Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
Тема: Литературная ситуация / Круг чтения / < Вы здесь
Голод 72
Практическая гастроэнтерология чтения

Дата публикации:  17 Апреля 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Да, как сказал Роман Лейбов в форуме, "интересно тут у вас". Начали с Проханова и Ольшанского (поводы, честно сказать, так себе, ограниченной годности), а потом пошла рубка "за жизнь" - "либерализм", "консерватизм", "патриотизм", "позорные 90-е годы" и прочее из свежего репертуара Дмитрия Львовича Б. Поскольку Дмитрию Львовичу не терпится, и конвенцию нашу друг друга всуе не поминать он нарушил, придется и о нем кое-что сказать.

О Проханове, впрочем, он правильно рассудил - в литературном смысле главный редактор "Завтра" никто и звать никак. Чего это так все взбутетенились именно из-за последнего его романа - великая загадка. Слава богу, каждый год исправно выходило по солидному опусу, и "метафорика" с "энергетикой" в них были точно такого же сорта - клинико-милитарного. Более того, по секрету и по праву человека, уже довольно давно на этом свете живущего и книжки читающего, скажу: и двадцать лет назад, когда Дима Ольшанский еще грамоты не знал и, стало быть, не успел перегрузиться мудростью Константина Леонтьева, когда Лев Пирогов дефекацией занимался приватно, а не прилюдно, и когда Дмитрий Львович Б. был примерным пионером и усердным читателем журнала "Юность", Александр Проханов точно так же, из года в год, выпускал романы.

Как это Ольшанский выразился? "Истинная литература обсуждает лишь две темы - Смерть и Власть"? Вот-вот: по заданию власти (и по велению сердца, что счастливо совпадало - представляете, какая гармония была потом разрушена!) Александр Андреевич ездил туда, где пахнет смертью, - в Афганистан, в Никарагуа, да куда, словом, его родная Лубянка пускала, лишь бы кровь, оружие, крутые парни, - и страстно всю эту пряную для советских застойных лет экзотику воспевал. Такой, понимаете ли, был доморощенный Киплинг, только не "бремя белого человека" живописал, а "бремя советского человека", который на "мирном бронетранспортере" приезжает посадить "дерево в центре Кабула". Так назывался его роман, изданный "Роман-газетой" миллионным тиражом. Начальство этого восторженного стервятника страсть как любило.

Если что и изменилось за двадцать лет в прохановском, с позволения сказать, творчестве, так это география: за смертью не надо стало далеко ездить, а власть оставила свои о своем трубадуре попечения, ослабела и позволила себя "обсуждать". Тут истерики прибавилось: дескать, на кого ж ты меня покинула? А поскольку институт литературного редактирования после перестройки пришел в упадок, так читать Проханова стало и вовсе невозможно.

Кстати, кто это Ольшанскому сказал, что Смерть и Власть - это какие-то разные темы? Власть есть частный случай смерти, причем чаще всего позорной и уж во всяком случае безблагодатной.

Словом, ну смешно о Проханове всерьез говорить - совершенно прав Владимир Тучков, сжато описав "фабулу" и причины его неожиданного возникновения в поле дискуссии. Тут не идеалы - тут интересы, причем мелкие, сезонные.

Несколько занятнее позиция "Экслибриса": еще в конце февраля Зотов пользовался прохановским романом как убойным аргументом против анемичной "либеральной" литературы (причем выдавал себя за "эстета", а злорадство слышалось чисто "идеологическое"), а рядом с ним орлом сидел Пирогов и кряхтел, рожая свой "постинтеллектуализм". "Теоретическая" позолота с этой дубины суковатой быстро пооблезла, и надо же какой простой плагиат пошел: "Как хорошо расстреливать". Любите, значит, Лева, "смотреть, как умирают дети"? Как это у вас там художественно закручено в "Экслибрисе": "Общество, в котором нет культа смерти, которым правит только сластолюбивый Эрос, не способно к репродукции: то денег хочется подкопить, то "пожить для себя". И наоборот, чем больше мужчин готовы погибать на войне, тем больше женщин готовы рожать... Ценность отдельной жизни бессмысленна - значение имеет только идея, которой эта жизнь подчинена".

Мучился-мучился человек, все редакции, где его недолго терпели, загадил своим "дискурсом" - думали, творческий процесс так парадоксально у него протекает, - и все это для того, чтобы повторить такую засаленную пошлость. Кто эти ваши абстрактные "мужчины"? Может, это вы с Ольшанским? Так вперед! Есть еще где повоевать в России, а может, и порасстреливать позволят. А для начала хоть физкультурой бы занялись, что ли. Как во время оно Юкио Мисима поступил. А он-таки был настоящий мужчина, никто отрицать не станет.

Поскольку в голове у меня все еще книжка Гольдштейна "Аспекты духовного брака", так я кстати оттуда про Мисиму кое-что процитирую: "Но вот из декабрьского утра на дорожку стадиона в Токио выбегает не самодельный философ, а послушник по сей день не убитой, по сей день воскресаемой и животворимой надежды - надежды так расположить ненавистные значки на бумаге, чтобы они окрасились кровью, и, наборот, так вытянуть тело вдоль строк, чтобы оно стало новым, телесно наполненным Словом. Человек, посвятивший себя чистому слову, может лишь измыслить трагедию, участия в ней он не сподоблен. Литературным людям никогда не взойти на вершины Трагического, ибо для этого необходимы - автор проницателен до цинизма - особое физическое мужество, боль, опьянение, избыток совсем не трагической витальности, невежество и неприспособленность к жизни".

А в итоге - не забудьте - надо все-таки живот себе вскрыть. Но для начала хотя бы - "на дорожку стадиона". А то ведь не всякое тело можно "вытянуть вдоль строк". Мисима, грубо говоря, "за базар ответил", и смешно же читать, как "литературные люди", ничего другого, кроме как по клавиатуре шлепать, не умеющие, исправные "стололазы" на всех халявах (это, надо полагать, что-то вроде "совсем не трагической витальности"), начинают словесами баловаться. Не кровью от этих словес пахнет, а кетчупом и луком.

И, однако, с какой комической важностью произнесено: "Сушите порох, господа. До встречи в Русской Литературе". Кто ж пустит такую шелупонь в русскую литературу? Разве что в журнал "Лиза" - с трехмесячным испытательным сроком. Вот ведь про девушек у Пирогова ничего себе получается - может, когда захочет: "Где все цветы?" Девушки унесли их на кладбища, да". А там уж рерайтеры добавят оптимизма.

Словом, жалко газету. Уж очень задорно Пирогов побрякивает ключами от редакторского кабинета в своем ЖЖ:

"У меня грант! Мене БАБ башляет ох*енные БАБки.

Я уже сижу за столом слитого друзьям России Зотова.

У меня уже ключ от его кабинета. В связи с чем в следующий четверг во вражьем (России) листке читайте:

- "Как хорошо расстреливать" - про главенство национальной идеи над сраными общежыдочеловеческими ценностями

-"Как я стал Черносотенцем" - перемет в лагерь Русских Людей экс-предателя Мити Ольшанского

Если Русские Люди не достанут Березовского раньше, чем наступит следующий четверг. Но мы над этим работаем.

А потом пойдем с Лимоном на Казахстан.

А вся *баная интелигентская гниль будет рисовать стенгазету и сосать х*й нам".

Потом, правда, замучили бедного плохие предчувствия, которые, конечно же, сбудутся. А вообще, в Пирогове пропал замечательный лирик:

"Свое знакомство с французской кухней я начал километров через тридцать после границы, на автозаправке - жрать, как всегда, очень хотелось.

Из-за стекла холодильных витрин на меня тупо пялились одинаковые салаты с даже на вид кислым майонезом, укутанные в "пищевой" полиэтилен. Под одной из оберток принимала мученическую смерть муха. Решил отложить знакомство с кулинарией до Парижу.

Но в Париже, оказалось, был август, а устрицы можно есть только по месяцам, в которых есть буква "эр", а в августе ее не было, и вообще для кулинарии я был чересчур голодный и бедный. В результате кормление состоялось, конечно же, на Клиши, у пакистанцев (или месхитинцев, или, короче, турок). Они принесли мне такую п*здатую тарелку МЯСА, что, если где-нибудь существует рай, то он должен выглядеть именно так. Вот бы меня сейчас туда к этим туркам...

А еще совершенно неожиданно мощный борщь подавали в одна тысяча девяносто первом году в Киеве на Андреевском спуске".

Вот это как раз то самое, что для "Лизы" и нужно, и нечего людям голову дурить Эросом и Танатосом.

От юмористических фигур - Проханова, Ольшанского, Пирогова - и впрямь можно легкой хохмой отмахнуться.

Но вот на защиту глупенького Ольшанского, который зазря себе биографию портит, кинулся великий и могучий, не снимающий белого фрака (спецодежда у него такая) Дмитрий Быков. И щупленький наш "черносотенец" тут же за широкую спину юркнул: не люблю, дескать, я вашего либерального верлибра, а люблю стихи Д.Быкова! Который, как известно (то есть, как сам про себя говорит, у Блока позаимствовав) "художник, следовательно, не либерал".

И Быков, дабы друга любезного хоть чуть-чуть отмазать, разводит обалденный идеологический бульон, где каждому общепринятому понятию сам диктует содержание и смысл. Что такое, к примеру, либерализм? "Либерализм, - безапелляционно несет Быков чистую пургу, - по определению должен делать человека счастливее, а его существование - комфортнее, ибо основан он на традиционном, старом европейском гуманизме, подставляющем человека в центр мироздания. Либерализм - это уютное существование под сению закона". По чьему же это такому "определению" в состав понятия не входит даже краешком ключевое для него слово "свобода"? "Счастливее" как раз делает человека сытое рабство, а область свободы - место тревожное, конфликтное и никакого комфорта не обещающее. Потому и 90-е годы, несмотря на их тяжесть, были для нормальных либералов (а не "художников" вроде Быкова) все-таки по преимуществу счастливыми, несмотря на нищету и отвратность моральной атмосферы. А какая должна была быть атмосфера, если только что сдохла нежно любимая Быковым (читайте его роман) Совдепия и труп ее "величия" (это то, к чему, по Быкову, должна стремиться страна) невыносимо смердел?

Быков пишет: "Согласимся в том, что никаким либерализмом в эпоху либерализации цен и не пахло, - хотя бы потому, что никто из нас в это время не чувствовал себя свободнее. Была, конечно, прослоечка толщиною в 0,05 процента, которая днем работала пиарщиками и менеджерами по маркетингу, а ночами оттягивалась в клубах". Нет, не согласимся. Хотя про "пиарщиков" Быкову, конечно, видней - он ведь всю жизнь на хозяев работал, в том числе и на выборах. Но я, например, все 90-е годы просидел в редакции нищего "толстого журнала" - и совершенно определенно чувствовал себя свободнее, а на "оттягивающихся в клубах" просто-напросто чихать хотел - не было их в моем сознании и не было у меня желания считать бабки в их карманах, то есть завидовать. И уж тем более заниматься тем, чем Быков тогда занимался: на хозяйские деньги хозяев же и раздевать до исподнего перед публикой. Такая у нашего героя была специфическая "антибуржуазность".

Ведь это только Быков в неосторожном сознании своего великолепия может так роскошно саморазоблачиться, увязывая "свободу" со "счастьем" в смысле "достатка" и "процветания": "Но большинству российского населения, в том числе и тем, кто по самому своему социальному статусу является как будто самой что ни на есть электоральной базой либералов, либерализм не принес ни малейшего счастья: во-первых, хлеб свой надо было зарабатывать в поте лица своего, с результатами непропорционально скромными, а во-вторых, талант и гуманность не только не служили гарантией процветания, но прямо это процветание исключали". А как же еще следует зарабатывать хлеб свой? Когда это и где "талант и гуманность" были "гарантией" чего бы то ни было, кроме как личного достоинства человека?

Кто это, словом, так странно объяснил Быкову либерализм?

Впрочем, я надеюсь, теперь-то бабок Дмитрию Львовичу вполне хватает. "Как человек" он ведь не "художник", а "либерал" - в вышеописанном смысле.

На вражде "левых" и "правых" Быков прекрасно кормился все десятилетие, а теперь вот встал в позу и закокетничал: "Право, иногда чувствуешь себя нынешним режимом - ибо меня точно так же терпеть не могут и левые, и правые, и если бы они знали, как это взаимно!" Ах-ах! После этого резонно сделать вывод, что никаких теперь "левых" и "правых" нет, а кто есть? Дмитрий Быков и "нынешний режим" - и чрезвычайно сложные меж ними отношения.

Дмитрия Львовича вообще сильно подводит его растущее не по дням, а по часам самодовольство. Такой гениальный и великолепный, он, наверное, очень одинок, и потому всякому слову про себя, хоть отдаленно напоминающему похвалу, внимает абсолютно слепо, не чувствуя авторских интонаций и контекста. Вот уж, наверное, год, как мою рецензию на его мастеровитое сочинение в романном жанре (вообще-то издевательскую, и неприязни к сочинителю и строю его мыслей я отнюдь не скрывал) он носит, словно медаль на груди, поминая при всяком удобном случае. Не буду сейчас копаться в старых форумах, но звучало это так примерно: плевать мне, что говорят безмозглые дураки о моем романе, мне достаточно того, что его высоко оценили Немзер и Агеев! Ну, положим, и у Немзера некая амбивалентность была, а я так и вовсе ни сном ни духом не мечтал попасть в утешители быковского тщеславия. Однако велика же у человека жажда самообольщения!

Что же касается "Национального бестселлера", то я не устаю хвалить себя за предусмотрительность, за то, что сразу отказался участвовать в этом балагане. Я даже не против, чтобы эту премию получил Проханов - и чтобы именно из рук Хакамады. Мне хоть не будут совать под нос эту тусовочную даму в качестве полномочного представителя либерализма. Некоторое количество дураков и негодяев все равно не способны изгадить идею, которая, слава богу, и не такое переживала.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие статьи по теме 'Литературная ситуация' (архив темы):
Сергей Костырко, Обозрение С.К. #101 /17.04/
Современные "постмодернисты" в поисках энергетики.
Леонид Кочетков, Бегство из вавилонского плена /15.04/
Ольшанский поднял голос свой против монополизации литературной жизни "вавилонской" тусовкой. Маргиналы должны оставаться маргиналами, а не считаться "надеждой русской поэзии" и ее "выдающимися" представителями.
Дмитрий Ольшанский, Выводить на снег и расстреливать, или Наша Цветущая Сложность /15.04/
Да, нынешняя власть - по сути глубоко либеральна и потому во многом наследует прежнему позору, однако власть "завтрашняя", и в этом Станислав Львовский прав, будет иной. Принудительность, Неравноправие и Предопределение - есть единственная возможность развития индивида - так, чтобы из него не вышел либеральный даун.
Станислав Львовский, Это зоология /12.04/
В газете "Ex Libris НГ" напечатана фашистская (никаких ярлыков!) статья Дмитрия Ольшанского "Как я стал черносотенцем". Богемные мальчики, оправдывающие концлагеря необходимостью вернуть русской литературе былую витальность, являют собой пример скудоумия, исторического беспамятства и безответственности.
Мария Левченко, Книжный вуайеризм для начинающих маргиналов /11.04/
Поэтическая серия клуба "Проект ОГИ". Авторы новые, молодые, выпускающие в ОГИ первую-вторую книжку, не только актуальнее, но и гораздо интереснее, читабельней, доступнее и ближе мэтров и классиков, изданных здесь же и призванных вроде бы составить фундамент серии.
Александр Агеев
Александр
АГЕЕВ
agius@mail.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

архив темы:

Rambler's Top100