Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Шведская полка < Вы здесь
Шведская лавка # 14
Дата публикации:  5 Марта 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

О "Шведской лавке". Помощь

Представленные книги отражают ассортимент московского магазина Ad Marginem


Илья Стогoff. Мачо не плачут: Роман. - СПб.: Амфора, 2001 (серия "Поколение Y"). - 327 с.; тираж 5000 экз.; ISBN 5-94278-040-4.

Дмитрий Ольшанский эту книжку походя пнул: "Романы в "Амфоре" издают даже их собственные рекламные менеджеры, причем пишут из рук вон плохо, да еще и с невероятным апломбом..." . Лев Данилкин - через губу одобрил: "Не буду я хвалить его "Мачо" от начала до конца. Конечно, Стогoff иногда заговаривается; московский запойный денди никогда б так не написал". Дмитрий Бавильский учинил ей брюзгливо-расхолаживающий разбор: "Эх, молодость, молодость... Безбашенная. Трихомонадная. Бесприютная".

Никому не верьте. "Мачо не плачут" - превосходный роман. В отличие от "московского запойного денди" Михаила Иванова, Стогов сносно владеет пером; в отличие от Сакина и Тетерского, не претендует на особое новаторство и не давит вас пафосом. Это редчайшее сочетание минус-пороков вытолкнуло из себя смешной, обаятельный, абсолютно не пижонский текст. По-настоящему актуальный вдобавок. Несмотря на то (или - именно потому?), что прилежно имитирует стилистику русских переложений Керуака.

Цитата: В конце мая он сидел дома и смотрел телевизор. Позади была бесконечная зима. Библия была прочитана больше чем наполовину. Он привык к своей новой жизни. В телевизоре шло комическое шоу "Доктор Угол". Смешной ведущий в белом халате чмокал губами и рассказывал о грузинском вине... Он давно не помнил, как это - глоток вина на языке... Сидел и слушал. Когда программа кончилась, он выключил телевизор и походил по комнате. В раскрытое окно заглядывала наглая и сочная ветка акации. Чирикали невидимые птицы. Стараясь не думать о том, что делает, Кирилл взял куртку и вышел из дому. В ближайшем ларьке купил бутылку "Хванчкары"... Ровно неделю спустя он сидел в закрывающемся баре на Разъезжей. Вокруг смеялись незнакомые девушки. Одной из них Кирилл в то утро кулаком разбил очки.


Дмитрий Гайдук. Растаманские народные сказки: Академическая версия для серьезных читателей, с комментариями и глоссарием. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2000. - 196 с.; тираж 5000 экз.; ISBN 5-222-01277-8.

С первых же строк сознание читателя срывается с места и мчится в сторону альманаха Маргариты Пушкиной "Забриски Райдер", ведомое шаблонами типа "сильно поморочено", "пакаван килограмма на два", "туристы галимые" и "слы, чувак, в натуре, без измен!". "Сказки" не стоит читать детям, они и так слишком многого от нас хотят. Главное: открывая эту книгу, помнить, что перед тобой не отстой никчемный, не бред последнего торчка, - а кладезь современного фольклора, не перевранный историками, не искаженный косными корректорами (на первой странице указано, что "орфография, грамматика и стилистика авторского текста оставлены без изменений").

Здесь все как есть. Незамутненная жизнь, simple mind. Если считать каждую марихуанную шутку пропагандой наркотиков, то книжка эта - чистый криминал.

Цитата: Короче, значит, прикололся Джа создавать мир. Три дня заморачивался, вроде уже все посоздавал, а все равно чего-то не хватает. И вот он сидит и думает: чего же оно не хватает. И тут ему внутренний голос говорит: ганджа! Ганджа вобще в твоем мире не хватает. Смотрит Джа: и в самом деле. Вроде уже все ништяк, а ганджа нигде не растет. Прямо как в Карелии.

И вот Он создал ганджа. Сел, покурил, посмотрел вокруг и думает: ох, елы-палы! И что это за попсню Я кругом насоздавал. Надо теперь в натуре заморочиться и создать что-нибудь непопсовое. Оттяжное такое что-нибудь создать. А то кругом галидор сплошной, прямо как по телевизору. И создал Джа растамана.


Время "Ч": Стихи о Чечне и не только / Вст. ст., сост. Н.Винника; сведения об авторах Д.Давыдова. - М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 384 с.; тираж 1500 экз.; ISBN 5-86793-29-3.

Томик, вызывающий необъяснимое, беспричинное недоумение. Все очень достойно, в первую очередь - позиция составителя Николая Винника: опубликованные тексты не были написаны специально для антологии, круг авторов и тем - шире некуда. Семен Липкин, Данила Давыдов, Евгений Бунимович, Сергей Зхус, Пригов, Парщиков, Кузьмин, Татьяна Птица (Кирюнина): Поэзия о Чечне. При этом и "П", и "Ч" настолько размыты, что, дойдя до середины сборника, перестаешь ориентироваться в мире, в котором живешь. Чеченец в камуфляже пастельных тонов (книга оформлена рисунками чеченских школьников). Удивительно подробные биографические справки. Умышленно наивный взгляд на войну и словесность. Контекст - побоку. Может, оно и правильно. Самый верный способ докричаться до реальности - идти напролом.

Герман Лукомников:
Попытался
написать
стихотворение
о Чечне. Ничего
не вышло.

Борис Дубин. Слово - письмо - литература: Очерки по социологии современной культуры. - М.: Новое литературное обозрение, 2001 ("Научное приложение. Вып. XXVI"). - 416 с.; тираж не указан; ISBN 5-86793-180-7.

Цитата: "Отечественная филология" (если не брать и не идолизировать единичные и маргинальные случаи - Бахтина, Фрейденберг, отчасти - Лотмана) отстранялась и продолжает оставаться в стороне от теоретических проблем и методологических дискуссий ХХ столетия... И это, несколько стародевическое, самоотлучение и самовоздеражение от умственной работы - действительно результат сделанного, пусть и не полностью добровольно, выбора. Отказ от философии, кроме "единоспасающего учения", от самостоятельного теоретизирования, а потому и от методологической самокритики в "официальной науке" сопровождался, в общем-то, столь же демонстративной - хотя и противоположно мотивированной √ "деидеологизацией" собственной деятельности и используемого аппарата в оппозиционных официозу исследовательских кружках и группах. Практически от всего относящегося к смыслообразованию (в данном случае литературному - проблемы исходных смысловых горизонтов исследователя, текста, традиции, интерпретационных ресурсов и процедур индивидуального конституирования смысла "текста" его аналитиком, всей дальнейшей коллективной, институциональной работы по его согласованию, признанию, узаконению, критике, поддержанию, воспроизводству и т.д.) литературоведение было отчасти отрезано, а частью отказалось и дистанцировалось само как от слишком похожего на "идеологию", а потому, для нашего запоздалого позитивизма и сциентизма 1960-х гг. - "ненаучного".

Книга известного социолога, переводчика Б.В.Дубина, в основном составленная из статей, публиковавшихся в разные годы и в разных изданиях, производит на редкость цельное впечатление. Прежде всего потому, что ненавязчиво предлагает метод описания литературного текста (факта, института), позволяющий проскользнуть между философскими рифами и филологическими буераками. Социология культуры выуживает на поверхность то, что с наибольшей готовностью не замечается, - ее объекты располагаются там, где правила игры пересекаются с условиями существования. Среди вошедших в сборник очерков - "Книга и дом (К социологии собирательства)", "Прошлое как различие, или История как гнездо повествований", "Литературные журналы в отсутствие литературного процесса", "Кружковый стеб и массовые коммуникации: к социологии культурного перехода", "Российская интеллигенция между классикой и массовой культурой", "Культурная репродукция и культурная динамика в России 1990-х годов".


Михаил Гефтер. Смерть - гибель √ убийство / Композиция, подбор и редактура текстов Елены Высочиной. - М.: Центр "УТОПОС", 2000 ("Весь Гефтер. Книга вторая"). - 197 с.; тираж 2000 экз.; ISBN 5-85868-126-3.

Планы, наброски, подготовительные материалы, фрагменты, варианты текстов 1992-1995 годов. Записи "в стол", заметки, страницы из записных книжек, дневников, отдельные листки 1987-1994 годов. Наработки, заготовки, вопросы, документы и размышления к многолетнему замыслу "40-й год". Части рукописи, фрагменты и черновики книги "Голоса из мира, которого больше нет" (1984, 1994). Разговоры, реплики, ответы на вопросы собеседников и корреспондентов, интервью 1980-х-1990-х.

Цитата: Сказав, что Холокост зачат во чреве Невозможности, приближусь ли к пониманию злодеяния, банальность которого находится в столь разительном контрасте с его размерами? Или надо сделать еще шаг и разглядеть в систематическом убийстве ради убийства наваждение окончательного ответа на вопрос, задаваемый человеком себе: "кто я есть?"


К.С.Малевич. Собр. соч. в 5 тт. Том 3: Супрематизм. Мир как беспредметность, или Вечный покой. С приложением писем К.Малевича М.Гершензону / Сост., коммент., вст. ст. А.С.Шатских. - М.: Гилея, 2000. - 392 с., илл.; тираж не указан; ISBN 5-97987-015-4.

Перед нами - филозофический трактат, а не подписи под картинками. Малевич выглядит последним Русским Любомудром - не считать же таковыми странных людей, которые толковали о Душе России и поэтому считались философами. А Малевич, наш Яков Беме, наш Франциск Ассизский, был, как пишет комментатор, человеком бескнижным и строил свой архитектон на абсолютно чистом месте. И писал, как оказывается, не совсем по-русски, а немного и по-польски, то есть на родном суржике.

В беспредельном покое Малевича каждый - от дзен-марксиста до криптоструктуралиста - вычитает свое. И будет прав. Потому что Малевич есть чистая поэзия. Другое дело, что сам предмет философии он отменил навсегда, как однажды отменил сам предмет Искусства - и Живописи в частности. Забавно, что люди западные давно уж о том слыхали, поскольку один немецкий энтузиаст перевел и адаптировал "Мир как беспредметность" на немецкий. Впрочем, тут обнаруживается, что "настоящего" Малевича мы еще и не читали - всякий публикатор прилизывал его косноязычие по-своему. Но одно дело - перекладывать на чужой язык, другое - публиковать этот написанный на неведомом наречьи текст, составленный по четко продуманному плану великого безумца.

Цитата: Такова все-таки философия ящера, загипнотизировавшего человека, сулящего ему все возможные блага во всех возможных системах летаргического сна. И человек, находясь в гипнозе, творит все, чтобы только найти средства насыщения ящера, несет ему в поте и крови, с утра до вечера, недели за неделями, месяцы за месяцами, - несет, как реки весенние несут воды в моря, как в вечность, и не могут наполнить море, - так целые века весен лучших сил, проливая кровь, человек несет в пасть животному образу все, чтобы удовлетворить его.


Интеллектуальный Форум: Международный журнал. # 4. - М., 2001. - 284 с.; тираж 999 экз.; ISSN 1606-9552-03.

Мишель-Андре Бернстайн. Его бытие и время (перевод Виктора Голышева): Хайдеггеровская риторика с ее смесью провинциального пиетизма и доиндустриальной сентиментальности смазывает различия, которые могли бы придать его нападкам на современность менее ретроградное звучание. То, что Музиль называл "сослагательностью возможного", идея, что все в мире могло бы "с таким же успехом идти по-другому", немыслима в рамках философии Хайдеггера. У него история, мысль и самораскрытие бытия - все следует по единственной, строгой траектории. Альтернатив и ответвлений нет.


Теодор В.Адорно. Философия новой музыки / Пер. с нем. Б.Скуратова; вст. ст. К.Чухрукидзе. - М.: Логос, 2001. - 352 с.; тираж 2000 экз.; ISBN 5-8163-0013-Х.

Основополагающий труд основоположника социологии музыки. Теодор В.Адорно (1903-1969), философ франкфуртской неомарксистской школы, непримиримый разоблачитель Просвещения, анализирует музыкальные опыты нововенцев (Шенберг, Берг, Веберн) и неоклассицистов (Стравинский). Правда - за "непросветленным страданием" нововенцев. Изящно изданный логосовский томик - необходимое дополнение к капитальной "Социологии музыки", вышедшей не так давно в серии "Книга света".

Цитата: В действительности представление публики о традиционной музыке составляется только из самого грубого: легко запоминающихся идей, одиозно прекрасных мест, настроений и ассоциаций. Музыкальная взаимосвязь, служащая основой смысла, остается для натасканного радиослушателя в любой из ранних бетховенских сонат не менее недоступной, чем, скажем, в квартете Шенберга... Но так как индустрия культуры воспитала свои жертвы для того, чтобы те избегали напряжения в свободное время, отведенное им для потребления духовных товаров, еще упрямее цепляются эти жертвы за явление, преграждающее им доступ к сущности... Не только легкая музыка затопляет уши слушателей так, что всякая другая пробивается к ним лишь как ее съежившаяся противоположность, как "классика"; не только перцептивная способность притупляется вездесущими шлягерами так, что концентрация ответственного слушания становится невозможной, а память слуха - засоренной следами безобразия; дело еще и в том, что сама священная традиционная музыка уподобляется характеру своего исполнения, приспосабливаясь для наслаждения слушателя коммерческой массовой продукции - и нельзя сказать, что это не отражается на ее субстанции... Поэтому размышления, предметом которых становится развертывание истины в эстетической объективности, относятся единственно к авангарду, исключенному из официальной культуры. Философия музыки сегодня возможна лишь в качестве философии новой музыки.


Жерар де Нерваль. Мистические фрагменты / Пер. с фр.; сост. Ю.Н.Степанов; вст. ст. и коммент. С.Н.Зенкина. - СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2001. - 536 с.; тираж 3000 экз.; IBSN 5-89059-002-2.

Еще один основательный отечественный сборник де Нерваля - высокопрофессиональные переводы, блестящее предисловие и комментарии Сергея Зенкина. Ключевая часть книги - очерки, статьи, заметки. Масоны, визионеры, язычники. Романтизм, кризис романтизма. Предвосхищение символизма и сюрреализма.

Зенкин: У Нерваля нет "тайной философии", и его мистика напоминает не рудник, а скорее трясину или зыбучие пески, грозящие безвозвратно поглотить не только человека, но и все здание рационалистической европейской культуры; между тем состоят они из "перегноя" самой же этой культуры, из ее полузабытых и отброшенных верований, преданий, мифов. Нерваль-мистик стал одним из первых писателей испытателей культуры, он прекрасно ощутил и передал ее сущностную небытийность, рискованную и заманчивую связь с такими понятиями, как пустота, разделенность, дистантность.

Де Нерваль: Все изменило форму вокруг меня. Дух, с которым я разговаривал, не имел больше своего прежнего вида. Теперь это был молодой человек, скорее воспринимающий от меня идеи, чем сообщающий их мне... Не слишком ли опрометчиво забрался я на высоты, вызывающие головокружение?


Томас Бернхард. Стужа: Роман / Пер. с нем. В.Фадеева; заключит. ст. В.Шмидт-Денглер. - Спб.: Симпозиум, 2000. - 490 с.; тираж 2000 экз.; ISBN 5-8991-148-3.

Чем дальше в лес, тем больше дров. В первой успешной книге (1963) австрийского прозаика и драматурга Томаса Бернхарда романтического Художника одолевает предсмертная агония. После опустошительных экспериментов Кафки, Музиля, Арто и Селина одряхлевший художник настолько плох, что совершает ежедневный моцион по лиственным лесам исключительно в сопровождении молодого врача. Все вместе - душераздирающие будни оставленного без присмотра сознания, которое с истинно германским педантизмом пытается выйти из берегов. Ценой неимоверных усилий подтачиваются основы европейского рационализма - история, личность, биография, язык, - но все становится только хуже. Мир лишь съеживается. Стены захудалой гостиницы. Раскалывающийся от головной боли череп. Старое, измученное бессонницей тело. Сковывающий холод.

Цитата: - ...Я осторожно присаживаюсь к столу и начинаю писать заметки, заметки обо всем, что меня занимает. Но не тут-то было, дальше третьего или четвертого слова дело не идет... разумеется, страшно, когда хочешь что-то записать... и вдруг эта мысль, которая только что была в голове и казалась вполне убедительной и ценной, пропадает вовсе. Ночи для меня - муки смертные, да будет вам известно, я коротаю их тем, что занимаюсь изучением своего тела: я сажусь перед зеркалом и рассматриваю себя... Это единственное оставшееся мне удовлетворение; оно смягчает боль, буча в голове стихает, жар и возбуждение уже не нарастают. Я переваливаю через ночь, через ужасное отчаяние, если хотите знать, которое запечатлено на стенах, исцарапанных моими ногтями. Видите, - сказал художник, - у меня сломаны ногти.

Предыдущий выпуск

Сводный каталог "Шведской лавки"


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Татьяна Арефьева, Шведские сумерки # 6 /26.02/
Ибис с рогами-копытами; тибетский безенчук визглив и назойлив; бред по дороге в Атлантис; Кастанеда, мини-юбки и синие чулки.
Шведская лавка # 13 /13.02/
Язык - недруг, джокер, любовник: десять интеллектуальных бестселлеров в онлайновой продаже.
Татьяна Арефьева, Шведские сумерки # 5 /09.02/
Свадьба с серийной декапитацией; голый колдун и Рерих в юбке; чем клиппот зря гонять, подцепи шекину; паранойя паралогии; прекрасный свами на белом коне.
Шведская лавка # 12 /22.01/
От "Пира" к "Хрустальному миру": десять интеллектуальных бестселлеров в онлайновой продаже.
Татьяна Арефьева, Шведские сумерки # 4 /29.01/
ВижU твой жребий на светлом челе; краткая энциклопедия карманника; грезы без запятых; вредная привычка к киркам и мотыгам; правила пользования русалками.
предыдущая в начало следующая
Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Участник партнерской программы 'Озона'
Участник партнерской программы 'Издательский дом 'Питер'




Рассылка раздела 'Шведская полка' на Subscribe.ru