25.03.99

Россия как угроза своему существованию

Динамика, структура и вероятные последствия системного кризиса

Аналитическая записка

Часть 4

Дмитрий Юрьев, Наталья Савелова

Часть 1
Часть 2
Часть 3

6. Кризис свободы (новый тоталитаризм)

Разрушение тоталитарного механизма государственного идеологического контроля в отсутствие реальных всеобъемлющих реформ, которые обеспечили бы свободу слова, привело к "приватизации цензуры" и к возникновению феномена нового тоталитаризма, становящегося еще более бесконтрольной, жестокой и антигуманной формой подавления прав и свобод человека. Массовая криминализация сознания, в сочетании с массовым комплексом вины и неуверенности, существующие как на уровне каждого члена общества, так и на уровне общества в целом, порождают всеобщий страх и существенно повышают возможность манипулирования людьми.

При фактическом бездействии законов и в отсутствие одинаковых для всех этических норм человек оказывается беззащитен и обостренно осознает себя таковым. Единственный выход, который остается - абсолютное подчинение требованиям одной из многочисленных социальных, профессиональных, политических, преступных и т.д. групп (своего рода "мини-номенклатур"), которая требует такого подчинения и обещает взамен относительную безопасность от всех остальных угроз. При этом степень произвола группы в отношении "своего" становится практически неограниченной. Возникает система жесточайшей "самоцензуры", диктата мелкогрупповой идеологии. Журналист, действующий "по правилам", может довольно свободно критиковать власть (или даже клеветать на нее), но вынужден следить за соответствием каждого своего слова интересам "хозяина", поскольку любой конфликт с властью (если он инициирован хозяином) будет "прикрыт", а вот внутрисистемная нелояльность может привести к исключению из системы, неприятию другими "системами" и к резкому, а возможно, необратимому ухудшению социального статуса и качества жизни.

Готовность подчиняться (и, как следствие, подчинять) любым, самым абсурдным правилам, дающим хотя бы минимальную гарантию физического выживания, готовность принимать их не "насильно", а на основании "свободного выбора", по логике "внутренней цензуры", уверенность в собственной незначительности и в том, что противостоять "корпоративным правилам" невозможно, - все это вместе взятое создает в обществе предпосылки перехода к самому примитивному, террористическому тоталитаризму в явной, незамаскированной внешними атрибутами демократии, форме.

Отсутствие цензуры на уровне действий и жесточайшая самоцензура на уровне осмысления происходящего - самая серьезная, может быть, угроза для российской государственности.

В результате "кризиса свободы" реальность как таковая становится главным "внешним врагом" для личности, для социальных и политических групп, для государства. Боязнь ответственности за собственные действия и страх осознать их последствия выталкивают общество в опаснейшее и лишенное всякого инстинкта социального самосохранения состояние "массового лунатизма". При этом падение в пропасть оказывается возможным в любой момент, а попытка разбудить может восприниматься - причем вполне обосновано - как посягательство на жизнь и здоровье страны.

7. Социальный кризис

В результате сегодня есть все основания зафиксировать первые, но уже достаточно грозные предвестники возникновения в стране нового протестного большинства. Понять его структуру и его социально-политическую направленность можно, проанализировав социальную динамику основных составляющих прежнего, советского, среднего класса.

На исходе 1998 г. все основные социальные группы, семь лет назад представлявшие собой становой хребет общества, оказались маргинализованы, выбиты из колеи. Массы высококвалифицированных рабочих и ИТР выбирают между прозябанием на полузакрытых предприятиях и ненадежным "челночным" бизнесом. Врачи, учителя и военные осознают себя потерявшими социальный статус, материальную защищенность и жизненную перспективу - причем исключительно по вине государства. Научные работники (наиболее талантливые и перспективные) не имеют никакого иного варианта для поддержания достойного уровня жизни и обеспечения профессионального роста, кроме отъезда за рубеж. Те представители бывшего советского среднего класса, которым удалось переквалифицироваться в бизнесменов (инженеры-челночники, физики-бухгалтеры, чекисты-охранники, офицеры-коммивояжеры и пр.), как правило, относятся к роду деятельности, обеспечивающему им относительно приемлемый уровень жизни, с презрением и ненавистью. И всех их объединяет острое чувство утраты. Потому что за "переходную" семилетку большинство из них успело осознать себя именно как бывший средний класс, не только не сумевший закрепиться в новой жизни и реализовать свой творческий потенциал, но и утративший все основное, что делало его средним классом - социальную стабильность, возможность гарантированного профессионального роста, а главное - понимание осмысленности и оправданности своего повседневного существования. И еще одно осознали они на исходе 1998 г. - что в результате общенародного антиноменклатурного, демократического движения номенклатура не только не была отстранена от власти: она получила гораздо больше власти и привилегий.

В результате стихийная консолидация новых протестных настроений происходит на глазах. Первыми предвестниками этого процесса стали летние протестные выступления - и не только шахтеров. Аналитики выделили принципиально новые особенности массовых протестов - их "внекоммунистический" характер (коммунистам не удается возглавить "рельсовиков" - те разве что позволяют коммунистам пристроиться сбоку), их колоссальную, заставляющую вспомнить о 89-90 гг., внутреннюю энергетику и четко сформулированный "образ врага" (лозунг про "все начальники - сволочи" был очень популярен во время рельсовых сидений лета 1998 г.), их своеобразную мотивацию (в одном из закрытых докладов появился термин "движение одного требования" - например, против введения в городе тарифа за пользование телефоном - что заставляет вспомнить о массовых выступлениях 88-89 гг. "за неизбрание бывшего первого секретаря Ярославского обкома Лощенкова на партконференцию" или "против сноса гостиницы "Англетер" в Ленинграде").

Но основной чертой нового протестного большинства становится объект протеста. Если "протестному большинству" 89-91 гг., при всей эмоциональной насыщенности его негативных установок ("знаем, как не надо"), был свойственен мощный позитивный ресурс, готовность к принятию программ и методик из очень широкого спектра, описываемого словами "нормальная жизнь", "цивилизованные страны" и т.д., - то для сегодняшнего протестного слоя, объединяющего практически тех же самых людей, в зону решительного отторжения по тому же принципу "знаем, как не надо" попадают, как уже дискредитированные, практически все существующие в мировой практике системы и способы общественной самоорганизации, все политические проекты и "засвеченные" политические деятели.

Острое и осознанное желание возмездия, направленное на всех тех, кто отождествляется с нынешней властью и с исходом реформаторской эпохи; практически столь же острое неприятие коммунистического варианта, осознаваемого как предтеча и прообраз нынешней социальной несправедливости; страх массового немотивированного насилия, гражданской войны "всех против всех" (то есть и против меня), при одновременной готовности к мотивированному насилию (против другого, а не меня); а главное - расширение "зоны неприятия" практически на весь спектр возможных путей и способов развития страны, - вот что формирует сегодня настроения нового протестного большинства.

Возникает предельно остро направленный "вектор социально-политического состояния", который, вместе с тем, не дает ни одной устойчивой, продуктивной проекции ни на один из существующих сегодня в элитах организационных вариантов преобразования власти.

В 88-91 гг. "протестное большинство" постоянно и в огромном количестве поставляло во власть, в нарождающуюся новую политическую элиту своих представителей. Все они - от Сахарова до Ельцина - появлялись на авансцене и легко побеждали своих номенклатурных противников по принципу "наши против не наших", в знак того кредита доверия, который "протестное большинство" выдавало, в сущности, самому себе. Трагической особенностью нового протестного большинства в конце 1998 г. является его недоверие к самому себе, его предельно низкая самооценка, связанная с подсознательным восприятием итогов "семилетки реформ" не только как "обмана", но и как собственного поражения, собственной неудачи.

Неуверенный в себе, недооценивающий себя "протестный электорат" в результате, при всей своей энергетике, оказывается лишен возможности генерировать из своей среды новых эффективных лидеров.

В результате мощная негативная мотивация, гигантский организационно-политический потенциал и готовность к радикальным действиям сочетаются у нового протестного электората с отторжением практически всего спектра существующих политических лидеров и, одновременно, с практической неспособностью к выдвижению новых лидеров "из своих рядов". Дискредитированными оказываются не только "партии и группы" - сам принцип политической самоорганизации, все, что так или иначе наводит на мысль о "преемственности власти", изначально вызывает недоверие. На таком фоне выбросы вроде "казуса Черепкова" высвечиваются совершенно по-иному: маргинальность, отторжение со стороны действующей элиты превращается в достоинство, Черепков как таковой - в тот образ, с которым легче всего сегодня самоидентифицироваться осознающему собственную ущербность социальному слою.

Это, в свою очередь, делает шансы существующих партийно-политических структур совершенно призрачными. Зона поддержки коммунистов неудержимо сжимается к уровню жестко идеологизированной коммунистической клаки (процентов 10-15). Еще меньшая зона поддержки - у всех иных групп избирателей, мотивирующих свой выбор на осмысленной идеологической основе. Нарождающийся непротестный социальный слой - часть "детей 1991 г.", выросших в новых социальных условиях, лишенных патерналистских настроений и не воспринимающих нынешнюю ситуацию как результат "обмана" и "ограбления" со стороны власти - очень узок, неконсолидирован и политически пассивен. Зато новый протестный электорат неудержимо разрастается и столь же неудержимо рвется к решению проблем страны. Кто же ему - с его точки зрения - может в этом помочь?

Не КПРФ - поскольку КПРФ это прежде всего "партия начальников", партия, связанная с памятью о несправедливости, об унижении человеческого достоинства. Не либералы вместе с НДР, не сумевшие уразуметь основных причин поражения собственной политики, сути претензий, предъявляемых им населением. Не Лебедь - казалось бы, идеальный лидер "новых протестных", который до сих пор постоянно демонстрировал присущее ему удивительное сочетание неуправляемости с несамостоятельностью, и поэтому - во всяком случае пока что - оказывался обречен на отторжение как со стороны элиты и олигархов, так и на утрату массовой поддержки избирателей. Скорее всего, даже и не Лужков - поскольку в фундаменте закладываемого им политического строительства уже спрятано несколько "мин замедленного действия", связанных со спецификой, стилистикой и ограниченным творческим ресурсом его окружения (ни Ястржембский, ни Кокошин не сумеют прикрыть собой ни Церетели с Кобзоном, ни Евтушенкова с Кравченко, ни Ципко с Рогозиным), и через какое-то время, в ходе первых же залпов антилужковской информационной войны, "Отечество" окажется столь же дискредитированным, сколь и все его соперники. Конечно же, и не "Яблоко" - как достойный представитель протестных настроений, партия Явлинского может восприниматься только в пределах достаточно узкого слоя "нового электората" - наименее искушенных и наиболее обездоленных представителей интеллигенции.

8. Информационно-идеологический кризис

Сегодняшняя ситуация в России усугубляется тем, что подходы всех основных субъектов российской и международной политики, заинтересованных в преодолении российского кризиса, носят стереотипный, линейный характер. Выбор стратегий и вариантов действий делается в рамках имеющегося набора конкретных политических персоналий, информационно-технологических и финансовых ресурсов. Разработка позитивных сценариев на 1999-2000 гг., предусматривающих сохранение цивилизованного, демократического будущего для России, ограничивается планированием вложений в те или иные политические проекты, обсуждением возможностей организационного объединения политических сил, поисками новых, "незасвеченных" персоналий, которые могли бы переломить отношение электората к тем или иным структурам, и т.д. Есть все основания утверждать, что при таком подходе катастрофическое развитие событий в России по разрушительному, тоталитарно-репрессивному или анархическому сценарию практически гарантировано.

Дело в том, что нынешний кризис в России - это прежде всего информационно-идеологический кризис, кризис общества как института.

Грандиозная смена советской социально-политической парадигмы, которая была инициирована в 1991 г. в России, оказалась лишена информационно-идеологической поддержки. Политическая группа, обозначившаяся в качестве идеологических и политических лидеров реформ (так называемые "либеральные реформаторы"), оказалась при этом в плену собственных марксистских методологических догм, в соответствии с которыми экономика является "базисом". В результате в основу идеологического обеспечения глобальных реформ, переворачивающих все без исключения принципы повседневной жизни каждого человека в огромной стране, были положены чисто прагматические, технологические идеологемы, некритически позаимствованные у Запада в его сегодняшнем, стабильном и благополучном, состоянии.

Между тем масштаб революционных задач, стоявших перед Россией, соответствовал масштабу буржуазно-либеральных революций XVIII - XIX вв., в основе которых не лежали и не могли лежать "принципы рыночных отношений" и "необходимость финансовой стабилизации". Революционные мегапроекты всемирно-исторического значения не могли бы осуществиться, если бы в их основе не лежали мощные, всеобъемлющие религиозные, идеологические и корыстные мотивы (протестантская этика, жажда мировых открытий, стремление к экспансии и личному обогащению). "Отмена частной собственности" была лишь одним из многих лозунгов марксистской революции - в основе ее лежали высокие принципы "всеобщей справедливости" и низменные устремления нищих деклассированных низов к анархии и социальному реваншу. Полет на Луну не мог бы быть осуществлен ради доказательства принципов реактивного движения - нужно было как минимум сочетание вековечного стремления человечества к звездам с мстительным желанием американского истеблишмента натянуть Союзу нос "за Гагарина".

Полный идеологический вакуум, отсутствие какой бы то ни было целенаправленной работы по информационно-идеологическому обеспечению реконструкции российской государственности, в сочетании с перечисленными выше кризисными явлениями во всех этажах и структурах власти и социума, привели в конечном итоге к глобальному кризису общественного сознания.

Между новой демократической государственностью (как идеей, элитой, властью) и российским народом зияет бездна - там нет всего того, что могло бы именоваться "обществом".

Свободная пресса выродилась в эрзац-коммуникативный инструмент для внутриэлитной переписки и внутриэлитного же PR. Многопартийность (за частичным исключением КПРФ) - в механизм имитации общественно-политической деятельности на период выборов. Свободный рынок - в отторжение многомиллионной активной, творческой массы от равноправного и взаимовыгодного участия в общероссийской конкуренции.

В результате даже те каналы информационной координации общественных настроений, которые действовали под номенклатурно-тоталитарным контролем в советском обществе, оказались разрушены, атомизированы.

Общественной мысли как таковой не существует. Значительная часть бывшей советской "интеллигенции" выбита из активной, успешной жизни, не самореализована, а в результате превращается во взрывоопасную "люмпен-интеллигентскую" социальную базу массовой истерии. Интеллектуальные силы "успешной" экспертно-политической элиты прилагаются для ее самообслуживания - новые идеи не оплодотворяют общественного сознания, не распространяются по регионам, не становятся предметом обсуждения среди образованных, активных людей по всей России. Информационное поле "центральных" СМИ - малотиражек для московской элиты (а точнее - информационно-политической тусовки) - с одной стороны, создает для тусовки иллюзию общественного мнения, не соответствующую реальному положению вещей, с другой - оказывается отгороженным от информационного поля региональных СМИ, гораздо в большей степени оказывающих влияние на общественное мнение и учитывающих реальные информационные потребности людей.

Тем временем в обществе складывается новое, в высшей степени опасное "протестное единство".

В этой ситуации любые информационно-пропагандистские технологии не смогут изменить ее кардинально - возможны либо очень слабые подвижки в "процентах голосов", либо - что более вероятно - срыв ситуации "в штопор", перехват инициативы откровенно люмпенизированными политическими силами, выход на авансцену - в отсутствие харизматических лидеров - генерации "хтонических персонажей", пользующихся тем большей народной поддержкой, чем более омерзительно они выглядят и действуют (по принципу раздавленной и отчаявшейся массовой психологии - "пусть назло мне самому у меня будет такой начальник"). В общем, возможно повторение декабря 1993 г. на гораздо более опасном, разрушительном уровне.

III. Система угроз

Таким образом, накануне вступления России в избирательный марафон 1999-2000 гг. политический прогноз оказывается неопределенным, как никогда ранее в новейшей российской истории.

Твердо можно утверждать одно - начиная с 1999 г. Россию ожидают жестко идеологические выборы. Экономическая мотивация обречена на поражения. Имиджмейкеров - по большому счету - ожидает глобальный провал. В самое ближайшее время в центре политики окажутся идеологические, более того - нравственные дискуссии, основным оружием претендентов станет не "достающая", навязчивая телекартинка, а смысловое содержание транслируемых политиками текстов, а победителем станет вовсе не тот, кто выбросит на избирательный рынок товар в наиболее ярко блестящей упаковке, но исключительно тот, кто сумеет наиболее полно аккумулировать и наиболее четко сформулировать уже существующие и уже осознанные "новым протестным электоратом" оценки и политические требования.

А это значит, что в фокусе общественного отторжения вновь, как и в 1990-91 гг., оказывается вся государственно-политическая система, вся "элита", все то, что обозначается сегодня словами "преемственность власти". Именно эта "преемственность" все более отчетливо осознается протестным слоем как неприемлемая. И именно отношение к теме "преемственности власти" предопределит направленность и характер развития событий в стране.

1. Варианты "обеспечения преемственности"

Можно выделить два варианта "обеспечения преемственности власти" в широком смысле, причем оба представляются обреченными на крах.

а) Вариант "внутрисистемной демократии" ("общественно-политического согласия"). Реализуется в случае успеха одного из проектов "новой партии власти" и реализации одной из существующих схем внутриэлитного "сговора".

Предусматривает формирование широкой внутриэлитной коалиции (возможные подварианты - на базе регионального политического объединения вокруг Е.Примакова; на базе движения "Отечество" Ю.Лужкова; на базе иного "системного" движения). Первоначально в центре политического процесса окажется масштабная конституционно-бюрократическая реформа, ориентированная не на подведение социально-правовой базы под существование российского государства, а исключительно на передел властных полномочий в пределах элиты.

Такая реформа неминуемо вызовет нарастание межгрупповой напряженности в элитах, формирование новых линий противостояния, и не окажет никакого стабилизирующего и тем более оздоравливающего влияния на социально-психологическое состояние общества. "Стабилизационный" ресурс "общественного согласия" вокруг новой партии власти сведется к небольшой дополнительной временной передышке, и очень скоро нарастание социально-политической напряженности породит либо ужесточение режима в рамках "преемственности власти" (вариант б), либо выведет ситуацию вообще за рамки первой группы сценариев либо через перехват власти коммунистами, либо через неуправляемое развитие событий.

б) Вариант "внутрисистемного авторитаризма". Связан прежде всего с возможностью "репрессивного ответа" нынешней власти на угрозы при окончательном переходе власти в руки Е.Примакова или в чьи-то руки с подачи Примакова (усиление роли и "показательного характера" деятельности правоохранительных органов, ужесточение централизованной политической цензуры, "мягкая" отмена выборов руководителей регионов под предлогом укрепления "исполнительной вертикали", усиление централизационных и репрессивно-распределительных тенденций в повседневной жизни общества, "нетеррористическое" подавление политических противников).

В рамках этого варианта на начальном этапе может быть обеспечена небывалая консолидация реальной власти в руках Е.Примакова (жесткая подчиненность силовых структур, поддержка губернаторов, лояльность Думы, пресечение реальной информационной активности любой оппозиции). При этом, однако, не удастся обеспечить реального понижения градуса социальной неудовлетворенности; в отсутствие привычных каналов "сброса" социального напряжения через СМИ резко возрастет степень социального раздражения; кадровая, профессиональная и интеллектуальная несостоятельность номенклатурного "кадрового резерва" не позволит добиться ощутимого прорыва в экономике; по традиционной советской логике (роль которой будет постоянно возрастать) последуют попытки переключить внимание общественности на внешнеполитическую активность России через интенсификацию интеграционных процессов с Белоруссией, демонстрацию внешнеполитической самостоятельности в форме антиамериканизма и т.д. Результатом очень скоро могут стать международная изоляция России, обвальное ухудшение социально-психологической ситуации и уровня жизни, "истерика власти" с ужесточением режима, выход за пределы "вариантов сохранения преемственности".

2. "Внесистемные" варианты

в) "Развал по горизонтали". Данный вариант в полном или частичном виде может реализоваться в случае, если доминирующую роль начнут играть процессы регионального сепаратизма - либо если проект по созданию "новой партии власти" приведет к возникновению нескольких регионализованных претендентов на эту роль, либо, наконец, в случае перехода федеральной власти нерепрессивным путем под контроль политической группы, неприемлемой для региональной элиты и не обладающей ресурсом (или волей) для насильственного обеспечения целостности России.

Вариант может быть осуществлен в "мягкой форме" через конституционную реформу по конфедеративному сценарию, очень быстро приведет к резкой хаотизации социально-политической ситуации в стране и к неуправляемому выходу ее из-под какого бы то ни было контроля.

г) Реальная коммунистическая реставрация. Может быть осуществлена через различные промежуточные этапы (перехват "контрольного пакета власти" в рамках союза с Примаковым; формирование "новой партии власти" вокруг КПРФ или КПРФ и "Отечества"; приход к власти в результате выборов; захват власти на волне социального протеста и т.д.). Вариант обречен на скорый и полный крах страны.

Конструктивный потенциал партгосноменклатурного слоя КПСС был разрушен и распылен после 1991 г., при этом КПРФ и ее союзники аккумулировали прежде всего тот балласт неконструктивности, который должен был быть сброшен КПСС до 90 гг., тот балласт, действия которого стали главной причиной распада СССР и КПСС. В случае реального перехода власти в руки КПРФ воспринимаемый всеми в качестве главной угрозы "террористический" вариант может не успеть осуществиться - вступление во власть люмпенизированного кадрового ресурса КПРФ вызовет общероссийскую идеологическую встряску, нагнетание истерии, резкое снижение управляемости из-за непрофессионализма, затем последует резонансная раскачка: чтобы оправдать дальнейшее ухудшение ситуации, надо наращивать репрессивно-истерический фон, это вызовет сопротивление губернаторов, расколы в компартэлите, идеологические войны, ураганную инфляцию, запредельное обнищание, окончательную утрату управляемости.

д) "Большой взрыв". Данный вариант может быть обеспечен за счет проецирования общественной потребности в радикальном обновлении системы на какой-либо принципиально антисистемный проект, инициирующий неограниченный всплеск социальной агрессии. В роли такого проекта может оказаться структура, подобная РНЕ, а скорее, какая-либо принципиально новая структура, отличающаяся от РНЕ значительно большей "антисистемностью" и идеологической энергетикой. Кровавый коллапс.

Специально подчеркнем: в рамках проекций, подразумевающих сохранение системы, ни один из "демократических" вариантов не представляется реализуемым в принципе. При развитии событий в пределах вышеописанных схем и при продолжении попыток "демократов" действовать и побеждать в рамках сложившегося истеблишмента, по его правилам, следует уверенно предположить, что при выборах по партспискам пятипроцентный барьер преодолеет исключительно "Яблоко" (на уровне 5-8 процентов), а все остальные окончательно маргинализуются и окажутся вытеснены за пределы политической сцены. Впрочем, все это - ненадолго (см. варианты).

Главный вывод сегодня таков. Удержать ситуацию под контролем, сохранить Россию для XXI века сегодня невозможно в рамках сложившейся в ней полуфиктивной, неадекватной, принципиально неустойчивой социально-политической системы.

Объективные требования времени и социально-психологическое состояние общества требуют изменений революционного характера. И эти революционные изменения неминуемо произойдут - эволюционный ресурс "переходного периода" исчерпан.

Вопрос сегодня не в том, как избежать революции. Ее избежать уже невозможно. Один раз - в августе 1991 г. - российская элита уже избежала революции (которая в тот момент могла осуществиться по "бархатному", бескровному и абсолютно демократическому, варианту). Но это лишь загнало проблемы вглубь, сделало их несравнимо более трагическими и болезненными.

Единственное, что сегодня находится в пределах возможного для России - это выбор "мягкого", управляемого, цивилизованного и демократического варианта революционных преобразований.

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru