О.Г.Енкарнасьон - американский политолог, специалист по проблемам поставторитарных трансформаций, занимает должность профессора в Бард-колледж.

Часть 1

Гражданское общество - старая и до сравнительно недавнего времени во многом забытая концепция политической теории - в настоящее время переживает явное возрождение в академических и политических кругах. О живучести этой концепции в современной американской политике наиболее выразительно свидетельствует ее присутствие в риторике политических деятелей, имеющих между собой очень мало общего.

Столь разные политические фигуры, как Хиллари Клинтон и Джордж Буш, едины в призывах к большему участию организаций гражданского общества в обеспечении людей социальными услугами, предоставление которых считалось в свое время главной обязанностью государства. И для госпожи Клинтон, и для Буша стремление расширить вовлеченность бизнеса, церкви и частных благотворительных учреждений в систему здравоохранения, ухода за детьми и образования основано на убеждении в том, что это не только пойдет на пользу общему благу, но и будет способствовать реальному улучшению качества и эффективности общественных служб.

Однако наибольший всплеск концепции гражданского общества произошел в сфере внешней политики. Руководствуясь предположением о том, что создание полнокровного и прочного гражданского общества является предпосылкой успешной демократизации, Соединенные Штаты в последние годы сосредоточили свои усилия по содействию демократии за рубежом на гражданском обществе. Согласно одному из отчетов американского правительства, такая деятельность предполагает поддержку "негосударственных акторов, которые могут отстаивать... демократические реформы и преобразования системы правления".

Философское обоснование этих усилий обеспечивается таким старым и уважаемым источником, как "Демократия в Америке" - классическим трактатом Алексиса де Токвиля об американской культуре и институтах начала XIX века. В нем отстаивается идея о том, что процветающее гражданское общество является основой здоровой демократии. По мнению Токвиля, иерархически организованные институты (от церквей до частных ассоциаций) служили американской демократии тем, что усиливали способность общества сдерживать диктаторские возможности государства, выступали в качестве "больших учебных заведений" по воспитанию таких демократических ценностей, как доверие, терпимость и способность к компромиссам, а также поддерживали равенство среди граждан.

История американских усилий, направленных на экспорт демократии, при всей возвышенности преследуемых целей является чрезвычайно сомнительной. Прошлые усилия, осуществлявшиеся во имя демократии, были отмечены злоупотреблениями, лицемерием и, помимо всего прочего, плохо продуманными представлениями о самой демократии и о том, каким способом можно обеспечить ее наилучшую поддержку в странах, лишенных демократической традиции. Особенно показателен опыт Латинской Америки, где усилия Соединенных Штатов по продвижению демократии варьировались от ее установления с помощью военной силы при администрации Вильсона до проведения мягкой, но ошибочной политики прогрессивизма, осуществлявшейся во времена Кеннеди организацией "Союз ради прогресса".

Представление о том, что гражданское общество может служить мотором демократической трансформации бывших авторитарных и тоталитарных обществ, хотя и является привлекательным, имеет глубокие изъяны. Соответственно, политика продвижения демократии, сосредоточенная на активной поддержке гражданского общества, обречена на столкновение с серьезными трудностями, если не с полным провалом. Во-первых, существует проблема осуществимости этой политики, возникающая из сомнительной универсальности концепции гражданского общества, по крайней мере, в том виде, в каком она традиционно понимается на Западе. Пригодность представляет собой вторую проблему. Удивительно мало внимания уделяется возможности того, что поддержка гражданского общества в контексте неразвитости политических систем, перегруженности недавно возникших демократических правительств и высокой политизированности населения может иметь неожиданный результат, приводя к усложнению, а не облегчению консолидации демократии. В-третьих, сомнительной является обоснованность утверждения о том, что сильное гражданское общество представляет собой необходимое условие успешной демократизации. Не опираясь на прочные доказательства, это утверждение во многом равнозначно мифу.

Эти тезисы вытекают из характера недавней волны демократических трансформаций, приведшей к созданию десятков новых демократий по всему миру.

Хотя достичь согласия относительно определения "гражданского общества" весьма трудно, это понятие, по крайней мере с конца XVIII столетия, используется для обозначения так называемого добровольческого сектора, или сферы самостоятельно созданной и собственными силами поддерживаемой общественной организованности, существующей вне государства и рыночных отношений. В соответствии с наиболее традиционным определением, считается, что гражданское общество охватывает обширный и разнородный мир организаций, созданных частными индивидами для отстаивания своих интересов и ценностей. Этот мир включает в себя свободно созданные низовые организации граждан, такие, например, как ассоциации людей, проживающих по соседству, так же как и иерархически организованные группы типа общенациональных союзов и этнических ассоциаций. Не удивительно, что гражданское общество, традиционно воспринимаемое как по сути своей добродетельное и продемократичное, стало использоваться новым поколением "неотоквилианцев" в качестве некоего политического рецепта социального обновления как в старых, так и в новых демократиях.

Очень немногие ученые и политики стали бы доказывать, что гражданское общество, само по себе, может обусловить консолидацию демократии. Поразительно, однако, как часто недавний дискурс о судьбе демократии в обществах, переживших длительный период авторитарного правления, основывался на убежденности в обратном. Наиболее заметной фигурой среди заступников концепции гражданского общества является Роберт Путнэм из Гарварда, который в своем известном исследовании "Как сделать демократию действенной" утверждает, что социальный капитал, создаваемый организациями гражданского общества, является критически важным фактором, объясняющим демократическую стабильность и экономическое процветание.

Более прямое отношение к политике демократизации имеет работа Лэрри Даймонда из Стэнфорда, который настаивает на том, что "энергичное гражданское общество является, возможно, более существенным фактором консолидации и сохранения демократии, чем ее инициирования". Прямо заимствуя свои тезисы у Токвиля, Даймонд объясняет, что гражданское общество способствует демократизации тем, что "создает основу для ограничения государственной власти", "стимулирует политическое участие и вырабатывает опыт и эффективность действий демократических граждан", а также "помогает гражданам в коллективном достижении и защите их интересов и ценностей".

Содействуя демократии

Научные утверждения о достоинствах гражданского общества нашли отражение в стараниях той "индустрии помощи демократии", которая образуется сетью политиков, активистов низового уровня и международных агентств, ответственных за превращение идей гражданского общества в конкретную практику содействия демократии за рубежом. Подобные заявления слышны в американском правительстве и в зарубежных институтах, таких как британский Вестминстерский фонд, германский Фонд Эберта, в международных органах, таких как Европейское сообщество, Всемирный банк и ООН, а также в организациях частной инициативы типа Фонда "Открытое общество" Джорджа Сороса. Немногие концепции дороже сердцам людей, возглавляющих эти организации, чем концепция значимости гражданского общества. И это объясняет, почему большинство из них превратили помощь, оказываемую по линии содействия гражданскому обществу, в некий программный приоритет (если не в центральную миссию) своих общемировых усилий по поддержке демократической системы правления.

Вместе с тем, трудно выяснить, какая часть финансовых вложений, осуществленных этими организациями, пошла непосредственно на программы, предназначенные помочь строительству гражданского общества в демократизирующихся странах. На этих программах редко стоит ярлык "помощь гражданскому обществу". Гораздо чаще они осуществляются под таким расплывчатым наименованием, как проекты "хорошего управления". Согласно одной из оценок, на проекты гражданского общества и совершенствования системы управления было истрачено 4 млрд. долларов в 1995 году, то есть 8,6% всего официального потока помощи того года. Крупнейшим поставщиком помощи гражданскому обществу являются Соединенные Штаты, за которыми следуют Канада, Дания, Франция, Германия, Норвегия и Швеция, хотя их программы невелики в сравнении с американскими. К числу регионов, получающих наибольшую долю помощи гражданскому обществу, относятся, в порядке очередности, Северная Африка и Ближний Восток, Европа, Восточная Азия и Латинская Америка.

Как и следовало бы ожидать, когда речь заходит о размещении помощи гражданскому обществу, отдельные страны-доноры имеют свои предпочтения. Так, Соединенные Штаты сосредоточились на помощи России, Восточной Европе, Филиппинам, Египту, Индонезии и Бангладеш. В качестве главных организаций, по линии которых в США предоставляется помощь и осуществляется администрирование соответствующих проектов, выступают National Endowment for Democracy (NED), созданный в 1984 году при администрации Рейгана с ясной целью содействия развитию демократии за рубежом, а также United States Agency for International Development (USAID), в котором проекты в области демократии и управления являются в настоящее время наиболее важными.

Другая цель заключается в усилении неолиберальных и рыночных подходов к экономическому управлению, одобряемому западными донорами. Существует значительная близость между содействием гражданскому обществу и желанием неолибералов сократить государственное вмешательство в экономику для того, чтобы расчистить перед частным сектором путь к усилению его роли в производстве и предоставлении гражданам товаров и услуг.

Одна из проблем, касающихся идеи гражданского общества как некой основы демократизации, возникает в связи с поразительной верой ее сторонников в способность практически каждого общества создать условия, необходимые для появления гражданского общества. Между тем, в основе самой идеи гражданского общества лежат принципы, составляющие сердцевину западной политической мысли: предполагаемое существование общественной сферы, связанной воедино всеобщим гражданством, признание индивидуальной автономии и индивидуальных прав, а также коллективная концепция справедливости и морального порядка.

Эти идеи глубоко укоренены в западном опыте, особенно в росте и распространении либерализма, протестантизма и, в особенности, капитализма. Не удивительно, что рост гражданского общества (от ассоциаций соседей до общенациональных союзов) в демократизирующихся странах происходит наиболее успешно там, где национальные политические культуры и социально-экономические структуры в наибольшей степени сходны с теми, которые существуют в сердцевине западного мира, то есть в таких регионах, как иберийская Европа, Центральная и Восточная Европа, а также южная оконечность Латинской Америки. И напротив, такой рост оказывается наименее успешным, например, в африканских странах, чьи культурные традиции и экономические структуры существеннейшим образом отличаются от западных.

Похоже, что концепция гражданского общества развилась из западного политического опыта без обдумывания вопроса о том, совместима ли она с социальным и экономическим контекстом значительной части мира, в котором осуществляются эксперименты с демократией.

Впервые опубликовано в "World Policy Journal", Vol.17, #1, Spring 2000

Сокращенный перевод Григория Вайнштейна