А здесь я закрываю глаза и пытаюсь не видеть New York.
Александр Скидан

94 год. Август. 9 душных часов утра. Падают звезды. Прекрасная Елена, иначе Лена Долгих, и я, я тоже! - движемся в раскаленном воздухе мимо портрета Элеоноры Дузе, а минутой спустя выгребаем на Михайловский в точке попадания на офицерские корты.

Улица пустынна. Над асфальтом марево. В мареве Александр Скидан. На пиджаке осенние листья. Как лунный свет в литературном пруду, на лице Александра Скидана стоит улыбка, - он нас видит. Но не знает, что у меня для него две новости. Одна хорошая, вторая не хуже. "Почему здесь, Саша!?" - Долгих. - "Потому... что вчера та-а-а-а-к устал, что не дошел, а здесь тепло! И ночью... вот главное". Первая новость заключается в том, что он отправляется в путешествие. Вот главное. Вторая - в том, что путешествие лежит в сторону Нью-Йорка. Так и было. Железные башмаки и железные хлебы.

И все было хорошо. Когда бы только он не разбил чужую машину там, ночью, пытаясь поставить ее на стоянку. Если бы не смотался в SF, но никому об этом ни слова.

Все возвращается. Поздней осенью 99 Александр возвращается в NY, и поздней осенью в разговоре с Александром я возвращаюсь к теме NY.

* * *

СС: ...Странно, потому что, может, впервые я увидел, как видит Деву Марию... наш художник, я говорю наш, потому что имею в виду время. Эти его картины еще к тому же в таких наклейках a'la Климт, порнографических, то есть сплошные генитально-анальные инсталляции...

Но Джулиани! - он же сплошная сука, это он затеял процесс по поводу оскорбления католической веры. Но Музей отстоял свое право на free speech.

В ответ Джулиани отрезал все деньги от Музея. Как он будет существовать, не знаю. Пуританизм и страх терроризма сливаются в одно. Хотя в отношении граждан NY никто не пользуется гильотиной.

АД: Ладно, давай про осень, Саша!

СС: Во-первых, это фестиваль Next Wave. По приезде сразу же я попал на концерт Laurie Anderson. Знаешь, это правда незабываемое зрелище! То есть это - опера, действительно! За основу она взяла роман "Моби Дик", сказку о белом ките, ну, все знаем про это. Кроме того, важнейшим моментом я считаю, что в этой опере она использовала изобретенный ею же инструмент - talking stick, говорящий посох или говорящая трость. Такая легкая палка с небольшими отверстиями... Любое касание вызывает то, что называется музыкой... зерна звуков.

АД: Тoрменвокс..? Кстати, как это произносится?

СС: Нет, там совсем все странно, там собираемые зерна звуков живут иначе... И одновременно эта talking stick работает на протяжении всего спектакля. Это и весло, это и гарпун... я хочу сказать, что они не касаются этой штуки, но заражаются ею и танцуют. Надо еще видеть зал. Лорри появлялась со своей электронной скрипкой, вносила текст, читала... басист находился там же, кто-то еще... три певца, подожди, и они же танцовщики, да?

АД: Саша, насколько это похоже на "наши" представления?

СС: Абсолютно не похоже! Настолько изысканно, отточено...

АД: В чем заключается изысканность?

СС: Я думаю, в пропорциях, в соотношении музыки, текста, движения. Все скупо, почти аскетично... плюс громадное включение электронных средств! Возьмем, к примеру, экран, огромный, передней стенкой обращенный к зрителю, - оттуда всегда прилипает глазами очередная рыба. Но это настолько неагрессивно! Просто дает возможность дышать. И вообще, мне кажется, все теперь идет от почтения к литературе. Я заметил, что этот сезон был отмечен именно этим почтением не только на вернисажах и не только в театре, а я имею в виду еще и балет Пины Бауш, который мне довелось посмотреть... На мой взгляд, все подряд отмечено неким возвратом к конвенциональным, привычным формам по отношению к тому, что мы привыкли называть авангардом.

АД: Больше осторожности?

СС: Конечно. И больше классических рассказов.... чего далеко ходить, - вот, роман Мелвилла "Моби Дик", - вообрази себе такую постановку с чтением "Войны и мира"! Да? Лорри просто цитировала его кусками, ну, не "Войну" же и "мир", а "Моби Дика".

И о той же выставке "сенсации" в новом музее изящных искусств¹... Которую Джулиани пытался закрыть. Хотя, знаешь, очень многие работы, невзирая на технологии производства, несут на себе эдакую печаль, i.e. печать рассказа, повествования, narrative.

АД: Идеологии? Истории? Мы соскучились по сказке, да?

СС: Кстати, у Laurie Anderson тоже... Каждый фрагмент носит классический характер.

АД: Помнится, она начинала свою карьеру, играя в горизонтах нижнего Бродвея на ледяной скрипке, скрипка таяла, концерт кончался. Она же всегда считала себя клоунессой!

СС: Что-то в ней это есть... таять, исчезать, появляться... Но интересно другое - люди, которые были на ее спектакле! Я дважды побывал на этом фестивале, Next Wave, на опере ЛА, а потом на балете Пины Бауш, и я специально приходил эдак за минут 15, чтобы постоять у входа, покурить, посмотреть, кто идет и куда. Знаешь, более интеллигентных лиц, более одухотворенных и красивых - я не видел в своей жизни. Конечно, может быть, это было событие для NY, трудно сказать. Но все равно, лица были очень красивые. Смотреть на них было одно удовольствие.

АД: Погоди, а как они были одеты? Как сегодня одевается NY? Ну, к концу 80-х там черный цвет господствовал во всем. Вечное воспоминание одного из берегов Сены... Где сегодня этот "второй" черный цвет?

СС: Знаешь, черный романтизм постепенно сходит со сцены, медленно, но уходит, хотя... кто-то еще продолжает ему следовать... последние всплески наблюдаются, и мне это нравится, это NY, это его преданность. Если конкретно, то сегодня - это куртки слегка ниже бедра, серого, маренго, просто блекло-зеленого цвета - это модно. Причем, надо заметить, застегнуты они на верхние две-три пуговицы. И руки в карманах брюк. Но главное ведь - это длинный шарф, перекинутый через плечо и составляющий, скажем, нужную вертикаль распахнутости. А что четко определилось - обувь, тупые носы, нет-нет, прости, мой друг, не твои любимые "лапы", но жестко обрезанные. Странно, правда?

Конечно, можно носить и круглые "носы", но вот такие - подчеркнуто модно. И непокрытые головы! Сколько я ни был - дождь, снег - никаких головных уборов. Но перчатки! Шарфы, перчатки, толстые пиджаки... вот что действительно в ходу.

АД: Ты много слышал про Пину Бауш, совпало ли твое представление с тем, что увидел?

СС: Нет, абсолютно не совпало, я правда был просто удивлен! Я ведь ожидал чего-то более брутального, авангардного, здесь же был дивертисмент... фрагменты... все это рассыпалось на какие-то микроистории, рассказы с обилием не столько танцевального шага, сколько бытового пластического жеста. Они говорили, рассказывали анекдоты, обращались в зал, причем получался театр в театре и спектакль состоял из двух частей. Первая - гротескная, бравурная, пронизанная эротической игрой. Вторая - когда сама Пина Бауш, почти неподвижная, танцевала, одними руками. Ну, а после, во второй части, была сцена фантастическая, убойная - на смену шумной музыке пришла едва ли не классическая музыка... просто арии из опер... И на фоне одной из немецких арий на сцене появилась земля...

Вообще, у балета, оперы, театра есть преимущества перед просто словом, и я им завидую! В литературе этого эффекта добиться сложнее. Это... когда условность сталкивается с безусловным.

АД: А о прогулках?

СС: Ты же все это знаешь, мы ходим по Down town, изредка заползая в кафе погреться и съесть жареного картофеля. Манхэттен - совсем другая страна, карты нет. Завтра все на другом месте, все иное, все абсолютно не так. Помнишь, когда я отбыл 5 лет назад? Тогда я жил на 26-й East Side и, конечно же, прежде всего я пошел туда... многих кафе нет, вместо кафе галереи.

Манхэттен не стоит на месте. На самом деле это путешествуют деньги, странствует капитал. И он, что естественно, регулирует географию, места обитания артистической среды.

Например, сейчас многие из East Village перебираются в Верхний Бруклин (Brooklyn Heights), где еще 10 лет назад обитали наркоманы, проститутки, бандиты с пистолетами и т.д. И вот, они там, и кроме них условно никого. Там просто стало дешевым жилье... Мы бы тоже среагировали! Но они ведь сегодня переживают классический экономический бум. Цены выросли сплошняком. Поэтому все свинчивают с Манхэттена в "верхний бруклин" или Jersey City. Особенно художники, молодежь. И это всего лишь 20 минут на метро в разные концы.

АД: Саша, говорят, NY - город, который никогда не спит.

СС: Не спит и курит марихуану. Это как у нас, когда мы встречаемся и пьем пиво, или как русские писатели - водку. А у них, как только два человека встречаются, они тотчас закуривают. А если выпивают - то португальское вино. Оно дешевле и лучше французского. А от твоих любимых мест, от little Italy, ничего не осталось.

Chinatown смел Little Italy. Меня вообще поражает их пассионарность... А осталось? - Canal Street, да, осталась, но там всюду безымянные клубы педерастов, лесбиянок, любителей Рембрандта - только охранники. И мрачные трансвеститы. Чудовищныe, почему-то с большими лицами, пылающими глазами, скулами... И все это на фоне гаражей, амбаров и тьмы. Но это почти уже у реки, почти за рекой, дешево, можно снимать лофт и жить.

АД: В 94-м ты впервые кинулся за Атлантику...

СС: Это другая история, тогда я жил в другом месте. Другие люди, другие языки.

АД: Ты говорил, кстати, о том, что молодежь в NY вполне может выжить на "кредит". Что это значит для народа? Здешнего?

СС: Знаешь, удивительная вещь, и не только в NY. Государство весьма разумно и в то же время очень хитро поступает с молодыми людьми. Студент берет огромный кредит. У него есть кредитная карточка, на которую он может прожить всю оставшуюся жизнь. Ничего не делая. Зачем такая карточка дается? С расчетом на то, что, кончив учебу, ты получишь МЕСТО и будешь всю жизнь отдавать долг. Ну, наш знакомый внес на этих условиях за ДОМ всего $3000. В течение 20-25 лет он будет отдавать примерно стоимость услуг. Но можно этот долг не отдавать...

АД: Поэтому так много интеллигентных лиц даже на вечерах поэзии? Ты говорил о вечере памяти Октавио Паса...

СС: Там действительно стояла очередь через весь "центральный" парк к Metropolitan Musuem. Но там... конечно, там ты увидел бы всех своих любимых людей. Palmer, Ashbery, Sontag, Roushenberg, etc. Не ожидал, что такое вообще возможно. Такая очередь на вечере поэта... Зал был небольшим и не всех вместил.

АД: Сколько же было народу?

СС: Ну... не больше трех тысяч.

* * *

АД: Саша, NY, говорят, город, который никогда не спит?

СС: Да. Лекарство от бессонницы ему вряд ли нужно прописывать.

АД: А тебе?

СС: Пока снится NY, в этом нет особой необходимости.

Примечания:

¹ Там (591, Broadway #4B - мы впервые увидели женский презерватив, который, увы, не получил никакого признания в дальнейшем, хотя его возможные судьбы мы с надлежащим усердием исследовали в беседах), действительно, открыли музей. Это на три этажа ниже Jacki Ochs, у которой мы всегда с Курехиным обедали и из окон сестры которой, Caryll, я всегда видел, как там - на Bowery. И вот, там, тогда Laurie Anderson мыла в тарелке мои очки, был - 1988 год. (прим. - АД).