Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво. Выпуск 134
"Знамя" #6

Дата публикации:  17 Июня 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

В июньском номере "Знамени" новая проза Андрея Дмитриева "Призрак театра". Это не вполне проза, это драматический пятистопный ямб, иногда сбивающийся на прозу. Таким ямбом писали русские трагедии и переводили Шекспира. Это странный жанр с мерцающим повествователем: авторские персонажи - актеры и режиссеры этой драмы без предисловий сменяют друг друга. С мерцающим сюжетом: развязка очередного действа всякий раз непредсказуема, и хотя очевидно, что мыслимого и естественного выхода в каждом случае произойти не может, "третий вариант", который в конце концов наступает, оказывается непредвиденным всегда, и, кажется, эпиграфом к этому сбивающемуся, будто спрыгивающему с поезда на поворотах повествованию следует выбрать слова безымянного "сценариста", явившегося где-то на первых страницах в мысленных и непроговариваемых монологах стареющего актера Шабашова: "Непредвиденность - главная особенность третьего варианта. Человек предполагает: выйдет так иль по-иному. А чем располагает Бог, чтобы напомнить о себе в безбожном мире? Третьим вариантом".

Неудачливый актер Шабашов играл советских положительных героев, однажды он играл Молчалина и еще - Фирса с его едва ли не единственной репликой. Он пьет, он произносит длинные монологи - про себя, он мечтает играть Шекспира. По ходу сюжета он репетирует роль "торговца смертью" в пьесе под названием "При ярком свете непогоды". Последняя его роль - шекспировская. Волею обстоятельств он сыграл... Мальволио на замене. (Кажется, он мечтал о короле Лире.) Его визави - режиссер Мовчун. Мовчун - успешный режиссер, но играет неуспешного. Актер и режиссер по мере выяснения сюжетных коллизий оказываются на противоположных вершинах привычного любовного треугольника. Но в силу "третьего варианта" они оба - лишние. Женщина по имени Серафима выбирает импресарио.

Однако настоящий двойник режиссера Мовчуна - другой, вернее, совсем "третий" человек. Это контуженный в Чечне "молчун"-охранник. И главное сквозное действие/недействие этой повести-пьесы, надо думать, и есть молчание. Внутренние монологи и разговоры с призраками.

А кроме того, у этого "театра в театре" есть фон. Абсолютно реальный, который у всех на памяти. Пока наши герои репетируют пьесу про "непогоду" и дают "Двенадцатую ночь", происходит вовсе не театральное действо в театральном центре на Дубровке. И та недавняя история (история здесь - в шекспировском смысле) определяет сюжетный механизм повести о театре. И кажется, это первая в своем роде столь стремительная реакция литературы на нашу новейшую историю.

Наверное, объяснимо, что повесть-пьесу о "Норд-Осте" написал именно Андрей Дмитриев. Тот роман о капитанах, что лег в основу злополучного мюзикла, имеет самое непосредственное отношение к дмитриевской прозе. И в финале "Призрака театра" режиссеру Мовчуну мерещится не сегодняшняя Москва и не вчерашнее Сан-Франциско, а все тот же Хнов, из которого происходят капитаны, их автор и все прочие герои дмитриевской прозы.

Я на самом деле так и не пересказала сюжет (что неудивительно: уже приходилось писать однажды, что это т.н. "фабульная проза"). К тому же разговор о "Призраке театра" явно "перетягивает" на себя очередной журнальный обзор. И в этом свете ("ярком свете непогоды") иная проза последнего "Знамени" выглядит игрушечной: кроме театральной повести Андрея Дмитриева здесь еще горячо рекомендованная Леонидом Юзефовичем дебютная повесть Марии Ульяновой "Проект". В предисловии Юзефович слишком много авансов выдает счастливому "стилю" дебютантки и "легкому дыханию" ее прозы. Но Бунин здесь ни при чем, а "обретенный стиль" "дышит" перепевами Кафки и душным литературным миром маленьких человечков и бумажных проектов. Здесь же короткий рассказ Алексея Смирнова о том, "как мы жили", собственно, это впечатление от выставки "Наше счастливое детство". Смысл в том, что детство было счастливое, вопреки музейному ряду. Рассказ называется "Между рамами", но по большому счету это не проза все же. Наконец, завершает отдел прозы июньского номера "Знамени" скучная эссеистика Марка Харитонова ("Стенография начала века"), и напоминает она очередной LiveJournal. Общие места и впечатления от прочитанного. Приблизительно такие: "Не плоть, а дух растлился в наши дни", - философствовал Тютчев. И тогда это было, и раньше. Сейчас ничто не кажется даже скандалом, вот в чем, пожалуй, новизна. Не морщатся, не зажимают носы, не ощущают мерзкого духа. И что такое дух?" итд.

Веревка вещь какая, проще говоря?

Гораздо увлекательнее попытка прозы в рубрике "Non-fiction" - рассказы о русском Львове Марины Курсановой ("Птенцы летят следом"). В подзаголовке - "Путеводитель по литературной карте Львова", но это не следует понимать в привычном смысле "литературной жизни" как жизни писательской. Это в самом деле литературный Львов - какой он складывается из разных книжных слов и игр литературных мальчиков и девочек, которые родились русскими в Галиции - и родились эмигрантами. Так что в зачине, как в декорации, естественным образом появляются киношные мушкетеры во главе с Боярским и разыгрывают свои киношные дуэли на плитах армянского собора. А потом их сменяют "вельможные юноши" с рапирами. Эти вполне настоящие, хотя и книжные:

На улице Армянской - неподалеку от места киношной мушкетерской дуэли - традиционно собирались те, кто составлял богемный цвет Города в 80-е годы. Те, кто нам Город сдал.

<...>

Не подступиться было к узкому кружку заносчивых вельможных юнцов с обязательными шпагами. На них хотелось смотреть, привстав на цыпочки, как из-за железной ограды, поражаясь фейерверку таланта и празднику, который всегда с ними.

Впрочем, многие и не подступали.

Такой вот литературный мемуар о книжных героях книжного города. Их больше нет - по крайней мере, в этом городе.

А вот стихи - из того же номера и, наверное, из того же книжно-героического ряда с похожим - обратным ощущением времени:

...Юный автор роняет на снег лепаж,
тихонько руку на грудь кладет,
и время, затеявшее ералаш,
устремляется наоборот.
Если выигрыш выпал - из молока
возвращаются пули в горячий ствол,
чтоб затем разлететься наверняка
и веером лечь на стол.
И приходит флеш, но делаешь вид,
что по меньшей мере каре пришло,
над трубою морозный дымок стоит,
и уже почти рассвело.
Юный автор дописывает листок
и к мазурке спешит, и велит запрягать,
время движется вспять, и его исток -
время, идущее вспять.

Автор - уроженец Нижнего Тагила, а ныне немецкий музыкант Вилли Брайнин-Пассек.

Между тем открывает июньское "Знамя" подборка Елены Шварц "Кольцо Диоскуров". Она начинается с "Вечерней песни трамваев на трех рельсах" и, кажется, "развивает" раннее - 1970-го года "Подражание Буало":

Мне нравятся стихи, что на трамвай похожи:
звеня и дребезжа, они летят, и все же,

хоть косо, в стеклах их отражены
дворы, дворцы и слабый свет луны,

свет слепоты - ночного отблеск бденья,
и грубых рифм короткие поленья.

"Вечерняя песнь..." призвана "скользить в темноте мимо жизни окон", и там мелькают свет и тени, люстры и абажуры, черная месса внутри и снаружи. Но суть, кажется, теперь не в "отраженьи", а в направленьи взгляда - изнутри или снаружи. Также и в сменяющих стихи про окна "Двух репликах в сторону смерти": взгляд может быть направлен прочь - "Умирая, хочется отвернуться...", а может - наоборот:

Я, Смерть, в тебя все быстрей лечу.
Я - камень из пращи,
Все ближе цель, все дальше даль,
Я вижу косички твои, прыщи,
Но мне ничего не жаль.

Здесь есть еще вид на Болонью из Москвы и вид на Нью-Йорк с ночных небес.

То была литература июньского "Знамени". В архивах продолжается публикация писем Давида Самойлова, а "Конференц-зал" называется "Вынужденные переселенцы: польза или обуза для России" и напоминает сразу все ток-шоу в телевизоре, имя коим легион. Вывод приблизительно таков: мигрантам сейчас плохо, но потом будет хорошо. "Путин как защитник нации от "чужаков" будет переизбран, в том числе и благодаря антимиграционной политике. Если обойдется без погромов и без свежей крови, то после 2004 года все ограничения на иммиграцию будут сметены. Иначе замедлится экономическое развитие, а у московского метро будут продаваться только пучки укропа и петрушки в летнее время и больше ничего".

В отделе критики на этот раз сочинение Юли Лидерман про военное кино ("Герои и люди"). Сочинение, по всему судя, ученическое, но было бы поучительно в одном ряду с "Кинообозрением" июньского "Нового мира": там тоже про военное кино. Однако объемы не позволяют, и "НМ" в следующий раз. А в "Знамени" есть еще рубрика "Фильм", и там - последний Альмодовар. В "Незнакомом журнале" новосибирский "Кто zdes'?". Рецензент Галина Ермошина выбрала замечательный в своем роде эпиграф: "Людей, которые пишут рецензии, я хотела бы презирать. Но я не знаю, как это делается и как надо правильно презирать". По этой причине я не стану писать про рецензии июньского "Знамени". Разве что очень коротко. Там Елена Иваницкая объясняет нам художественные несовершенства Льва Толстого и совершенства, наоборот, Владимира Сорокина (это "Книга как повод", поводом стал учебник "Современная русская литература" Наума Лейдермана и Марка Липовецкого). Еще там Александр Касымов напутал все на свете про Левкина, Тынянова, Чаадаева и Тыняновские чтения (которые, если верить Касымову, проводит Тартуский университет). Начинается все с того, что: "Когда я читаю Левкина, то не знаю, что такое постмодернизм". А раньше, как в том анекдоте про молчаливого английского мальчика, все было в порядке?


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Мария Порядина, "Хороших и разных" или однообразных? /10.06/
Детская периодика. В целом среди литературно-художественных журналов для детей нет откровенно плохих. Но мы-то хотим каждый журнал видеть безупречно хорошим! На что бы подписалась лично я? На "Мурзилку" - по привычке, на "Костер" - из уважения и на "Микки-Маус" - из вредности.
Ревекка Фрумкина, "Глубокий обморок сирени..." /10.06/
"Критическая масса". Обозрение. 2003, #1. Кулик явил себя, скромно упоминая времена, когда он "был собакой".
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 133 /10.06/
"Неприкосновенный запас" #2. Экономика и реальность; переписка из двух углов.
Наталья Самутина, Самая интеллектуальная мебель /03.06/
"Синий диван", #2. Относительный триумф Ле Пена, и безусловный триумф Масяни.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 132 /03.06/
"Урал" #4, 5, 6, "Уральская новь" #15 Отдельная жизнь уральских журналов.
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru