Смерть Сталина 50 лет назад привела не только к смене парадигм исторического развития СССР, но и предопределила глобальные эстетические и стилевые изменения, шире - трансформацию всего культурного, идеологического и властного пространства.

Вообще, советский период истории России и соседних стран представляет собою вовсе не единый в концептуальном отношении процесс, а, как минимум, три эпохи, три фазы "революционного горения" - с принципиально различными идеологическими, антропологическими, эсхатологическими, эстетическими и прочими установками.

Первая эпоха, начавшаяся с Октябрьского переворота и продлившаяся до рубежа 1920-1930-х, демонстрировала уровень максимального напряжения в развитии революционного советского коммунистического проекта. Культура этого периода одержима апокалиптическими мотивами мировой революции, преображения, "нового Неба и новой Земли", тотального переустройства Вселенной - речь идет, например, о "космическом коммунизме", господствует эстетика авангарда и необарокко. Примечательно, что ключевые деятели большевистской партии и государства (по некоторым данным, Луначарский, Дзержинский, Ленин, Красин) являются приверженцами либо последователями идей Николая Федорова о "воскрешении отцов". По всей вероятности, акцию с бальзамированием тела Ленина и культом мавзолея следует рассматривать именно в перспективе федоровских идей "общего дела".

Искусство этого периода в эстетическом плане еще не сковано "генеральной линией" партии, в нем идет поиск новых форм и средств выражения, условно его можно определить как "соцреализм-до-соцреализма". Характерные для эпохи культурные деятели: Эйзенштейн, Маяковский, Довженко, Андрей Платонов, Кандинский, Малевич, Мейерхольд, Курбас, Заболоцкий, Дзига Вертов и т.д. Именно из подобного барочно-авангардно-символистского эсхатологически ориентированного искусства и рождается соцреализм. Вообще, соцреализм в искусстве и литературе представляет собой вовсе не пропагандистскую технологию тоталитарного режима, как это некоторые считают, а разноплановое, исторически трансформировавшееся, крайне любопытное в эстетическом отношении явление магической культуры.

В структурно-типологическом отношении Советский Союз той эпохи вполне можно сравнить с допетровской Московской Русью: столь же явно была выражена эсхатологическая устремленность, представление о себе как о "катехоне", "последней крепости" "истинной веры". Знаковым событием раннесоветского стало также возвращение столицы из Петрограда в Москву. Любое проявление мещанства, индивидуального начала (за исключением периода НЭПа) с точки зрения государства воспринималось как измена "общему делу".

Вторую эпоху следует отсчитывать от начала 1930-х: именно ее называют "сталинской" - она завершается вместе со смертью генералиссимуса. На смену эсхатологической устремленности приходит имперская четкость и определенность, завершенность общего замысла, идея "Порядка". Принципиален отказ от поддержки III Интернационала, отказ от тезиса о мировой революции, переориентация на внутригосударственные процессы.

Сталин решил проститься с революционной по своему духу и утопической по характеру идеологией, а заодно и с ее носителями - "ленинской гвардией". Едва ли кто-нибудь из живших на этом свете уничтожил большее количество "настоящих" (то есть "истинно верующих") большевиков, чем Первый секретарь ЦК ВКП(б).

Соответствующий поворот был намечен и в эстетике: от грезившего о Земном Рае, малопонятного народным массам авангарда к "пролетарской простоте" и доступности, к нормативной поэтике социалистического реализма, синтезировавшей, как это точно определил еще в конце 1950-х Андрей Синявский, традиционную реалистическую культуру XIX века и классицистическую XVIII века. После I съезда советских писателей, вполне тоталитарными методами внедряется новая "регулярная" эстетика, воспроизводящая парадигму классицистического мышления, новый канон "академизма": стиль "Сталин" (по определению Бориса Гройса).

Складывается новый тип культурного героя - "человек риторический". Положительные герои вроде Павла Корчагина, персонажей "Молодой гвардии" Фадеева, "Поднятой целины" Шолохова, "Повести о настоящем человеке" Полевого, повестей Гайдара или пьес Корнейчука - это "люди-монументы". Характерна одномерность их рефлексии, им присуще черно-белое видение мира: есть только "хорошие" и "плохие" - "свои" и "враги", раздвоением личности "страдают" только отрицательные персонажи, а философические мотивы, как правило, не выходят за пределы темы классовой борьбы. Такие герои моделируются примерно теми же средствами, что и персонажи агиографии (житий святых).

Стиль "Сталин" апеллировал уже не к парадигмам эсхатологического мышления Московской Руси, а к "регулярному" стилю империи Романовых - вплоть до частичной легализации церкви, возвращения в оборот национальной исторической мифологии, "знаковых" имен из дореволюционного прошлого (Суворов, Кутузов, Петр I, Иван Грозный, Богдан Хмельницкий), офицерской формы и т.д. Эсхатологическая устремленность в политике, идеологии и искусстве заклеймены как "троцкистский уклон".

Возможно, именно антиэсхатологической установкой в идеологии может быть пояснен самый большой нонсенс послевоенной сталинской политики: почему политический режим не воспользовался той колоссальной, невероятной энергией народа-победителя, той витальной эйфорией и невиданным пассионарным подъемом, имевшими место после Победы? Вместо того чтобы осуществить грандиозные по масштабу, неведомые ранее планы государственного строительства, многие советские люди из Германии направились прямыми рейсами в сибирские лагеря, на освоение архипелага ГУЛАГ.

Смерть Сталина и последовавшая за тем эпоха "Оттепели" предопределила и смерть стиля "Сталин". На некоторое время Хрущев, отказываясь от политического наследия своего предшественника, пытается возродить досталинский идеологический климат, однако в хрущевском исполнении это приобретает гротескные черты. Несомненно, эпопея с разведением кукурузы, укрупнением заводов, строительством "массового" жилья, освоением Целины, обещанием коммунизма к 1980 году - это проявление эсхатологически ориентированного мышления 1920-х (пусть и извращенного), недаром Хрущев считался скрытым троцкистом. Пропагандистская кампания вокруг успехов в освоении космоса неявно апеллировала к учениям Николая Федорова и Константина Циолковского. Потом, при Брежневе, будет наблюдаться некий "откат" к культурным знакам сталинизма. Даже само определение брежневской эпохи как "застоя" указывает на отсутствие эсхатологического вектора исторического развития.

В постсталинский период соцреализм обогащается новыми идеями, новыми художественными приемами, новым мироощущением. Можно говорить о постепенном вырождении прежней тоталитарно-монументальной разновидности соцреализма - он вырождается именно как ритуальное искусство, как воплощение коммунистической эсхатологии. Герои соцреализма из "риторических фигур", из "монументов" эволюционируют если не в живых людей, то по крайней мере в манекены, агиография превращается в биографию. В литературе усиливаются философские мотивы, психологизм, происходит заметная лиризация эпического повествования. Но уже в 1960-х годах, когда в литературу, кино, изобразительное искусство приходит новое поколение - "шестидесятники", - становится очевидным, что оно не имеет ничего общего с эстетикой соцреализма ни в одном из трех ее исторических воплощений и что основной вектор творчества этих людей - модернизм, развитие которого было искусственно прервано в 1920-х годах.

Постсталинское искусство соцреализма можно определить как декаданс, что очень хорошо увязывается с духом эпохи - хрущевским квазиэсхатологизмом и брежневским квазимонументализмом.

Нагляднее всего это проявилось в архитектуре: архитектурным выражением раннесоветского мироощущения стал конструктивизм, выражением сталинского "регулярного" мышления стали монументальные высотные здания и центральные станции метро в Москве, киевский Крещатик, апофеоз стиля - ВДНХ. Постсталинский же период существования советского искусства породил убогий, эклектический, подчеркнуто функциональный стиль, символом которого (из-за своей распространенности) может считаться пятиэтажная "хрущевка". "Хрущевка" - как символ освобождения от тотального и всепроникающего стиля "Сталин". Стиля, за которым есть мощь "Порядка", но нет ни банальной человечности, ни эсхатологического титанизма.