Когда перед началом спектакля появились титры (нововведение для этого театра), сообщающие о том, что опера исполняется без сцены Вальпургиевой ночи, зрители не слишком удивились. Конечно, было немного странно, но мало ли какова прихоть постановщиков - и не к такому привыкли. Тем более что для существенной части слушателей в опере содержание и сходимость концов с концами не главное - важнее, чтобы было красиво, ярко и пели хорошо. И сколько бы постановщики ни утверждали: "мы не можем согласиться, что опера просто приятное развлечение и ничто не должно приниматься всерьез", это вряд ли как-то повлияет на зрительские ожидания. Вокальная и музыкальная составляющие в Музыкальном театре давно на достаточно высоком уровне, что продемонстрировали оба премьерных состава исполнителей. Ирина Аркадьева составляет достойную конкуренцию приме театра Ольге Гуряковой (Маргарита), оба Фауста - Ахмед Агади и Август Амонов - интересны по-своему, можно отметить Андрея Батуркина (Валентин) и Дмитрия Степановича (Мефистофель), да и к остальным особых претензий нет. Но опера все же не только пение, хотя, безусловно, при отсутствии достойных исполнителей большого смысла не имеет. Любопытно посмотреть на нового "Фауста" с точки зрения спектакля в целом, тем более что два представления дали повод для таких размышлений.

Последние оперные спектакли театра позволяют говорить о существовании своего стиля - бесчисленные оперные условности, к которым относиться серьезно трудно, но которые и обойти стороной невозможно, - подаются здесь с юмором и пониманием "нереальности" происходящего, иногда искусственно усиливаются и подчеркиваются; содержательные моменты порой "материализуются" в детали оформления и костюмов. Иногда получается удачно, иногда не очень, как, наверное, и должно быть.

"Фауста" ставили французские постановщики Франсуаза Террон и Филипп Годфруа. Cкладывающийся оперный стиль они подхватили, добавив сюда еще и немножко балета - ассоциаций со спектаклем театра "Дама с камелиями", с его металлоконструкциями, инвалидной коляской, световым решением, возникает достаточно. Постановщики параллельно выступили в роли сценографов, художников по костюмам и свету, и надо отметить, эта часть работы им удалась лучше других. Шляпки сочувствующих дам в виде военной техники, колесо из Земного шара с лопастями-винтовками, Мефистофель в коже под байкера, люди, идущие на войну, - в темном, а нежелающие в ней замараться - в светлом, разные интересные задники - все это, может быть, несколько прямолинейно, зато понятно и соответствует желанию авторов донести "сверхидею" - показать все несовершенство этого мира: отношения между людьми, общественная мораль, отсутствие ценностей, цинизм, ложный и реальный патриотизм, ужас войны... Правда, кое какие сомнения вызывают сделанные из пластика золотые монеты и драгоценности оригинального интересного дизайна, но┘ что поделаешь.

Несколько хуже обстоят дела с работой с артистами. Представляя возможности труппы, думаешь, что это скорее проблемы постановщиков, чем исполнителей. Перемещения, жесты, позы - все это абсолютно не органично, неестественно, надумано. Возникает ощущение, что когда на сцене больше трех человек, проблема перемещений становится почти неразрешимой. Так и передвигаются целые группы одна на место другой, по команде начинается странное подобие драки, и актеры, кажется, больше боятся закончить движение невпопад, чем не вовремя вступить. Такая вымученность не оставляет места для каких-либо проявлений актерского мастерства. Это относится и к хору, и к солистам. Но, как это нередко случается, если постановщик не чувствует полной уверенности в своих силах, он придумывает что-нибудь "этакое" - то ли раздеть кого-нибудь, то ли что-нибудь на грани приличия изобразить. Здесь такой "удар" пришелся на сцену свидания Фауста и Маргариты. Мягкую фразу либретто "Сатана призывает Фауста к решительным действиям. Фауст остается у Маргариты" постановщики решили материализовать с максимальной полнотой, что вызвало лишь массовые ухмылки в зале. Дело даже не в том, что артисты просто не умеют показать "это" в сколь-нибудь привлекательной форме и почти всегда (не только в этом конкретном спектакле) в подобных сценах ощущается элемент насилия. Вопрос скорее в том, требует ли абсолютно условное по сути оперное искусство подобного натурализма, ничем не оправданного. Во втором спектакле два сомнительных момента были обращены во вполне целомудренную форму - и выглядело это много лучше. Если вообразить, что при таких условиях предстало бы в Вальпургиевой ночи, можно как-то, хоть и с трудом, оправдать ее отсутствие - что позволено французам, не позволено россиянам. Просто не соответствует существующим культурным установкам, а на высокое искусство все же не тянет. Обидно, если это действительно стало поводом для серьезного скандала.

Последнее действие кажется бесконечным, несмотря на то, что все вроде бы хорошо, интересно, вполне убедительно. Но - скучновато. Мефистофеля (а оба исполнителя - и Роман Улыбин, и Дмитрий Степанович - весьма "в теле") - при всем желании не принять за распятого Христа, Маргарита с трудом перестраивается на ведущей к образу лестнице, у исполнителей эмоций совсем почти не остается, все вяло и сумбурно одновременно.

В свой момент все приходит к концу, оставляя вполне хорошее впечатление. Наверное, если умеют петь, на "спектакль" все-таки можно не обращать внимания.