О соблазнах жанра

Стараниями тунеядца автора у этих "Плодов" нет осязаемой биографии.

Или того, что зовется четким графиком обновления.

И это безобразие, но только с одной стороны. С другой же - явление объяснимое, и вот почему: рефлексия, по мнению философов, поступок экстремальный. В чем-то героический - как штурм Измаила. Однако представьте себе такую регулярную экстремальность, и вам станет ясно, что это нонсенс.

Откроется вам и специфика упомянутого тунеядства. Строго говоря, оно заложено уже в самой природе рефлексии: необходимо ей так же, как ломкий стебель - увесистым зернам, судорожное затишье - истерике и, наконец, совместный поход в театр, консерваторию или на футбол - нормальным межполовым отношениям.

Надеюсь, это прозрачная метафора.

Также надеюсь, что, учтя вышесказанное, читатель простит и автора, и сам факт его трехнедельного бесплодия. Ибо последнее если и не было неизбежным, то оказалось как минимум продуктивным.

Свидетельства чему - ниже.

* * *

На этот раз мы займемся авторами книжных рецензий, которые появились в бумажной прессе в течение двух прошедших недель (25.01 - 8.02) - с тем, чтобы хоть как-то наверстать упущенное.

Тот тип авторов, к которому мы обратимся, стоит именовать не иначе как Сообществом Терминаторов от рецензирования. Поскольку при всем различии стилей и ценностных установок сходятся наши герои в одном - обязательном присутствии деструктивной составляющей. Реализуется она по-разному, но, как правило, оказывается своеобразным камертоном и фирменной маркой - будь то праведное негодование пылкого ценителя, эстетское "фи" или искушенность профессионала, плавно перетекающая в сдержанную брезгливость и тихую ненависть к предмету своих занятий.

По Гершензону, главной из характеристик российской интеллигенции стоит считать "комплекс имманентного несогласия": сословие это никогда не считало и не будет считать существующее положение дел приемлемым. Градация претензий и поводов к недовольству обширна и замысловата: от ущемленности гипотетического "народа" до засилья торжествующего Хама. От возмущения реалиями "совка" до брюзжания по поводу экспансии западной поп-культуры. Сложно сказать, идет ли речь о генетически заложенной инфантильности или о сознательной тяге к нереальным стандартам, но факт остается фактом - все это сильно напоминает детскую присказку: "А ты купи слона". И люди пишущие (в частности - о книгах) подобного настроя подобной сословной привередливости не избежали.

За что и воздадим им должное.

На этот раз с требованиями купить слона (или здесь, сейчас и навсегда организовать небо в алмазах - по эскизу заказчика и в оптимальные сроки) выступили сразу несколько авторов и ровно в тех интонациях, на которые мы уже указали.

1. Специфику эстетского "фи" отлично иллюстрирует рецензия Дуни Смирновой ("Афиша", #2 (22) 31.01-13.02) на книгу "Леонардо да Винчи. Суждения", выпущенную издательством "ЭКСМО-пресс".

Собственно о "Суждениях" Леонардо в тексте ни слова (считается, видимо, что "свои" знают и без того, для остальных же существуют раздел видеоновинок и реестр питейных заведений). Тем не менее, о чем поговорить нашлось: досталось издательству - и досталось по полной программе. За такое мракобесие, как довесок в виде работы Фрейда о Леонардо.

Филиппика настолько показательна, что цитируем ее едва ли не полностью:

"Может, для медицинской науки все это и важно. Может, это страшно интересно для любителей Фрейда. Ну издайте тогда Фрейда отдельной книжкой и радуйтесь! Здесь-то это зачем? Если обязательно надо Леонардо с кем-то и с чем-то сочетать, то, Господи Боже мой, про него же столько написано! Переведите то, что не переведено, или опубликуйте один из отрывков Муратова о нем, хотите, можно Вазари, но почему именно Фрейд?.. Классический пример пирожного, выпекаемого сапожником".

То есть проштрафились издатели колоссально. Мало того, что ханжески опошлили идеалы и скрестили дар божий с яичницей. Еще и трепетную Дуню до колик довели своей непроходимой тупостью.

Хотя в чем их грех, человеку стороннему и менее темпераментному едва ли понятно - почему, собственно, не Фрейд? Так же, впрочем, как непонятны преимущества текста Вазари перед статьей основателя психоанализа. Или Вазари по теперешним временам реже издается и до сих пор известен только знатокам? Непонятно.

Видимо, не нам судить о столь тонких материях.

Поэтому двинемся дальше.

2. Ольга Гринкруг ("Итоги", 8 февраля) испускает флюиды недовольства на территории, казалось бы, совсем уж нейтральной. Речь идет об издаваемых ныне собраниях сочинений таких именитых литераторов, как Пруст, Кортасар, Хаксли, Кафка, Аполлинер, Йейтс.

Очевидно, что собственно сочинителей - животных священных - ирония рецензента не касается. Однако виноватые все же находятся и караются бестрепетно. И вновь это проходимцы-издатели, чья вопиющая бестолковость, а то и беспринципность пусть и не разит Ольгу Гринкруг наповал, как, скажем, хрупкую Дуню, но поводом для праведного гнева и сарказма оказывается:

"Хотя солидности у собраний с постперестроечных времен ощутимо прибавилось, на академические издания пока не тянут даже проекты "Симпозиума"... Остается заключить, что на самом деле "многотомность" призвана продемонстрировать статус писателя, которому таким образом присваивается звание классика и основоположника (магического реализма или сюрреализма - нужное подчеркнуть). Больше всего это напоминает распределение издательских благ в Союзе писателей советских времен. В "Амфоре", например, для подобных случаев существует отдельная серия с амбициозным названием Millenium..." И т.д.

Я - человек скромный и своего мнения никому не навязываю, но могу заметить, что на моей книжной полке издания тех же амфоровской и симпозиумовской серий фигурируют в количестве изрядном, и надеюсь, число их будет увеличиваться. А происходит это по той простой причине, что, на мой скромный взгляд, аналогия между Союзом писателей СССР и вышеперечисленными авторами едва ли уместна. Больше того, посмею напомнить Ольге Гринкруг, каков был накал ожиданий перед появлением симпозиумовского трехтомника Эко.

А то и вообще решусь на сомнительную аналогию - с хрущевской послевоенной застройкой, которая избавила целое поколение от проживания в бараках и подвалах. По-моему, лучше уж амбициозные издательские хрущевки, чем гулкое ничего или произведения тех же авторов в глянцевых обложках и наскоро проклеенных переплетах.

Такие дела.

3. И наконец - о "тихой ненависти" профессионала.

Михаил Новиков, с его колонкой "Что читать" ("Коммерсантъ", #15, 2 февраля). Рекомендуем как образец легкого джентльменского презрения, для которого достаточно лишь пожатия плечами и короткой саркастической улыбки.

Итак, роман Макьюэна "Амстердам" - лауреат английского Букера 1998 года. Вкратце пересказана сюжетная завязка - с комментарием: "Звучит несколько вязко, традиционно и не особенно впечатляет? Первая треть романа и в самом деле нудновата". Да-с, господа - нудновата: первая усмешка. "Но дальше действие уплотняется и ускоряется: в итоге примерно с середины книги от нее уже совершенно невозможно оторваться. Дочитав, обнаруживаешь, что это была не сентиментальная история из жизни зарубежных интеллигентов, но мрачная сатира, чистой воды черный юмор".

Юмор настоящий джентльмен ценит всегда и в любом виде, поэтому пафос остальной части рецензии сводится к классическому: "В Англии ружья кирпичом не чистят". (Точнее же - "Завидно, господа: наши так писать не умеют, как этот Макьюэн"). И про наших рассказывается вся правда - и сюжетные линии у них расползаются, и концовка, как правило, никакая: "Автору ничего не остается, как напустить лирического тумана да поставить точку, приговаривая про себя: "Конец читатель должен додумать сам".

В общем, бардак в отечестве.

Но маэстро не был бы настоящим специалистом, если бы не поверял восторги здравой критикой и критику эту не помещал бы во главу угла. Поэтому напоследок, одним махом, он и зарубежного умельца ставит на место: "Притом упреки критиков в том, что роман "Амстердам" хоть изящный, да неглубокий, не вовсе лишены оснований: сделано здорово, но новых истин о человеке и его нравах не сообщается". Вот вам и прощальное пожатие плечами.

Дело сделано: исполненная достоинства фигура критика вновь поднимается, наподобие "Гиганта" Гойи, над тщетой писательских потуг. Поднимается с тем лишь, чтобы плавно развернуться и направиться в сторону очередного детектива Дика Фрэнсиса и мемуаров спортивного журналиста Евгения Рубина - на заслуженный, надо понимать, отдых. Поскольку большая литература - большие проблемы, а это, господа, хлопотно.

Занавес опускается на оставшиеся не у дел и еще курящиеся руины действительно хорошего романа.

Конец.

По прочтении написанного ваш покорный слуга вдруг задал себе простой до неприличия вопрос: "А сами-то Вы, Денис Геннадьевич, чем лучше? Что это в Вас есть такое особенное, что позволяет вам трунить и ерничать по поводу уважаемой, авторитетной и, наконец, так или иначе, но дело свое делающей публики? А?"

И тут же себе ответил: "НИЧЕМ! Абсолютно". Я даже еще хуже. В сто раз. Взять те же "Плоды". Начинались они как гимн и дифирамб книжным рецензентам, скромным героям, вдохновенным ремесленникам. А к чему пришли? К чему?

Крыть нечем - к какой-то оголтелой феерии разрушения. Сословные, похоже, замашки. Так что сделаем добавление к формуле Гершензона. За неимением достойного предмета желчных излияний представитель указанного сословия оглядывается, хитро щурится и, алчно вскрикнув, за милую душу полощет окружающих собратьев. А если стервецу случится раздвоиться и трезво взглянуть на самого себя, то и самому себе он с легкостью невероятной многажды навешает по мордасам. Такая уж натура.