1.

Я погодил бы пока провозглашать Виталия Манского "священной коровой" отечественного кинематографа, а потом бешено разоблачать его в этом качестве. Лично мне он вполне симпатичен. Но то, что Манский на глазах становится документалистом номер один - по крайней мере в смысле близости к власти, - окончательно зафиксировано его третьей картиной о Путине: "Путин. Високосный год". Предполагается (вероятно, в целях стратегически-маскировочных), что Путин - лишь один из героев нового проекта Манского: планируются также фильмы о Зюганове - вот только нет режиссера, - о Немцове, о Жженове... Ну кто же, в самом деле, добровольно вызовется сегодня снимать про Зюганова! Ушли те времена. А вот на роль летописца Кремля выбран именно Манский, и стоит задуматься о причинах такого выбора.

Разумеется, для людей определенного пошиба, которые всю политику, экономику и историю воспринимают как результат кухонных договоренностней, мелких подкупов и подковерных аперкотов, возвышение документалиста выглядит следствием каких-то кулуарных интриг, заговорщицких способностей нашего героя и пр. Лично я склонен ко всему подходить с историософской и эстетической точки зрения, то есть видеть в таком кремлевском решении прежде всего одобрение манеры Манского. Разумеется, играют свою роль и другие таланты этого явно незаурядного человека: фантастическая трудоспособность (15 картин к 37 годам), профессионализм, такт, умение молчать, - но этими талантами обладает не один Манский. А вот делать кино из самой заурядной реальности умеет он один, - под словами "делать кино" разумею здесь не хронику в духе Дворцевого или Косаковского, но именно эстетизацию будней. В стиле Манского есть должная эпичность, пафос (люблю это слово, скомпрометированное "стильной тусовкой"), есть приметы того grand style, которым прославилось советское кино великой и ужасной эпохи. А может, людям из Кремля особенно нравится эта черная рамочка, с какой прежде на телеэкране показывали широкоэкранные фильмы. По-научному это называется "кашированный экран". Манский любит этот прием, немедленно придающий обаяние большого кинематографа даже самому заурядному кадру.

И в Кремле не могли не оценить способности (особенно наглядно явленной в фильме "Благодать" 1995 года - о жизни деревни Благодать, что в трехстах километрах от Москвы) превращать реальность в факт искусства. Пусть даже достигается это приемами весьма несложными, - тем и лучше. Манский ведь в строгом смысле не документалист, не случайно его "Частные хроники. Монолог" (1999) на "Кинотавре" так и не знали, куда приписать: то ли пустить по разряду документального кино, то ли рассматривать как игровое... "Сделать красиво", между прочим, не последнее умение, оно сейчас немногим доступно. Школа утрачена.

И вот Манский снимает сначала Ельцина, потом Горбачева, потом Путина: вся трилогия, по его рассказу, началась с того, что 31 декабря 1999 года, узнав об отставке Ельцина, он немедленно связался со Швыдким (тогда главой ВГТРК) и закричал в трубку, что упускать такую в буквальном смысле уходящую натуру нельзя. Надо немедленно делать хронику жизни Ельцина "без власти"; Швыдкой горячо согласился. Через три месяца вследствие известных событий на НТВ подключился Добродеев, и в марте было получено добро. Видимо, предложений таких было немало, - победила концепция, предложенная Манским: "Оценки и акценты расставит время. Наше дело - снимать". То есть запечатлевать реальность. В Кремле были вполне довольны такой установкой. Оценки и акценты там давно уже не приветствуются, а хроника, да еще монументальная, - ради Бога. Очевидно, она нужна для тех прекрасных времен, когда люди наконец правильно оценят подвиг наших скромных современников, рулящих страной.

И вот смотрю я третий фильм Манского о Путине - фильм исключительно профессиональный, местами остроумный, полный тонкой самоиронии (чего стоят все эти фотографы и операторы, умоляющие Путина "улыбнуться как можно добрее") - и не понимаю: почему же эта картина так катастрофически не справляется со своей задачей? Ведь, отбросив всякие интеллигентские комильфотности, кухонные вольности и обязательные подкусывания, - скажем прямо: о таком президенте для России еще два года назад можно было только мечтать. И со стилем у Манского все в порядке: добротный монументализм. Причем камера предпочитает брать Путина снизу: думаю, не подобострастия ради, а дабы не слишком монументальная фигура второго президента России обрела должный масштаб. Даже двигаясь рядом с Путиным (а он беспрерывно куда-то идет), Манский умудряется избежать ощущения суеты. Путин перемещается бешено, но плавно. В картине о Ельцине ("Другая жизнь") вообще ощущался некоторый избыток статуарности, но там именно такая неторопливая манера вполне соответствовала характеру персонажа. И масштаб Ельцина, пусть еле передвигающегося, укрупнять не было нужды. В случае же с Путиным получается некий непредусмотренный эффект: будучи укрупнен, он вдруг делается непомерно уродлив. И в этом - глубокий и принципиальный смысл фильма Манского: такая неудача стоит иной удачи.

Путина нельзя укрупнять.

О нем нельзя снимать фильмы излюбленным "методом длительного наблюдения", которым Манский владеет вполне: во-первых, времени нет, а во-вторых, при длительном наблюдении Путин очень быстро перестает быть интересен. Шуточки так себе. В общении с первой учительницей - ничего исключительного. Смущается. В беседе автора с героем все время ощущение неловкости: спросить героя... не о чем! Самая загадочная фигура отечественной политики не вызывает при ближайшем рассмотрении ни единого вопроса: ну о чем его спрашивать? Ведь все понятно! Вот вы, читатель, в данную минуту читающий этот текст, - о чем бы спросили? Если вы поклонник НТВ или просто ни в чем толком не разбирающийся российский интеллигент, руководствующийся в своих оценках не реальностью, а кухонным кодексом комильфотности (далее для краткости ККК), - вам все понятно с ельцинских времен. Если вы имеете представление о реальности, то отлично понимаете бесперспективность таких вопросов, как "Будет ли диктатура?" и "Что нам делать с Чечней?". На первый вопрос ответить невозможно - народ еще сам не решил, а от Путина тут мало что зависит. На второй вопрос вам ответят стандартным набором фраз, который Путин и повторяет из интервью в интервью, ничуть его не варьируя: террористов надо убивать, Чечня стала форпостом (анклавом) международной преступности, Россия должна быть сильной, кто, если не мы? Возразить тут по существу нечего. Вы ведь и сами не можете себе окончательно ответить насчет Чечни: могли бы - другая была бы у России история, по-солженицынски говоря. Все наши противники чеченской войны, даже такие оголтелые враги Путина, как "Новая газета", не могут окончательно в этом вопросе определиться. Иначе давно бы никакой войны не было. Никто не знает, действительно ли чеченцы взрывали московские дома осенью 1999 года. Никто не понимает, возможен ли мир типа хасавюртского с нынешними чеченцами, которых стало гораздо меньше, но сами они стали гораздо непримиримее. В общем, как гениально сформулировал когда-то Шекли, "чтобы задать правильный вопрос, надо знать большую часть ответа". Вы - знаете? Если нет, то Путину и подавно знать неоткуда.

В результате, по точному определению Ирины Петровской, Путин у Манского занимается тем, что поздравляет и соболезнует. Это чисто представительская функция российского президента, которой он по большому счету и ограничивается (не следует думать, что он проводит какую-то политику, - он, как было уже говорено в предыдущих "взглядах", ждет, пока политика сама начнет проводить себя. Отсюда его склонность в любой подковерной борьбе поддерживать сильнейшего, - в отличие от ельцинской системы сдержек и противовесов, благодаря которой страна с 1996 года не сдвинулась ни на шаг). Но укрупнять эту представительскую функцию, подробно ее рассматривать, - значит по-михалковски, по-цирюльниковски печь большой и пышный русский бублик с огромной дыркой посередине, ваять монументальную баранку, с бесконечным вниманием рассматривать пустоту. Проблема еще в том, что когда мелкие черты путинского лица (в этом нет ничего дурного, не всем же быть свердловскими обкомовцами) начинают укрупняться, получается что-то до слез похожее на куклу из деградировавшей до предела программы НТВ, - вылезает нечто лягушачье, пучеглазое, да и рот растет при съемке снизу... короче, лицо, не предназначенное для вглядывания и тем более любования, при эстетизации многое теряет.

Я опускаю ключевую сцену - в бассейне, - потому что она оставляет наименее приятное впечатление. Путин тут ни при чем, но возникает какое-то особое, страшно сказать, чуть ли не брезгливое чувство. Нам только что старательно внушали, что Путин - не совсем человек: не так прост, не так обычен, невероятно много успевает, человеческая составляющая в нем подавлена... Манский, безусловно, изначально хотел как раз явить миру Путина-человека, но убедившись, что перед ним функция пар экселянс, он поспешно сменил ориентиры. Мы видим только что не биоробота. А кто из нас полез бы в бассейн с биороботом? Вот потому-то, а вовсе не из пиетета, никто из операторов к нему и не присоединился.

Я смотрел на него, плывущего баттерфляем, плывущего, нет слов, красиво, спортивно, мощно, - и все-таки не понимал: ну ведь идеальный президент, честное слово. Почему же любви-то не возникает?

Потому и не возникает, что идеальным президентом России может быть на данный момент только существо, не вызывающее никакой любви. И суеверного ужаса тоже не надо. Нужно именно такое... как бы сказать... легкое нежелание лезть с ним в один бассейн, при полном уважении, разумеется.

Но снимать о нем человеческое кино - задача вполне безнадежная.

2.

Борис Березовский провозгласил новый курс "Независимой газеты". Надо полагать, ее нынешняя target-group послужит Березовскому также основой создающейся ныне новой партии, которую они с Юшенковым (если не рассорятся) затеяли.

Эта мишень-группа (вот уж когда слово на месте) называется новым средним классом. Видимо, предыдущий средний класс погиб в августе 1998 года. За это время нарос новый, который, если верить Илларионову, в ближайшее время погибнуть не должен: кризис не планируется. Каковы черты этих новых средних - тоже понять пока трудно. Черты прежних средних довольно понятны: это были люди в основном виртуальные, занятые виртуальной экономикой и виртуальными отношениями с себе подобными. В качестве банкиров они обслуживали вывоз из России денег, которые она получала в долг, а в качестве стилистов обставляли досуг банкиров. Были среди них, разумеется, и прекрасные, честнейшие люди, топ-менеджеры и просто менеджеры, но поскольку менеджировать в России было особо нечем, волна кризиса накрыла и их, увы. Следует лицемерный всхлип. Я никогда не любил этих людей, и не потому, что они приносили кому-то серьезный вред (в тогдашней России просто невозможно было приносить пользу - она стремилась до основания себя уничтожить, и воля частного человека тут мало что значила). Просто они слишком сильно нравились себе. Все они были очень молоды. Им нравилось отдыхать за границей, покупать хорошие машины и проводить время в стильных "местечках". Им нравилось всем об этом рассказывать. Как социальная группа и тем более как основа партии эти люди никуда не годились, поскольку делать с ними можно что угодно - никаких навыков в смысле сопротивления, протеста или борьбы у них нет. Совершенно безобидные, просто очень нудные существа.

Новые средние - это, надо полагать, те, кто выжил после кризиса и продолжает заниматься тем же самым, несколько заматерев и озлобившись. Но даже озлобившись и заматерев, эти люди не могут являться никакой политической силой по уже упомянутым причинам. Если же имеются в виду те, кто после кризиса протрезвел и от виртуальной жизни отказался, - такие люди прежде всего не захотят быть мишенью Березовского и его изданий. Как верно заметил Андрей Пионтковский, я не люблю, когда Березовский делает мне президента, но еще меньше люблю, когда Березовский его снимает.

Кроме того, я не очень понимаю, как можно любить и читать газету Березовского после того, как основателя и лучшего аналитика этой газеты он, троекратно поцеловав, снял с парохода современности: возможно, тут был дальний и хитрый замысел, возможно, Третьяков просто переброшен Березовским на более ответственную работу, - но пока ситуация выглядит столь некрасиво (каковы бы ни были хозяйственные прегрешения Третьякова), что превращение "НГ" в коллективного организатора и пропагандиста новой партии становится более чем проблематичным.

Да и вообще, пока главными контрагентами в российской политике будут Путин и Березовский, у оппозиции шансов нет. Чтобы это понять, не надо быть новым. Достаточно быть средним и даже ниже среднего. Все у нас сейчас какое-то среднее, и это единственное, что по-настоящему ново.