Полный текст статьи появится в январском (2003) номере журнала "Вопросы философии"

Начало - здесь.

Позволю себе более точно определить внутренние ограничения нашего количественного исчисляемого знания, которые столь часто игнорируются. Хочу сделать это, чтобы ни у кого не сложилось впечатления, что я вообще выступаю против математических методов в экономической науке. Вряд ли можно достичь понятной картины общих взаимозависимостей между различными событиями на рынке без алгебраических приемов. И все же следует избегать иллюзии относительно наших возможностей так использовать указанные приемы, чтобы прогнозировать количественное выражение данных величин; это приводит и к тщетным поискам количественных или цифровых констант. А так происходит даже вопреки тому факту, что современные основатели математической экономики и не тешили себя подобной иллюзией. Предложенная ими система уравнений описывала бы образцы рыночного равновесия, если бы их можно было бы представлять таким образом, будто можно заполнить все пробелы в абстрактных формулах (то есть будто нам известны все параметры данных уравнений) - и вследствие этого если бы наличествовало знание о ценах и объемах всех продаваемых благ и услуг. Но как ясно показал один из основателей данной теории Вильфредо Парето, данная цель не достигается "подбором количественного выражения цен", поскольку, по его словам, было бы "абсурдом" предполагать, что мы можем собрать все эти данные¹. Действительно, данный главный пункт был понят уже такими замечательными предшественниками современной экономической теории, как испанские преподаватели XVI века, которые подчеркивали: то, что можно назвать математической ценой, зависит от весьма большого числа отдельных обстоятельств, поэтому ее никогда не может узнать человек и она известна лишь Богу.

Есть немного примеров, демонстрирующих явный вред заблуждения, что в экономических разработках важны лишь измеряемые величины: один из серьезнейших - анализ наблюдающейся инфляция и проблем занятости. Воздействие подобного заблуждения заключается в том, что подлинные причины ширящейся безработицы, по всей видимости, выпадают из поля зрения большинства сциентистски мыслящих экономистов, так как их разработки не могут быть подтверждены напрямую наблюдаемыми отношениями между измеряемыми величинами; почти исключительная концентрация на количественных соотношениях феномена, заметного и невооруженным взглядом, приводит и к усугубляющей ситуацию политике.

Конечно, готовность воспринять ту разновидность теории, которая, на мой взгляд, содержит правильное объяснение безработицы, равнозначна признанию теории с неким ограниченным содержанием, поскольку она позволяет обосновать только весьма общие представления о классе событий, ожидаемых нами в данной ситуации. Но воздействие на политику более амбициозных теоретических конструкций вряд ли может привести к успеху. Я настаиваю на предпочтении истинного, хотя и не столь совершенного знания - даже если оно будет носить во многом неопределенный характер и не претендовать на прогноз, такому точному знанию, которое может оказаться и ложным. Доверие к явному удобству общепризнанных стандартов научного исследования, обеспечиваемых по видимости простыми, но ложными теориями, может привести к печальным последствиям - как это и показано в приведенном примере.

Фактически в рассматриваемом примере многие средства, предлагаемые доминирующей "макроэкономической" теорией в качестве лекарства против безработицы - в первую очередь, увеличение совокупного спроса, - стали причиной весьма обширного распределения ресурсов неправильным образом, что, по всей видимости, и привело к неизбежности дальнейшей, уже полномасштабной безработицы. Непрекращающиеся вливания дополнительных денежных средств в те точки экономической системы, где образуется временный спрос, должны быть прекращены; это остановит рост денежной массы или снизит его темпы (скорректировав и ожидания непрекращающегося роста цен) и обеспечит использование трудовых и иных ресурсов, которые остаются неподвижными, пока происходит увеличение денежной массы неизменными темпами - или, возможно, пока ее ускорение задается процентной ставкой. Рекомендуемая же политика приведет не столько к росту уровня занятости, который вряд ли обеспечится и другими средствами, сколько к такому ее перераспределению, которое не может поддерживаться без дополнительных ограничений и которое поэтому в течение некоторого времени должно обеспечиваться нарастанием инфляции, с неизбежной стремительностью приводящей к дезорганизации всех сфер экономической активности. Ситуация складывается так, что ошибочные теоретические взгляды формируют сомнительную позицию, придерживаясь которой нельзя предотвратить повторной реальной безработицы. И не потому, что, как порой неверно заключает данная теория, безработица преднамеренно вводится как средство противостояния инфляции, а потому, что, как сейчас приходится наблюдать, ее не может не быть из-за весьма досадных, но неизбежных последствий ошибочной политики в прошлом - как раз с того времени, когда не удалось обуздать инфляцию.

Однако оставим в стороне проблемы, которые имеют непосредственно практическое звучание и рассматриваются мною в основном как всего лишь иллюстрации важных последствий ошибок, допускаемых в освещении абстрактных вопросов философии науки. Есть много причин предвидеть возможность и долговременных опасностей, создаваемых в гораздо более широких масштабах из-за некритического подхода к положениям, которые обладают видимостью научности - как это уже видно из предпринятого выше обсуждения. Можно было бы представить убедительные примеры из своей области исследований, относящиеся к данной теме, но скажу шире: в науках о человеке то, что по видимости предстает как сугубо научная процедура, по сути является зачастую как раз ненаучным подходом; кроме этого в данных областях исследования есть определенные уровни, которых науке, как можно предположить, не превзойти. Это значит, что чрезмерно доверять науке - или осуществлять контроль в соответствии с научными принципами за границами того, что собственно достигается научными методами - значит, получить плачевные результаты. Прогресс естественных наук в Новое время, конечно, в такой степени оправдал возлагаемые на них надежды, что любое замечание о возможном установлении для них некоторых ограничений, вызывает подозрение. Оно особенно присуще тем, кто уповает на усиливающуюся власть прогноза и контроля, в целом считая их неотъемлемым достижением научного прогресса, - власть, применяемую и к социальным процессам, как будто общество формируется в конечном счете по нашим запросам. В действительности же - вопреки упованиям в связи с открытиями в области физических наук - взгляды, выводимые из изучения общества, гораздо чаще охлаждают наши стремления; и вряд ли может вызвать удивление, что почти все наиболее энергичные молодые люди нашей профессии не всегда готовы воспринять это должным образом. И все же уверенность в неограниченной власти науки весьма часто базируется лишь на ложном утверждении, что научный метод сводится к применению хорошо отработанных техник или имитации некоторых форм, а не к разработке собственно научных процедур; может даже создаться впечатление, что достаточно только следовать набору некоторых рецептов - и все социальные проблемы будут решены. Временами ситуация выглядит и так, будто средствами науки овладеть намного легче, чем научиться мыслить о том, какие проблемы стоят перед нами и как приблизить их решение.

Конфликт между современным состоянием общественных надежд на достижения науки, якобы способных удовлетворить популярные запросы, и реальной силой науки - вещь важная. Только серьезные ученые вынуждены признавать некоторые границы в том, что они могут сделать в социальной сфере, публичные же ожидания всегда ориентированы на нечто гораздо большее, и поэтому надо честно признать: существуют ученые, которые могут куда в большей мере идти навстречу общепризнанным требованиям, чем это позволяет опора на силу знания. Часто для эксперта достаточно трудно, а для обыкновенного человека во многих случаях невозможно провести различие между правомерными и надуманными притязаниями, выдвигаемыми во имя науки.

Если мы заботимся о репутации науки и намерены ограничить сверхпритязания со стороны знания, основанные на поверхностном уподоблении соответствующих процедур их образцам в физических науках, то следует приложить немало усилий для разоблачения подобных притязаний, ведь они отчасти определяют сегодня тематику исследований даже на авторитетных университетских факультетах. Нельзя поэтому не отдать должного таким современным философам науки, как сэр Карл Поппер, предоставивший нам своеобразный тест на различение того, что мы можем считать наукой, и того, что ею не является - тест, которого, я уверен, не прошли бы некоторые доктрины, широко провозглашаемые сегодня в качестве научных. В то же время ряд специальных проблем в отношении тех существенно сложных феноменов, значимым примером которых могут служить социальные структуры, побуждают меня в заключение вновь перечислить в более общих выражениях причины, почему в соответствующих областях исследования нельзя обходить принципиальные препятствия при прогнозировании отдельных событий, а вследствие этого и действовать так, как если бы мы обладали научным знанием о преодолении этих препятствий; игнорирование указанных причин само по себе может создать серьезное препятствие для развития человеческого ума.

И, главное, мы должны помнить: мощное и стремительное развитие физических наук происходит в тех областях, где возможные объяснения и предсказания в принципе обосновываются законами для феноменов, выступающих как функции относительно небольшого числа переменных - частных фактов или же относительно часто встречающихся событий. Это может даже служить надежным основанием для выделения тех или иных областей как "физических" - в отличие от тех высоко организованных структур, которые я называю здесь: сущностно сложные феномены. И нет никаких оснований утверждать, что подход к последним должен быть точно таким же, как и к первым. Трудности, с которыми мы сталкиваемся в отношении вторых, - не столько сложности в формулировке теорий для объяснения наблюдаемых явлений, как это может показаться на первый взгляд (хотя и это представляет особую трудность в плане проверки выдвигаемых предположений и производного от нее отбрасывания непригодных теорий). Эти трудности соотносимы с главной проблемой, когда указанные теории мы применяем к какой-либо отдельной ситуации в реальном мире. Теория сущностно сложных феноменов должна соотноситься с большим количеством частных фактов; выводя из нее прогноз или проверяя его, следует удостовериться в надежности всех этих фактов. Приняв это к сведению, мы не будем испытывать особых затруднений при выдвижении надежных предсказаний с помощью современных компьютеров - если можно без особых трудностей поместить полученные данные в подходящие части теоретических формул и извлечь из них прогноз. Реальная трудность, в разрешение которой наука не вносит существенного вклада и которая временами предстает как неразрешимая в принципе, заключается в надежном выделении частных фактов.

Продвигаясь вперед, мы все чаще обнаруживаем, что по сути можем удостовериться в надежности только части, но далеко не всех особых обстоятельств, детерминирующих ход того или иного процесса; вследствие этого мы в состоянии предсказывать только некоторые, но далеко не все характеристики ожидаемого результата. Часто все, что мы можем предсказать - ряд абстрактных характеристик определенного образца, который выявляет соотношение между разного рода элементами, причем относительно них у нас имеются весьма приблизительные знания. Еще и еще раз повторю: мы будем как и обычно выдвигать прогнозы, подвергаемые фальсификации и вследствие этого обладающие эмпирической значимостью.

Конечно, по сравнению с точными предсказаниями, к которым мы привыкли в физических науках, данный вид прогнозов просто по заданному образцу - вторичен и вряд ли он кого-либо может удовлетворить в полной мере. И все же есть опасность, о которой хотелось бы предупредить, а именно: убеждение в том, что если некое требование выступает как научное, то оно неизбежно дает значимый результат. А это путь к шарлатанству или чему-то худшему. Действовать, опираясь на убеждение, что мы обладаем твердыми знанием (которого у нас по сути нет) и способностью формировать процессы в обществе, в конечном счете в соответствии с нашими намерениями - значит, по всей видимости, побуждать нас к нанесению весьма большого вреда. В физических науках, по всей видимости, существует не столь много препятствий в попытках достичь невозможного; там даже сверхочевидное не считается окончательной истиной, ибо эксперименты как раз способствуют в чем-то новому видению сути вещей. Но в социальной области ошибочное убеждение о возможности применения некоторой властной силы в благотворных целях, похоже, приводит лишь к новой власти, принуждающей других людей подчиняться некоторому авторитету. Даже если сама по себе такая власть неплоха, можно предположить, что ее реализация препятствует функционированию тех спонтанно упорядочивающих сил, на которые человек фактически столь прочно опирается при достижении своих целей - даже не понимая природы этих сил. Мы едва начинаем уяснять, сколь тонко функционирует в развитом индустриальном обществе система коммуникаций, которая именуется рынком и которая не может быть заменена любым более эффективным механизмом, произвольно создаваемым человеком для усвоения рассредоточенной информации.

Чтобы человек не сделал больше зла, чем добра в своих попытках улучшить социальный порядок, ему необходимо уяснить: здесь, как и во всех остальных областях, где превалируют организованные разновидности сущностной сложности, он не может достичь полного знания, в принципе делающего его господином положения. Он поэтому должен применять такое знание, которое может постичь: не изготовляя его результаты по заданному образцу - подобно тому, как ремесленник создает свое изделие, а скорее культивируя его рост путем формирования подходящей среды - подобно тому, как это делает садовник для своих растений. Поэтому в безудержном признании все возрастающей мощи, вызываемом прогрессом физических наук, кроется опасность; оно побуждает человека к попытке - испытывая "головокружение от успехов", по характерному для раннего коммунизма изречению - не только подчинить своей воле природную силу, но также поставить под контроль наше социальное окружение. Признание непреодолимых разумом границ и должно дать тому, кто изучает общество, урок предостережения: не потворствовать фатальному стремлению человека установить контроль над обществом. Такому стремлению, которое не только сделает его тираном своих ближних, но и в конечном счете превратит его в разрушителя цивилизации - вовсе не продукта чьего-то ума, а плода свободных усилий миллионов людей.

Перевод И.Е.Задорожнюка при участии Е.И. Задорожнюк

Примечание:

¹ V. Pareto, Manuel d'e'conomie politique, 2nd. ed., Paris 1927, pp. 223-224.