсов - опору на средний класс, опору на молодежь, на интеллигенцию, - бюрократически-бизнесовые "схемы" сами точно так же совершенно не нуждаются в открытой политике, в каждый ответственный момент предпочитая лоббизм, паркетный сговор или просто продажу. Мифологически, медийно и рекламно организованная "социальная опора" для них - не политический ресурс, а тяжелая статья расходов, непосильная без хозяйского участия спонсоров. Ежедневные интересы масс для них, вспоминающих о своей партийной принадлежности лишь по пейджерному свистку, - совершенно непосильная, невыносимая ноша. Из ежевыборных социологических исследований они видят сугубо демографический характер своих электоратов, но даже грозящие им гибелью смена и уход поколений не могут заставить их пошевелиться, повернуться к обществу не "схемой", а "интересами".

Это их политическая смерть столь зловонна, что еще заставляет кого-то в искреннем переживании поддерживать разговоры о "смерти политического".

Там же, где уже никем не контролируемые массовые политические инстинкты вырываются на волю из-под бюрократических институтов, им уже ничто не может помешать диктовать свои мутные, знакомо мифологические правила на знакомо "антиполитическом" языке. Это "схемы" давно лишились внятного политического и общественного языка. Улица безъязыкая не исчезала и не исчезает, глядя мимо политики "схем".

Исторически еще вчера не хотели иметь ничего общего с традиционной политикой активисты 1968 года, "зеленые" и т.п. Но демография вылечила их. Еще год назад (в Давосе) - неконвенциональный, неполитический, бессмысленный, сегодня (в Нью-Йорке) антиглобализм прошел фантастическую дистанцию: от хулиганов до общественно легитимных и почти уже политкорректных печальников о глобальном благе. И в политической риторике Запада замелькала новая лексика.

Так каждый раз социальное меняет, как змея кожу, свое политическое. Чтобы вновь мучиться от тесноты.

Примечания:

¹ Л.Седов. Общественное мнение россиян о событиях января 2002 года и об итогах года минувшего (По результатам опросов ВЦИОМ...) // Полит.Ру. 11 февраля 2002.