- Вы слышали, русские в космос полетели!
- Что - все?!

В польской печати не раз высказывались мнения, что русская культура не вызывает сегодня у поляков интереса, более того - они, якобы, и не хотят ее знать. Но так ли это в действительности?

Если говорить о массовой культуре, то, в самом деле, за исключением англосаксов мало о ком можно сказать, что он известен в Польше. Кто, например, сможет назвать с ходу имя какого-нибудь современного французского беллетриста? Кто-то недавно назвал мне Андре Макина - то есть Андрея Макина, русского эмигранта! А еще? Камю? Сартр? Другие имена полувековой давности? Но при этом никто почему-то не причитает, что мы не знаем французской литературы, а утверждения, что мы не знаем русских, звучат постоянно со страниц периодики. Как переводчик с русского я и сам иногда не прочь посетовать. Но я не думаю, что при коммунистах было намного больше людей, всерьез заинтересованных русской культурой. Конечно же, ситуация с тех пор изменилась радикально: тогда русская культура усиленно пропагандировалась и навязывалась нам сверху (особенно в ее "советской" части и версии) - но зададимся вопросом, насколько успешными были действия властей? Скажем, ежегодно проводились Дни советского кино - но что-то я не припомню давки в кинотеатрах. Конечно, находились любители такого кино (и я в том числе, из профессиональных соображений), однако я не думаю, что сегодня фильмы Рязанова, Тодоровских или Чухрая-младшего, транслируемые по ТВ после полуночи, собирают меньше зрителей. От случая к случаю что-то промелькнет и в кинотеатрах - немного места отведено российским фильмам в мире, где давно и прочно властвует Голливуд. Но, скажем, "Утомленных солнцем" Михалкова я смотрел с молодой аудиторией (а других кинозрителей сегодня и нет), достаточно серьезно настроенной, по моему впечатлению, и явно взволнованной фильмом.

Поляки всегда охотно смотрели русский балет и слушали русских исполнителей классической музыки. Окуджава, Высоцкий, незабвенный Веничка Ерофеев - для поляков это "любовь, которая не ржавеет". Но сегодня стала показательной такая картина: выставки русского художественного авангарда одна за другой следуют на Запад, всякий раз минуя Польшу. Глаза не видят, сердце не болит - похоже, мы не чувствуем себя обделенными, будучи вполне удовлетворены своим матейковско-коссаковским провинциализмом. Может, оттого, что нашим художникам давно уже позволено было малевать красных коней и черные квадраты. В России было иначе. После смерти Сталина появился выбор: независимое существование вне официальных структур - или госзаказы в обмен на послушание. Обе эти позиции были недавно представлены у нас в Крольчатнике на выставке "НЕ- и конформисты". Особо я бы выделил творцов соцарта - Булатова, Бахчаняна, Комара и Меламида, Брускина, Лебедева, Орлова, Сокова, Косолапова и др. - в гротескном ключе обыгрывающих самые ходовые темы и образы советской наглядной агитации. Я вошел во вкус этого направления, занимаясь переводами Дмитрия Пригова - художника, перенесшего идеи соцарта на область поэзии. Трудно было не предаться невеселым раздумьям перед "пейзажами с лозунгами" Эрика Булатова или, наоборот, горько усмехнуться при виде "Тайной вечери" Филиппова, с серпами и молотами вместо столовых приборов. Очень жаль, что эти классические уже, на мой взгляд, работы не только не стали в Польше предметом специального изучения, но даже не вызвали сколь-нибудь заметного интереса к себе критиков, которые, похоже, их просто проигнорировали. А между тем, концептуализм, выросший на советской социалистической почве, оказался чрезвычайно плодоносным, его же русский вариант в особенности (можно было бы даже говорить о каком-то его новом качестве).

Но польский любитель изящных искусств чаще всего склонен недооценивать достижения русских в этой области. И зря. Русские давно вошли в прямой контакт с мировым искусством: со времен Романтизма у них паритет с Западом в области литературы; об импрессионистах они узнавали от Эмиля Золя, парижского корреспондента "Вестника Европы"; Щукин мог за вечер спустить состояние с цыганами в "Яре", но при этом покупал работы Матисса и Пикассо, когда никто еще не знал, кто это такие, - у нас бы никому такое в голову не пришло! Наши художественные собрания отличает удивительное убожество - но и их мы можем не сохранить (что-что, а всего лишиться поляк умеет). Был у нас один Рубенс, но он сгорел, был еще Моне - так недавно его украли...

***

Во времена разделов Польши неприязненное и презрительное отношение поляков к русской культуре имело свое оправдание: терпящий притеснения со стороны "москаля" "лях" компенсировал это высокомерием по отношению к культуре своего угнетателя. Поводов было предостаточно. Поэтому ничего удивительного, что поляки оставались равнодушны, когда весь мир зачитывался Толстым и Достоевским. Было бы только естественно, если бы и по восстановлении государственной независимости они не захотели брать в руки русские книги, - обычный условный рефлекс. Поляки, однако, не собаки Павлова. Уже в межвоенные годы в Польше вовсю читали русских предреволюционных писателей и издавали "совдеповских" - Зощенку, Булгакова, Шолохова, - издавали то, что приносило прибыль, никто их специально не пропагандировал. Неплохо, замечу, - после столетия угнетения, недавней кровавой войны и сохранении напряженных отношений с "государством рабочих и крестьян". В Варшаве развернули деятельность белые эмигранты, с аншлагом шли концерты Вертинского, любимца маршала Пилсудского (известно какого "русофила"). Очевидно, достаточно насчитывалось поляков, полагавших себя в собственном государстве свободными от обязанности бойкотировать все, что идет от русских.

Иначе складывались отношения после второй мировой войны. Я смею утверждать, что больше молотовского пакта и катыньской трагедии отношениям наших культур повредила назойливая и примитивная советская пропаганда. И если ее целью, действительно, было вызвать любовь поляков к Советскому Союзу, то добилась она прямо противоположного результата. Именно в этот период большинство поляков окончательно разуверилось в том, что за Бугом может существовать хоть какая-то культура. По тому, что после восьми лет обязательного обучения русскому языку никто из польских школьников не состоянии был составить на этом языке хотя бы пару простых фраз, можно судить, какой силы отторжение действовало в польском обществе.

Но и в этот период поляки старались переводить и публиковать стоящие произведения, а не макулатуру, что было нелегко. Так после выхода двух выпусков журнала "Opinia" ("Мнения"), посвященных русской литературе, журнал был закрыт. Поводом послужила публикация в нем отрывка из "Доктора Живаго". Причиной же являлась откровенная и лютая зависть тогдашних функционеров ССП: "Вы там у себя переводите какую-то Цветаеву с Пастернаком - а мы вам что, не милы?!" Борис Полевой требовал даже тюремного наказания для редакторов-вредителей.

Чтобы обойти Сциллу читательской нелюбви к "кацапам", требовался какой-то скандал вокруг имени русского автора. Но тогда раскрывала свою пасть Харибда в лице советского посольства: щелк! - и прощайте мечты о выходе подготовленной книги. Поэтому осторожные журнальные редакторы дожидались очередной какой-нибудь советской годовщины, чтобы под шумок в ворохе "обязаловки" опубликовать на своих страницах переводы Ахматовой или Хармса, вообще не подпадавших под официальное определение "советского писателя".

С годами политическая цензура все более утрачивала свою ретивость в Польше. Инцидент с однотомником Мандельштама, изъятым после вмешательства советского посольства, выглядел уже исключением, а не правилом. Но что с того? Уже выросло поколение молодых поляков, полагавших желание ничего не знать о России своим патриотическим долгом. Начав активно действовать на общественной и культурной арене, оно равнодушно проходило мимо любых культурных вестей, идущих все более беспрепятственно с востока. "Из Назарета может ли быть что доброе?"

И тем не менее, бросим взгляд на последнее десятилетие, признаваемое у нас наихудшим для русской переводной литературы. Булгаков переведен на польский почти полностью; том Окуджавы вышел недавно вторым изданием; "Москву-Петушки" можно прочесть сегодня в трех разных переводах. Добавьте сюда еще двух нобелиатов - Солженицына и Бродского - и вы получите целых пять русских писателей, достаточно хорошо известных в Польше. Но и из менее широко известных можно назвать изданных в последние годы Хармса, Добычина. Не говоря о новых изданиях Ахматовой, Мандельштама, Гумилева, Платонова, Эренбурга, Шаламова. Переводилась и издавалась эмигрантская литература: Берберова, Агеев, Нароков, Войнович, покойный Довлатов, Зиник, две книги Владимова, целая серия Аксенова (свидетельство того, что это и раскупается неплохо). Были и другие издания - Виктор Ерофеев, два тома Айги, только за последний год вышли избранные рассказы Солженицына, беседы Волкова с Бродским, "Моцарт и Сальери" Надежды Мандельштам, "Между волком и собакой" Саши Соколова, повесть Юза Алешковского, получившая в переводе название "Внимание: оргазм!", должна выйти "Гарпагониада" Вагинова.

В количественном отношении, как видим, все выглядит неплохо. Но мне, как старому брюзге, не хотелось бы "перелакировать" картинку. Многие книги не столько увидели свет, сколько "галочку" в отчетности о собственном выходе. Так цена замечательной книги "Курсив мой" Нины Берберовой эффективно распугала книготороговцев, а отсутствие надлежащей рекламы довершило дело. Сегодня издать - не фокус. Теоретически, у нас вышло собрание песен Александра Галича, но до его распространения руки у издателей так и не дошли - в результате, третий из "великих бардов" не попал даже в библиотеки! Список можно продолжить. Но самое время перейти от конкретики к неким общим положениям.

***

Я совсем не призываю "брататься" с русскими. "Братание" относится к сфере чувств, а отношения между народами все же не определяются чувствами, о чем поляки, увы, очень часто забывают. Мое предложение скромнее и реалистичнее: давайте читать и лучше узнавать друг друга. Правду говоря, в отношении русских это скорее благое пожелание. Времена, когда русские нами интересовались, поскольку мы являлись для них представителями и заместителями Запада, посредниками и медиаторами, давно миновали - это прошлогодний снег. Русские вступили в эру нормальности, что пошло им только на пользу. Действительно, трудно себе представить что-то столь же абсурдное, как изучение польского языка, чтобы читать на нем чешского еврея, писавшего по-немецки. С этим сравнимо только обучение в школе поляков родному языку на русском языке (а было и такое!). Конечно, мы должны предпринимать попытки заинтересовать русских нашими оригинальными культурными продуктами, но это будет нелегко, поскольку они сегодня отрабатывают собственные задолженности, а Польша больше не "заграница".

Другое дело мы: русские могут нас недооценивать, мы себе не можем такого позволить в отношении их. Почему? Надо просто принять к сведению, что русские - не "кацапы", а наследники огромной по масштабу культуры и одной из самых захватывающих литератур в мире. И мир неизбежно будет интересоваться их культурой и впредь.

Даже при сохранении известной доли накопленной в ходе истории неприязни трезвый взгляд, подкрепленный знанием, лучше, чем все виды патриотической истерии (которая к тому же, как показал опыт, худший из видов самозащиты). Так перед войной, поляки тешили себя слухами, что у немцев мундиры из крапивы, а танки из картона. И о русских не стоит черпать сведения из сообщений "ереванского радио". Кто-то, кстати, обратил внимание, что все эти анекдоты, циркулирующие у нас в качестве "антирусских", придумали сами же русские.

И поскольку я начал с такого анекдота времен полета Гагарина, мне хочется закончить каким-то более оптимистическим, что ли, анекдотом. Например, еврейским - таким. Ребе рассказывает детям в хедере, что Господь всегда компенсирует человеку его несчастье или увечье каким-нибудь даром - скажем, слепца награждает поразительным слухом. Он просит привести примеры, и Ицек отвечает: у моего дяди одна нога короче другой - зато та, другая, длиннее!

Возможно, Бог в своей бесконечной мудрости наградил русских литературой, напоминающей эту более длинную ногу...

Со страниц их книг встает другой и мало знакомый нам образ России: не "страны господ и рабов" - захватчиков, тиранов, палачей и жертв, тюремщиков, узников и держиморд - а людей, обыкновенных, нормальных, таких же как мы. Увидеть друг друга в таком свете - кажется не такой уж невыполнимой задачей для народов, признающих за собой "тысячу лет принятия христианства", не так ли?

Перевел с польского Игорь Клех