Какое массовое издание компетентнее прочих освещает литературный процесс?

Афиша
Ведомости
Время MN
Известия
Итоги
Книжное обозрение
Коммерсантъ
Литературная газета
НГ-Ex libris
Новое время
Общая газета
Сегодня
Эксперт

Ваши комментарии:

Имя

E-mail

В жалчайшей из ниш

Кант определял прекрасное как целесообразность без четкого представления о цели. Это, пожалуй, наиболее емкая и изящная из существующих на сей счет дефиниций. По крайней мере, именно она часто приходит на память - скажем, когда речь идет о женской красоте.

Однако если задуматься, оказывается, что и всякий журнальный или же газетный текст, включая очевидно джинсовые, с легкостью подпадает под формулировку кенигсбергского философа & мизантропа.

Я совсем не хочу сказать, что публицисты регулярно и сознательно симулируют правдоподобие и злостно пускают пыль в глаза. Вовсе нет.

Я просто хочу сказать, что они поступают так в подавляющем большинстве случаев и, надеюсь, едва ли сознательно. То есть, с одной стороны, производители скорострельных истин действительно делают нам красиво - и это их работа, их хлеб; с другой, выражаясь словами еще одного философа, именно в силу этого они плодят лишние сущности - едва ли жизнеспособные, хотя бы уже потому, что не являются необходимыми. (Необходимость гнать строкаж не в счет).

Однако ж довольно об этом. Достаточно сказать, что речь сегодня пойдет именно о целесообразности без цели - иначе говоря, о симуляции, иногда действительно симпатичной.

Итак.

1. Сначала о симуляции царственной и потому простительной. Отчасти - о любви.

Лев Рубинштейн - автор, если можно так выразиться, многопроцентно соответствующий своему имени. По крайней мере, с точки зрения астрологов. Он сугубо индивидуален (о наличии таланта упоминать как-то неприлично), фееричен, действительно обаятелен и, что называется, писатель с сюрпризом. То тему подхватит бог весть какую, то в последний абзац этакую изюминку ввернет, что и блюдо в целом радугой ароматов заиграет. Короче, умница и виртуоз. В том числе - субъективности и боговдохновенной самости.

За что и любим. И, должно быть, любить будем. Потому что любовь - это еще и умение прощать.

А на сей раз читателям есть за что прощать автора. Поскольку Лев Семенович явно обиделся на кого-то серьезно, да и устал, наверно, адски - и потому взял и попросту схалтурил. Произвел на свет отписку. Причем развернутую, по-своему сердитую и, главное, неприкрытую. Отбубнил положенное на полутора разворотах журнала "Итоги" и с детски-обиженной миной удалился.

Думаю, причина проста: деспоты редакторы, вменяя в вину обозревателю произвольность его выбора, а иногда и сомнительную свежесть рецензируемой литературы, потребовали от него чего-то вроде типовой колонки с экспресс-анализом сравнительно недавних изданий.

Писатель с требованиями согласился, но от того не почувствовал себя менее уязвленным. И добрую половину "обзора" посвятил самооправданиям. Исповедь - жанр сомнительных достоинств ("Зачем слова?" - как сказал поэт), но в исполнении Рубинштейна она прелестна. Именно благодаря авторской интонации:

"Даже издания, целиком посвященные книгам и журналам, неизбежно отражают лишь ту часть пресловутого айсберга, которая просматривается из точки их наблюдения. А нам-то о чем говорить? Потому и может возникнуть ощущение случайности и немотивированности наших книжных рубрик. Какой принцип отбора? Почему этот роман, а не тот? Почему эта энциклопедия, а не другая?.. Но не ради оправдания, а ради истины зададим встречный вопрос: а какой принцип отбора показался объективным? Сами же ответим: а никакой.

Ваш обозреватель не только субъективный читатель (а другого читателя представить себе проблематично), но и не собирается этого скрывать, рассчитывая исключительно на то, что те, кому интересно, как и что он (то есть ваш обозреватель) пишет, доверяют и его выбору".

То есть не то чтобы "не обижайтесь на Наума Коржавина, а то он будет извиняться". Здесь все мягче и веселей, но сама интенция показательна. Кстати, зодиакальные Львы действительно извиняются редко и неохотно, а если и извиняются, то этаким вот способом - может, и сморгнув досадливо, но продолжают гнуть свою линию.

Из скрытого внутриредакционного противоборства Рубинштейн выходит победителем. В частности, объявляет, что обзоров от него так и не дождутся:

"Жанр этих заметок я бы не решился определить словом "обзор", ибо обзор предполагает некоторую развернутость, концептуальность и претензию на полноту картины. Я имею в виду другое... Этот жанр я бы обозначил как "лирико-импрессионистическая библиография". Или что-то в таком роде..."

Далее действительно следует "что-то в таком роде". Например, о романе Бориса Житкова "Виктор Вавич" мы узнаем, что это книга культурная (потому что издана в Питере), многострадальная (писалась 15 лет, сразу же по опубликовании была запрещена), и Борис Пастернак называл ее лучшим романом о русской революции... Все. Небрежно пересказанная аннотация издательства "Независимая газета". О "Литературном дневнике" Зинаиды Гиппиус - что это "талантливая, очень жесткая, никак не дамская проза". Тоже - все.

А теперь отступная: Не знаю, как филистерам редакторам, а по мне и этого достаточно. Не потому, что указанные цитаты сколько-нибудь просвещают меня касательно содержания книг. А потому лишь, что написано это Рубинштейном. Писателем куда как симпатичным. И сообщай он об агрикультурных методах культивации бешеных огурцов, я, кажется, и это бы читал.

На мой взгляд, не стоит понуждать Льва Семеновича к играм в профессионала-поточника. Он попросту не для того создан.

А теперь комментарий: У львов, на сей раз уже - зверей, семейные обязанности распределяются следующим образом. Добычей пропитания занимается только львица. Глава же прайда охраняет охотничью территорию от посягательств соперников (в случае Рубинштейна это дурновкусие и стилистическая невменяемость). Необходимость в нем, стало быть, лишь стратегическая, но отвечать за глобальную безопасность может только он.

А от таких мелочей, как ежедневная беготня в поисках абы чего, - это увольте.

2. Теперь укажем на чистый, с нашей точки зрения, вариант бесцельной целесообразности. Мало чем оправданной. А значит, несимпатичной.

Рецензия на книгу Дмитрия Быкова "Отсрочка" в журнале "Профиль" (21 февраля, #6). Автор рецензии Татьяна Блажнова, видимо, в свое время недоизрасходовала запас сентиментальной патетики, заложенный природой в женское естество. Может быть, виной тому невнимательное и недостаточно упоенное чтение в юные лета "Бедной Лизы", может быть, то, что в студенческие годы к нежной авторской душе недостаточно привились навыки критического сознания. Тайна сия mystery is.

Так или иначе, но запас - если не заряд - сохранился, и наконец сыскался достойный его предмет - Дмитрий Быков. Отсрочка. Стихи. - СПб.: Геликон Плюс.

В результате читатели "Профиля" узнают следующее:

1. У поэта Дмитрия Быкова д'артаньяновский профиль.

2. Быков-поэт не похож на свой телеэкранный журналистский образ.

3. Броско-красивый, энергетически заряженный, он то и дело возникает в поле нашего зрения.

4. Спорит в "Пресс-клубе".

5. Ведет аукцион, где пропадает барахло поп-звезд.

6. Играет с дочкой в "Поле чудес".

7. А однажды выпустил неприличную газету "Мать".

То есть глыбища и далее по тексту. Однако это не все. Поскольку:

"Откуда же в его стихах такое чувство лада и стиля, меры и слова и каждая строчка дышит культурой и традицией? Строка такова, каковой должна быть, чтобы выразить эту мысль и это чувство. Он пишет о том, что течение дней само по себе драма, а каждый прожитый день - утраченная возможность... Гипертрофированное, драматическое ощущение времени - и непрерывные размышления о том, что происходит".

Не знаю, существуют ли еще на радио те программы, которые раньше транслировались ближе к полуночи: ведущая теплым грудным голосом, с тихим надрывом рассказывала о Есенине, Пушкине, Лермонтове. Ровно в таких выражениях. Разве что не плакала.

Ну бог бы с ним, со стилем рецензии. Он по-своему хорош, я бы даже сказал: вдохновляющ. Если бы не цитаты. Ничуть не стремясь задеть поэта, а только из соображений субъективного упрямства (см. выше) замечу, что пафос Т.Блажновой вряд ли оправдан. Если только я не ошибся и упомянутый сентиментальный заряд не был в свое время израсходован ею на творения Евг.Евтушенко. И теперь налицо радость рецензента, опознавшего нечто знакомое, алкаемое и родное. Ностальгия.

Уж очень много в быковских стихах шестидесятых, причем не лучшего пошиба.

О времени:

Век при смерти,

Кончается эпоха,

Я вытеснен в жалчайшую из ниш.

Воистину, все хорошо, что плохо

кончается. Иначе с чем сравнишь?

О родине:

Здравствуй, Родина!

В дали твоей

Лучше сгинуть как можно бесследней.

Приюти меня здесь. Обогрей

Стужей гибельной, правдой последней.

Под стать и комментарии Блажновой: "Поэту, как и во времена Ахматовой, уготована участь быть с "моим народом"... "Опора для автора теперь, похоже, Бог. Хотя об этом Быков говорит очень осторожно и как бы не вполне уверенно".

Иначе говоря, мы имеем дело не столько с сознательной симуляцией (для этого текст слишком нашпигован пафосом и приправлен слезой), сколько с непроизвольным симулякром. Что тоже можно назвать бесцельной целесообразностью. А также - стрельбой из пушки по воробьям.

Впрочем, разве в наше время и на нашей почве деятельность литобозревателя массового неспециализированного (читай: политизированного) издания не сводится именно к такой малопочтенной стрельбе, что бы каждый из литобозревателей сам о себе ни воображал? Может быть, принципиальный субъективизм Льва Рубинштейна или принципиальная невежественность Михаила Новикова читателям как раз и импонируют? РЖ не знает точного ответа на эти вопросы. Надеемся, что вы нам поможете, если вернетесь в начало только что дочитанного вами текста и щелчком мышки выберете одну из представленных там позиций.