Владимир Тучков. Вячеслав Курицын. Журналистика 1993-1997


				20.06.98

Вячеслав Курицын
Журналистика 1993-1997
Выходные данные отсутствуют.
Солидное питерское издательство Ивана Лимбаха ориентируется на публикацию культовых авторов. Таких, как Д.А.Пригов, Лев Рубинштейн, Михаил Безродный, Леонид Гершович и человек-легенда Олег Григорьев. На сей раз со стапелей издательства сошел Вячеслав Курицын. Фигура настолько популярная в литературно-филологических кругах, что про Курицына, по-видимому, скоро начнут сочинять анекдоты.

Ибо данный критик сочетает глубину осмысливания материала (любого подвернувшегося под руку) с возможностью сотрудничества в несовместимых, на первый взгляд, периодических изданиях. Его авторство обнаруживается и в толстых журналах, и в широкотиражных газетах, модных глянцевых журналах и почти академических изданиях, публикующих цвет мировой филологии. И при всем при том, как это ни парадоксально, Курицын ни под кого не подстраивается, а хранит собственное лицо в единственном экземпляре.

Суть этого феномена отчасти проясняет лимбаховская книга Вячеслава Курицына "Журналистика. 1993 - 1997", вышедшая в апреле тиражом 2000 экз. и объемом 17,5 п.л. В расчете на год получается чуть меньше пяти печатных листов. Однако это далеко не вся курицынская продукция, а, так сказать, избранное. Он как-то признался, что в лучшие годы штамповал до пятисот машинописных страничек. Прекрасная иллюстрация к формуле о таланте, помноженном на трудолюбие.

Сразу же за коротеньким предуведомлением, где автор предельно откровенно воспроизводит свою жизненную траекторию и делится соображениями о "правильной журналистике", непосредственно идут статьи (к сожалению, без комментариев). Все это курицынские авторские рубрики, добрая половина которых в силу различных причин почила в бозе.

Прибыв из Екатеринбурга, честолюбивый, тогда еще молодой человек начал свою трудовую деятельность в массовой газете "Сегодня" с рубрики "Ризома", ничуть не заботясь о том, что мало кому понятное слово может вызывать раздражение в среде "глотателей пустот". Впрочем, в отделе искусства, возглавляемом Борисом Кузьминским, ему было с кого брать пример по части далекости от народа. Понятно, что бесконечно это продолжаться не могло. Под пулеметными очередями телефонных звонков разъяренных подписчиков отдел продержался недолго. Долго люди по новой трудоустраивались.

Однако мобильный Курицын прекрасно вписывается в любую реальность. И вот мы видим его уже ведущим рубрики "Люди, годы, жизнь" в "Независимой газете". Здесь любовь закончилась еще быстрее. Не прошло и года, как автор понял, что жесткий диктат главного редактора препятствует свободе его волеизъявления. Однако и за восемь месяцев сделано было немало... "Литературная газета", журналы "Новое литературное обозрение", "Октябрь", "Гала-спорт", "Художественный журнал", "Ом"... И наконец "Матадор", с которым Вячеслав Курицын, по его словам, намерен сотрудничать до конца дней (либо матадорских, либо своих). Тут, как говорил капитан Жеглов, у него лежбище. Собственно, и вся журналистская судьба Курицына имеет вполне детективный характер - с точки зрения увлекательности, а не попрания УК РФ.

Примерно так же строятся и его статьи. За основу берется некий факт: написание кем-либо какой-либо книги, впечатление от чего-нибудь несусветного, увиденного по ящику, беседа с приятелем, посещение ресторана, нововведение московского мэра, актуальное мировое событие и т.д. Это, так сказать, топор, из которого приготовляется изящное блюдо для интеллектуалов.

Далее автор начинает проводить всяческие параллели: исторические, медицинские, филологические, культурные, кулинарные и пр. Ловко оперирует фактами, цифрами, источниками. Даже формулами. До того умело, что не успеваешь замечать, когда он передергивает карты. А делает он это несомненно, поскольку того требует стратегия постмодернизма, апологетом которого он является. И потом при помощи "ментальных ходов" (термин Курицына) приходит к какому-нибудь потрясающему выводу. А скорее к множеству выводов, заставляющих читателя испытать счастье быть свидетелем изящной эквилибристики ума. Причем эта радость светла, поскольку Курицын никогда не опускается до пафоса: никого и ничего не осуждает, ни с кем не призывает бороться. Он с огромным удовольствием созерцает мироздание, восхищается его незыблемыми законами и понимает, что жизнь всегда объективна и всегда права.

Возьмем, к примеру, сюжет, опубликованный в журнале "Ом", и рассмотрим его схему. Несколько англичан заразились от коров болезнью Кройцфельда-Якоба (коровье бешенство), суть которой заключается в медленном, но верном разрушении мозга, вплоть до наступления идиотизма, утраты рефлексов и неминуемой смерти. Аналогичная болезнь "куру" обнаружена у новогвинейских папуасов, которые на похоронах кушают мозг умершего собрата. Однако и буренки, как оказалось, занимаются каннибализмом: они питаются мукой из отходов умерщвленных на бойне коров. Это высшая стадия рефлексии, поскольку пожирание себя - апофеоз отношения к себе как к объекту. А мы имеем дело именно с самопоеданием, поскольку не обладающие индивидуальностью коровы - одинаковы и даже идентичны.

Идем дальше. Агентом коровьего бешенства является особый белок прион. Попадая в человеческий организм, прион усваивается и становится уже не коровьим, а человеческим белком. И начинает истреблять мозг человека. Таким образом, налицо суровая, но справедливая месть: человек приучил корову к самоедству, за что корова наградила его тем же самым.

Другой бы на этом успокоился и поставил точку. Но Курицын не таков. Согласно знаменитой теории Теренса Маккены, человек приобрел сознание (т.е. стал человеком) благодаря потреблению расширяющих сознание псилоцибиновых грибов, которые растут на коровьем помете.

"Когда-то ЧЕРЕЗ корову наш мозг появился на свет (то, что стало блином, прошло через тело коровы: кстати и то, что коровья лепешка вполне напоминает внешне человеческий мозг), теперь ЧЕРЕЗ корову (мука попадает в корову, а оттуда выходит в виде агента болезни) предпринята решительная атака на мозг: как бороться с прионами, науке пока неизвестно", - задумчиво заканчивает Курицын, отирая с лица праведный пот.

Помимо демонстрации изящества работы с любым материалом, данная книга привлекает и еще одним важным аспектом. В ней дан культурный срез ушедшего пятилетия. Погружаясь в чтение довольно объективной журналистики, не только с умилением вспоминаешь, но и как бы заново переживаешь события давно минувших дней, которые так волновали читающую публику, так много ей сулили всякого. Однако провидение распорядилось по-своему...

"Журналистика" подкупает еще и степенью доверительности, с какой автор обращается к читателю, тем, сколь он мужественно-откровенен: "Недавно моя жена Ира Балабанова полночи лежала в ванной, рассматривала узоры на своей коже и хохотала, а я стоял рядом и писал на нее. Иногда, когда у меня потные ноги, я прошу Иру, чтобы она мне на них посикала, и пот сошел бы вместе с мочой. Некоторые воспринимают это неверно..."

Владимир Тучков