Сводятся ли методы управления к насилию и обману - или сегодняшний день предлагает что-нибудь новенькое? Суровый мужской разговор о секретах управленческого мастерства ведут:

Сергей Кара-Мурза, политолог, главный научный сотрудник аналитического центра РАН;
Владимир Фадеев, главный специалист Аналитического управления мэра Москвы;
Федор Гиренок, доктор философских наук, заведующий кафедрой философской антропологии МГУ;
Дмитрий Замятин, докторант Института географии РАН, куратор Секции геополитики Российской Ассоциации Политической Науки.

Сергей Кара-Мурза: Методы управления и научного исследования с первой трети ХХ века изменились очень сильно. Причем значительные перемены произошли с самой властью, а не только c принципами управления.

Владимир Фадеев: Безусловно, основные принципы в методологии управления сильно изменились с начала прошлого века.

Федор Гиренок: Принципы научной методологии и управления сильно изменились по сравнению с предыдущими эпохами. Эти изменения характеризуются прежде всего по уровню работы с сознанием. Смена соответствующих парадигм началась еще в конце XVIII - начале XIX веков и стала очевидной вместе с провозглашением Огюстом Контом научного поворота в сторону субъектности. Если до этого основными методами управления были голод, сила и плетка, то отныне в управлении стали использоваться более тонкие и эффективные методы. В начале ХХ столетия появился т.н. феномен "массы" - выбитых традиционных социальных ячеек ничем и никем не связанные слоев. Поэтому потребовалось создание принципиально иной схемы управления - особой идеологии в качестве "формочек" для "песка" масс, которых уже нельзя было сдержать чисто органически. Поэтому век ушедший стал веком СМИ и массовых идеологических течений. Управление сознанием базируется на следующих методах. Во-первых, сознанием можно управлять, не затрагивая его самого. Во-вторых, сознанием можно управлять, создавая рефлексивные системы, вступая таким образом с ним в диалог. И наконец, сознание можно заставить работать, имея в виду, что оно - такой же продукт, как и все остальное. К тому же, оказалось, этот продукт обладает значительным коммерческим эффектом. В результате схема управления путем манипуляций с сознанием стала доминирующей в современном мире.

Дмитрий Замятин: Думаю, что основные векторы научной методологии и в частности, принципы управления сильно не изменились по сравнению с XIX-XX веками. И в России, и на Западе основной вектор в методологии по-прежнему когнитивен по своему характеру.

Получается, у России в этом отношении практически нет своей специфики?

Владимир Фадеев: Советская система управления, возникнув, стала одной из самых динамичных и перспективных. Основной моделью в ней стало жесткое целеполагание любой ценой. В результате по своей общей эффективности она обогнала американскую систему управления с ее псевдорыночной экономикой практически по всем параметрам, за исключением, может быть, лишь расходования дополнительного продукта. Нужно отметить, что эффективность системы советского социализма до сих пор очень высока и востребована в мире. Можно сказать, мир постепенно движется к ее реализации. Например, создание и регуляция ГМК - это фактическое перенятие советской управленческой практики, только в несколько видоизмененном состоянии.

Сергей Кара-Мурза: Рассуждая о советском периоде нашей истории, необходимо выделить сталинизм (советский тоталитаризм) как систему управления в совершенно особый тип государства. Основными принципами управления стали негласные идеи, заложенные в новом общественном договоре, сконструированном сталинизмом: морально-политическое единство и полное искоренение плюрализма в любой сфере общественной жизни, от отрицания идеи альтернативности мышления и экономической конкуренции до неприятия принципа разделения властей. В результате возникла специфическая мобилизационная парадигма управления, характерная для сталинского периода советской истории. Основной ее характеристикой стал решительный приказ. Фактор решительности при этом стал определяющим, не зависящим от правильности или неправильности самого приказа.

Дмитрий Замятин: Принципы управления для России по своей сути укладываются в некую имперскую модель, хотя эта модель нетипична для классических империй. Эти принципы базируются на трех основных постулатах. Во-первых, власть в России распространяется на всю территорию, на которую она заявляет свои полномочия. Для западных демократий при этом, в отличие от России, характерен более гибкий подход. Во-вторых, понятие "вертикаль власти" в России коренным образом отличается от сходного понятия на Западе. В России каждая единица этой вертикали продуцирует в самой себе копию вышестоящей единицы. Каждый "столоначальник" воплощает в себе уменьшенную копию своего начальника, при этом он заведомо убежден в том, что не отличается от него кардинальным образом и не действует иначе, чем исходная модель. В-третьих, российская федеральная модель воспроизводит совершенно иные коды управления и власти, чем федеральные модели Америки и Европы. У нас совершенно иное понимание политического и геокультурного пространства, совершенно иные методы его районирования, что, кстати, абсолютно не вписывается в имперскую модель управления.

Федор Гиренок: В ХХ веке только одно идеологическое течение пыталось бросить реальный вызов всеобщей виртуализации реальности - германский фашизм. Однако те методы, которые были использованы в Германии, показали как неразрешимость подобной задачи, так и свою крайнюю неэффективность.

Сталин и Гитлер много дали для развития современных методов управления, но времена, все-таки, изменились... Или нет?

Сергей Кара-Мурза: В эпоху Хрущева сообразно с требованиями времени была предпринята попытка выхода из мобилизационного состояния. Однако теоретически эта задача так и не была решена, несмотря на то, что некоторые положительные сдвиги наметились в эпоху раннего Брежнева. После 1991 года, несмотря на всю условность этой даты, основными идеологемами государственного управления стали революционная целесообразность и особый вид революционного права, которые вовсю исповедовались демократами "первой волны". При этом основной тенденцией в управленческой методологии стало создание принципа необратимости происходящих изменений, что фактически означало абсолютизацию и безвозвратность разрушения всех структур советского строя. Однако примерно с 1995 года наблюдается постепенное торможение разрушительных компонентов системы "нового управления" и попытка создать что-то наподобие новой системы государственного строительства. Как бы то ни было, но за последние 6-7 лет стали заметны попытки создания нового порядка и отказа от культа разрушения как основной составляющей механизма государственного управления, несмотря на то, что все это осуществлялось в рамках единого этапа эволюции систем управления.

Владимир Фадеев: Советская система управления, доказав свою значительную эффективность (например, использование труда было намного эффективнее, чем в западном мире), стала деградировать. Люди были вынуждены перейти в режим жесткого исполнения, в итоге чего право на вариативность при принятии решений и право на ошибку абсолютно исключались и при малейшем прецеденте немедленно подавлялись. Результат этих перемен мы едим до сих пор: в советском, а затем и в российском обществе возникла специфическая управленческая боязнь принимать решения. Каждое звено в управленческой пирамиде перекладывает право на решение на вышестоящую инстанцию, без согласования с которой любое решение автоматически парализуется. Этот круг замыкается на высших эшелонах власти, которые вынуждены порой принимать решения по самым незначительным решениям.

И на каком мы свете сейчас?

Федор Гиренок: Есть мнение, что современная эпоха постмодерна не предполагает сколь-нибудь возможного выхода из собственной парадигмы: дескать, любой "конец постмодерна" будет рассматриваться лишь как еще одна его очередная составляющая. Традиционные системы монолитичны. Постмодерн предполагает разрушение этой монолитичной структуры, разрушение общего языка и делает ставку на многоязыковый "бульон", с одновременным провозглашением равенства любого применяемого языка. Однако постмодерну есть альтернатива. В научной методологии эту альтерантиву можно обозначить как "археоавангард". Вместо многоязыковости археоавангард провозглашает паузу или "немотствование", отказ от всех существующих языков в качестве спасения от них. Ведь когда ты используешь язык, язык так же использует тебя. В принципе, игра уже сыграна, речь идет лишь о конечной расстановке сил. Поэтому археоавангард в качестве научного метода отказывается от всего того, что прошло обработку виртуальностью, делает ставку на "новых варваров", на все дикое, что осталось в этом мире, примитивное и наивное - в противовес "образованным людям", несущим на себе печать виртуальности "мыльных пузырей". Поэтому перед методологией управления скоро возникнет проблема, как строить коммуникацию с "немотствованием", как организовывать необходимый контакт.

Владимир Фадеев: Если говорить о сегодняшних временах, то нужно отметить, что значительно вырос уровень информативности, стал иным уровень фактического принятия решений. Со времени Ю.В.Андропова в СССР возник институт советников, что изменило саму систему обеспечения принятия решений. В нашем управлении усилиями Г.Х.Попова стало возможным говорить о создании научной методологии и теории создания новых систем государственного управления. Была взята на вооружение матричная структура управления, заключающая в себе совокупность методов стратегического планирования и конкретно-практического управления. Иными словами, эта система признает необходимое существование при решении любой управленческой задачи права на ошибку.

Сергей Кара-Мурза: При кардинальных переменах в принципах госуправления, необходимого и востребованного прорыва в области научной методологии, адекватного происходящим потрясениям, так и не было сделано. Произошла ломка всей существующей системы, но специальной научной парадигмы так и не было выработано. В результате сильно пострадала теоретическая база методологии управления, по-прежнему замешанной на совершенно инерционной для сегодняшнего дня модели истматовской идеологии. Причем до сих пор приоритет исторического материализма характерен не только для постсоветского пространства, но и для стран Запада. И там, и здесь заметно эволюционировали лишь некоторые практические стороны применения истмата. Общее идеологическое наполнение осталось фактически без изменений.

Что делать?

Дмитрий Замятин: В каждой общественной сфере на Западе присутствуют необходимые различия. У нас же эта составляющая крайне слабо дифференцирована. В когнитивном плане это можно выразить так: в России сфера политики охватывает все, хотя на Западе это всего лишь одна из многих общественных сторон жизни. Тем не менее, нашу модель можно трансформировать путем научных разработок систем управления, которые через использование фактора СМИ вполне смогут приобрести контуры фундаментальной модели, а затем и готового проекта. При этом никого особенно нам догонять не нужно в вопросах научной методологии. Образуя новое пространство, вовсе не обязательно использовать все имеющиеся социокультурные ячейки. Какие культурные коды нам особенно нужны и востребованы, те и следует брать и разрабатывать, пусть они покажутся не очень богатыми и слишком "византийскими". Подобным путем сконструировала себя современная Япония. Для России это также вполне подходящий путь.

Федор Гиренок: В чем заключается основной смысл управления? Только в одном: чтобы управляемый не думал, что им управляют, и пребывал в этой убежденности как можно дольше. Иными словами, бараны должны сами загонять себя в стойло. Естественно, с количественным ростом "баранов" непосредственное силовое управление затрудняется, и поэтому приведенная максима управления требует все более тонких качественных метаморфоз.