Главным внешнеполитическим событием прошедшей недели было заседание министров иностранных дел ОБСЕ в Бухаресте, где Россия продемонстрировала свое новое постсентябрьское международное лицо, лицо "не мальчика, но мужа". Хотя, за исключением РЖ, российские СМИ фактически пропустили бухарестский саммит мимо глаз и ушей. Почему? Наверное, потому, во-первых, что Кремль сам до поры до времени не хочет "раскрываться" в новом качестве сильного международного игрока, а во-вторых, комментаторы и аналитики привыкли считать ОБСЕ неким гуманитарным отстойником и не заметили намечающихся в организации перемен, инициированных, кстати, именно Россией.

Еще накануне поездки Игоря Иванова в Бухарест было ясно, что Россия всерьез намеревается внести, как минимум, поправки в constitutio европейских организаций, а в перспективе - и Европы в целом. В конце октября, после встречи с действующим председателем ОБСЕ, главой МИД Румынии Мирчей Дан Джоанэ, Игорь Иванов заявил, что, во-первых, Москва "серьезно готовится" к заседанию СМИД ОБСЕ, а во-вторых, что Россия собирается "вдохнуть новую жизнь в деятельность этой организации". И Мирчу Джоанэ, похоже, нисколько не смутил столь решительный настрой Иванова. Румынский министр, напротив, признался, что вклад России в деятельность организации "является решающим".

При этом надо отметить, что "поправки" в конституционные акты, в частности - ОБСЕ, Россия собирается вносить в обоих значениях этого волшебного латинского термина: 1) constitutio как совокупность наиболее важных законов (имеется в виду государство), устанавливающих принципы организации и деятельности и 2) constitutio как строение или структура (имеется в виду человека), комплекс морфологических и функциональных индивидуальных особенностей, складывающийся на основе наследственных и приобретенных под влиянием социальных и природных условий свойств и проявляющийся в его реакции на различные (в том числе болезнетворные) воздействия.

С первым как бы все ясно. Россию, прежде всего, не устраивают "принципы деятельности" ОБСЕ, а именно - принципиальная пассивность организации на европейской политической поляне. Именно эта пассивность, как кажется, стала причиной затяжного кризиса ОБСЕ, о котором говорили практически все участники заседания в Бухаресте, но больше всех Россия. При этом стоит отметить, что пассивность организации была заложена уже в Заключительном акте СБСЕ, подписанном 1 августа 1975 года, с его 10 принципами: суверенное равенство; уважение прав, присущих суверенитету; неприменение силы или угрозы силой; нерушимость границ; территориальная целостность; мирное урегулирование споров; невмешательство во внутренние дела; уважение прав человека и основных свобод; равноправие и право народов распоряжаться своей судьбой; сотрудничество между государствами; выполнение международно-правовых обязательств. Прямо скажем, все эти "уважение", "неприменение", "нерушимость" и прочие "невмешательства" хороши были в условиях неустойчивого равновесия времен "холодной войны", которое вполне адекватно обрисовал еще в 1958 году Раймон Арон: "Нынешняя ситуация в Европе ненормальна, а то и абсурдна. Зато она имеет четкий облик, причем все знают, где проходит демаркационная линия, и никто особенно не боится того, что может произойти". Сегодня, при наличии совершенно новых угроз и вызовов, нерешительность (мягко говоря) ОБСЕ совершенно неприемлема. Сегодня нужны наступательность и прямые решения, то есть политическая воля.

А это уже относится ко второму значению термина constitutio, в контексте которого Россия пытается возродить такую "морфологическую и функциональную индивидуальную особенность" ОБСЕ, как, собственно, обеспечение безопасности. Реакция ОБСЕ на такое "болезнетворное воздействие", как международный терроризм, показала, во-первых, явную недостаточность иммунитета у означенного "организма", а во-вторых, неспособность даже определить "вирус". Именно на этих двух недостатках ОБСЕ были сосредоточены усилия российской делегации.

Для укрепления иммунной системы Европы был принят План действий против терроризма (обращает на себя внимание, что это план не только "против", но еще и "действий"!), а для определения вируса терроризма российской делегацией был жестко поставлен вопрос о недопущении двойных стандартов, когда экстремистов и сепаратистов в одной стране называют террористами, а в другой - борцами за свои права. Так, некоторые участники форума, на что не преминули указать представители России, готовы детально обсуждать тему прав человека в Чечне, но сразу теряют голос при обсуждении ситуации в Латвии или Косово (кстати, латвийские политики уже потирают руки ввиду ожидаемого закрытия Бюро по правам человека в Риге, против чего решительно выступила в Бухаресте Россия). Различия во взглядах по проблеме двойных стандартов остались, но теперь уже очевидно, что, в конце концов, отношение к таким базовым понятиям, как "права человека" и "терроризм", станет универсальным. Тем самым будет упразднен "географический дисбаланс" в работе ОБСЕ, о котором говорил на заседании Игорь Иванов.

Одним из самых характерных моментов встречи министров иностранных дел стран-членов ОБСЕ в явился тот тон, в котором Россия начала говорить со своими партнерами. "Россию не устраивают и больше не устроят...", "Россия настаивает..." и даже "...требует". Очень давно мы не слышали от представителей РФ таких слов, причем произнесенных на чужой, по существу, площадке. Интересно отметить, что накануне бухарестского саммита действующий председатель ОБСЕ Мирча Джоанэ любезно заявил, что "мир, изменившийся после 11 сентября, дает возможность России найти свое место в архитектуре евроатлантической безопасности". Россия решила в полной мере воспользоваться такой возможностью и, в свою очередь, пообещала приложить максимальные усилия для того, чтобы, во-первых, обновить всю деятельность организации и, во-вторых, помочь самой ОБСЕ найти свое место в международной архитектуре безопасности. И помогла!

Главным достижением прошедшей встречи стало подписание Заключительной декларации и Плана действий против терроризма. В Плане действий указано, что "никакие обстоятельства и причины не должны оправдывать террористические акты". В документе подчеркивается, что террористические действия могут быть вызваны "целым рядом факторов социального, экономического и политического характера, в том числе сепаратизмом и экстремизмом". В связи с этими обстоятельствами страны ОБСЕ обязуются "принять все необходимые меры для пресечения на своей территории нелегальной деятельности людей, группировок и организаций, которые занимаются подстрекательством, финансированием, организацией терактов или же принимают непосредственное участие в террористической или любой другой преступной деятельности, направленной на свержение существующего политического строя какого-либо государства-члена организации". Как не признать, что за каждой более или менее абстрактной формулировкой Плана действий проглядывают вполне конкретные события, с которыми знаком каждый, кто хотя бы смотрит теленовости. Теперь вполне конкретные претензии, например, к властям Великобритании по поводу действия на ее территории исламских фундаменталистских организаций, вербующих наемников для Чечни, могут быть подкреплены ссылкой на документы ОБСЕ. Более того, ссылаясь на эти же документы, можно предъявить претензии к НАТО, которое, вооружив однажды албанских экстремистов на Балканах, до сих пор ничего не предприняло для того, чтобы угомонить разгулявшихся боевиков и наркоторговцев. Да и официальному Тбилиси будет о чем подумать.

Кстати, что касается НАТО, то в условиях реформирования и активизации деятельности ОБСЕ может не только дополнить, как было дипломатично сказано на саммите, а именно заменить Альянс в европейских делах. Заинтересована ли в этом Россия? Вне всякого сомнения. Во-первых, "выдавливание" НАТО из общеевропейских дел, то есть дел, имеющих отношение к безопасности "большой Европы" от Атлантики до Берингова пролива, сделает Западную Европу мощным и действительно самостоятельным центром мировой политики, без постоянной оглядки на заокеанского "большого брата", а такое развитие событий - важнейший шаг к столь желанному для многих мировых держав многополярному миру. А во-вторых, Россия в таком случае приобретает реальный статус "места встречи" между Западом в лице Европы и Востоком в лице Китая и Индии. В этом смысле стратегически важным представляется тот факт, что в Плане действия против терроризма подчеркивается необходимость координации действий, в числе прочих - с Шанхайской организацией сотрудничества. Если, как предлагает Москва, ШОС будет сориентирована на проблемы безопасности так же, как ОБСЕ, то Россия оказывается реальным связующим звеном в системе уже не евроатлантической, а евразийской безопасности. Это было бы вполне конкретным шагом в строительстве того евразийского "северного зонтика", о котором я уже писал.

А с определением евразийских интересов России на прошедшей неделе вышел забавный казус. Журналисты ОРТ в репортаже об интервью Путина греческим журналистам подверстали к ответу президента вопрос, который греческие журналисты, в общем-то, не задавали. То есть вопрос был просто другим: "ВОПРОС (греческих журналистов): ВВ, остаются ли для вас, для России, стратегические интересы на Балканах? И как Вы считаете, какова могла бы быть конкретная роль России в решении конфликтов, которые все-таки не утихают на нашем полуострове?" По версии же ОРТ, Путин отвечал на вопрос: "Как соотносятся стратегические интересы России в Европе и в Азии? Какое направление внешней политики является приоритетным для России?" Согласитесь, что вопросы, мягко говоря, разные, но самое прикольное заключается в том, что отвечал ВВП, кажется, именно на незаданный вопрос оэртэшников: "Россия постепенно возвращает себе качество страны, которой небезразлично, что происходит в тех или иных регионах мира. Да и невозможно представить себе Россию, которая не интересовалась бы и не влияла бы на эти процессы. Достаточно только посмотреть на ее территорию: Россия находится и в Европе, и в Азии, и на Юге, и на Севере. Просто по факту своего присутствия в этих регионах мира она является державой европейской и азиатской, южной и северной. Причем все это имеет практическое значение в решении конкретных задач".

Такие заявления в полной мере отвечают на снисходительные улыбочки Бжезинского (у Михаила Леонтьева в программе "В другое время"): "Вы сначала дороги отремонтируйте, а потом о геополитике будете думать". Конкретные политические и экономические шаги, направленные на более тесное взаимодействие России с Европой и Азией - без всякой метафизики евразийцев - ведут к подспудному выстраиванию нового геополитического ландшафта Евразии и мира в целом. Даже Генри Киссинджер, который всегда был умнее и аккуратнее в высказываниях, а потому и более влиятельным в определении внешнеполитического курса США, чем Бжезинский, признает: "Путин приберег про запас другие свои возможности с Китаем и Европой, особенно с Германией, на тот случай, если с Соединенными Штатами что-то не выйдет" - что и подтвердили результаты воскресной встречи Путина и Шредера.

И напоследок: почему "встреча под мостом"? Потому что все участники бухарестского саммита осознавали тот факт, что после наведения нового "моста доверия" между США и Россией последняя получила в европейских делах статус политического тяжеловеса. О том, что заседание СМИД ОБСЕ проходит под сенью новых российско-американских отношений, заявил уже на открытии саммита Мирча Джоанэ. Поэтому бухарестский саммит и был похож на "встречу под мостом". А что касается отношения к российским инициативам, то мне вспоминаются слова Шарля де Голля из его книги "Мемуары надежд", в которых Францию образца 1958-го года можно с легкостью заменить на Россию образца 2001-го: "В общем, за границей, несмотря на испытываемое недовольство, на кисло-сладкие речи, на отрицательные высказывания печати и злые карикатуры, стали привыкать к этой новой Франции, ведущей себя как великая держава, и отныне стали следить за ее делами, жестами и словами с таким вниманием, какого ей давно уже не оказывали".