Музыкальная литература среди актуальных новинок представлена достаточно бедно: в большинстве книжных магазинов этот раздел отсутствует как класс. На музыкальной витрине того же Дома книги в глаза бросаются бесчисленные "15 песен группы "Крематорий" с аккордами"; академической же музыки так мало, что почти любому близкому к теме изданию радуешься как большому событию. Еще лет двадцать назад можно было без труда купить монографию, посвященную творчеству Стравинского или Хиндемита, Пуленка или Онеггера, Малера или Мартину; теперь подобные издания всплывают лишь в "Летнем саду" на Никитской или в магазине при Петербургской филармонии. Уральская серия "Иллюстрированные биографии великих музыкантов" приостановилась не так давно на книге о Святославе Рихтере. Однако изданий для тех, кто хочет слушать и притом понимать услышанное, в уходящем году появилось не так мало.

Продолжилась музыкальная серия "Аграфа", где вышли оперные заметки и интервью А.Парина, "Великие пианисты" Г.Шонберга, а также "Портреты современных дирижеров" Н.Маркарян. Издательство "Классика-XXI" переиздало дополненные "Беседы с Альфредом Шнитке" А.Ивашкина; там же вышли дневники Рихтера, воспоминания Л.Сабанеева о Танееве и Скрябине, а также монография Т.Цареградской о творчестве Мессиана. В челябинской серии "Биографические ландшафты" представлены биографии Шнитке (В.Холопова) и Прокофьева (М.Нестьева) - обещан также Стравинский. В северной столице переведено и напечатано исследование Ф.Лемэра "Музыка ХХ века в России" - подарок каждому любителю музыки советских и постсоветских времен. Отметим также дневники Прокофьева и книгу-альбом о жизни и творчестве Арама Хачатуряна, выпущенную издательством "Слово" к 100-летию со дня рождения композитора.

Хотя издание представляет интерес для всех, кто интересуется отечественной музыкой ХХ века в целом, оно адресовано в первую очередь поклонникам Хачатуряна. В отличие от доперестроечных времен, музыка композитора сейчас звучит редко, и мое поколение имеет о ней крайне общее представление: на слуху - вальс из "Маскарада", Лезгинка и Танец с саблями из "Гаянэ" плюс в лучшем случае адажио из "Спартака". Со скрипичным и фортепианным концертами дело обстоит хуже, а про симфонии и поздние концерты-рапсодии нечего говорить - судя по актуальному концертному репертуару, они сегодня практически забыты. И с этой точки зрения книга о Хачатуряне выполняет важную миссию, возрождая память о композиторе, которого мы постепенно забываем.

В мир музыки Хачатуряна нас вводит приложенный к изданию компакт-диск - его подготовил знаменитый звукорежиссер И.Вепринцев. Помимо фрагментов из балетов и концертов, сюда вошли рассказы композитора о работе над этими сочинениями; о личности Хачатуряна они говорят не меньше, чем вся книга в целом. Мы слышим голос счастливого человека, прекрасно знающего цену себе и своим коллегам; человека, видевшего в жизни почти все и не потерявшего притом остроты впечатлений и свежести восприятия; человека одновременно самоироничного и не страдающего ложной скромностью. Так, один из рассказов начинается следующим образом: "Если внимательно посмотреть мой балет "Спартак" - так, как я его написал, а я почему подчеркиваю - как я написал, - потому что, к сожалению, еще так, как я написал, [постановок] почти не было...". В совокупности с диском книга демонстрирует очевидный, на наш взгляд, перекос, рассказывая куда больше о Хачатуряне лично, нежели о его музыке.

Основу издания составляет прямая речь композитора: фрагменты его воспоминаний, статей, интервью и писем. Их дополняют высказывания современников о Хачатуряне, а также краткий комментарий автора-составителя Д.А.Арутюнова. Не менее важное место занимают в книге фотографии превосходного качества, многие из которых никогда не публиковались. Уже сами по себе они - своеобразная хроника истории и культуры ХХ века в лицах: Хачатурян, дирижирующий на фоне огромного сталинского портрета; Хачатурян с Прокофьевым и Шостаковичем; Хачатурян с племянником Кареном на руках (впоследствии - также известным композитором, справившим три года назад свое 80-летие); Хачатурян на приеме у Папы Римского; Хачатурян на прогулке с Хемингуэем; Хачатурян на банкете со Стравинским; Хачатурян знакомится с Че Геварой.

В целом, книга - идеальный пример юбилейного издания, основная задача которого - скорее радовать, нежели информировать: для информации существуют монографии. Однако специальной литературы о Хачатуряне не выходило уже давно, и труд Арутюнова, по всей видимости, претендует на заполнение этой ниши. Тем удивительнее, что издание размером с энциклопедию не вместило некоторых важных событий жизни и творчества Хачатуряна. Как показывают выходившие в последние годы работы Кшиштофа Мейера о Шостаковиче, Валентины Холоповой о Шнитке, вполне возможно написать книгу о композиторе, которая не разочарует ни музыковеда, ни массового читателя. Работа Арутюнова, при всей ее ценности, не относится к такому жанру - это не столько биография или автобиография, сколько подобие жития.

Основной, на наш взгляд, недостаток издания - его полная выдержанность в панегирических тонах. Невольно этому способствуют и высказывания самого Хачатуряна - претерпевшие литературную редактуру, они практически полностью потеряли отпечаток индивидуальности композитора. В еще более казенном стиле написаны комментарии автора-составителя. Читая книгу, нельзя не почувствовать, как дорог Арутюнову его герой, - тем досаднее тон: "Напевность мелодики, свежесть гармонического языка, простота и доступность выразительных средств обеспечили произведению популярность; марш прочно закрепился и в служебно-строевом репертуаре оркестров Советской Армии, и на концертной эстраде" (с.96). "Вместе с тем здесь очень ярко выявлена излюбленная композитором стихия танцевальности. Это рапсодическое по кругу музыкальных образов, их соотношению и развитию произведение представляет собой одновременно виртуозно-блестящий по типу фактуры концерт" (с.232).

Между тем, снизить эту безличность тона можно было бы как раз за счет слов самого Хачатуряна, использованных составителем далеко не во всей полноте. Так, в книге С.Хентовой "В мире Шостаковича" (М., 1996) мы находим интереснейшую беседу с Хачатуряном (с.105-110), практически не тронутую рукой редактора и повествующую о важном моменте в жизни композитора: совместной работе с Шостаковичем над гимном СССР, о которой Арутюнов не говорит ни слова. Этот драматичный эпизод, к счастью, не имел каких-либо тяжелых последствий для обоих композиторов (едва ли с ним была связана напрямую кампания 1948 года); однако нельзя сомневаться в том, что события могли развиваться куда хуже. Хачатурян рассказывает:

Ворошилов предложил Шостаковичу и мне написать общий вариант гимна. Два дня у нас ничего не получалось. Сочиняли порознь, а потом вместе корректировали. На третий день что-то получилось, на слова поэта Михаила Голодного... Нас позвали к Сталину. Он спросил у Мелик-Пашаева (в то время дирижера Большого театра - И.О.): "Вам нравится их гимн?" Мелик-Пашаев ответил: "Мне их гимны врозь нравятся больше, чем написанный сообща".

Сталин сказал: "А мне общий больше нравится, чем в отдельности"...

Возник вопрос о переделке припева в нашем общем гимне. Значит, нужно было всю музыку переделать.

Сталин спросил: "Три месяца вам хватит?"
Шостакович ответил: "Пять дней".
На этом все кончилось.

Потом я узнал, что Сталин сказал: "А Шостакович, кажется, приличный человек".

Отсутствие этого эпизода в юбилейном издании вызывает законное удивление. Неполнотой страдает и глава "Творческие поездки, встречи, выступления", рассказывающая о встречах Хачатуряна с такими композиторами, как Сибелиус, Энеску, Мессиан, Барбер, Бриттен, Кодай, Стравинский, и отчего-то умалчивающая о знакомстве Арама Ильича с выдающимся французским мастером Дариусом Мийо. Рассказ вдовы композитора, мадам Мадлен Мийо, об этой исторической встрече можно без труда найти в приложении к мемуарам Мийо "Моя счастливая жизнь" (М., 1999):

А еще у нас был знаменитый армянский композитор Арам Хачатурян со своей веселой и очаровательной женой... Мы провели очень приятный вечер с этими симпатичными людьми. Особенно нас очаровал сам Хачатурян, на редкость открытый и веселый человек - полная противоположность Шостаковичу. Было очень смешно и забавно, когда все, что я подавала на ужин - закуски, суп, жаркое, десерт - словом, абсолютно все он встречал словами: "О! Это по-армянски!"... Так[им] образом, мне ничем не удалось его удивить.

Ключевые слова в приведенном фрагменте, без сомнения, - "полная противоположность Шостаковичу". Герой книги Арутюнова много говорит и о Прокофьеве, и о Стравинском, и о Шостаковиче, но важнейшее высказывание Хачатуряна о последнем мы также находим в другом издании - уже упоминавшейся книге С.Хентовой: "Скажите, в чем разница между Шостаковичем и мной? Шостакович, когда его жестоко ругали, работал, а я хотел повеситься. Он всегда работал, не жаловался. Не ожидал от жизни только хорошего... Шостакович после первой жестокой критики, когда его музыку назвали сумбуром, написал гениальную Пятую симфонию - лучшую свою симфонию. Мы были ошеломлены. Тогда я понял, какой характер живет среди нас, насколько он выше нас". Составитель юбилейного издания, к сожалению, игнорирует это признание. Кратко упоминая 1948 год, когда Хачатурян был обвинен в формализме наряду с Шостаковичем, Прокофьевым, Мясковским, Шебалиным, Арутюнов цитирует совсем другие слова: "Меня стукнули по голове, так незаслуженно и несправедливо... Я был подавлен, я был уничтожен... Если бы меня тогда не остановили, как бы я далеко ушел" (с.120) - хотя образ его героя от этого едва ли выигрывает.

Между прочим, было бы интересно понять, какова в действительности причина осуждения Хачатуряна в 1948 году наряду с Прокофьевым и Шостаковичем. Якобы "формалистическая" оркестровка Третьей симфонии, включающая орган и пятнадцать труб, разумеется, - лишь повод: ведь в целом музыка Хачатуряна осталась в середине (если не в начале) того пути, по которому так далеко ушли Шостакович, Прокофьев и особенно Стравинский. Можно предположить, что присущие творчеству Хачатуряна жизнерадостность и притом некоторая консервативность не были результатами его чуткости к пожеланиям партии и правительства, но органически вытекали из его характера. По всей видимости, именно эта искренность, это желание писать по-своему не понравились тем, кто готовил знаменитое постановление.

К чести композитора, он всегда отстаивал свободу творчества и был чуток к новым веяниям в музыке (независимо от того, были ли они близки его собственной манере). Так, Арутюнов приводит развернутый отзыв Хачатуряна о посещении авторского концерта итальянского авангардиста Лучано Берио: "Признаюсь, я получил большое удовольствие, прослушав всю программу с неослабевающим интересом", - заключает Арам Ильич. И хотя принадлежность двух музыкантов к разным направлениям очевидна, Хачатурян с удовольствием приветствует автора следующего поколения, видя в нем пусть далекого, но союзника. К сожалению, о музыке Хачатуряна книга Д.Арутюнова рассказывает совсем мало; анализ здесь подменяет исключительно хвалебная описательность, а фотографии и аудиоприложение чуть ли не более информативны, чем собственно текст. Юбилейное издание стало бы идеальным дополнением к монографии о творчестве Хачатуряна; заслуга книги в том, что она рисует живой портрет знаменитейшего композитора Советского Союза.