Поводов для квиклей не было давно - не станешь же писать о чем попало, превращая РЖ в ЖЖ. Тянулась вялая идеологическая и политическая пауза, в продолжение которой все время понимаешь, до какой степени страна и общество заворачивают не туда, - но сказать об этом не можешь в силу недостаточности или скомпрометированности большинства понятий (а вовсе не в силу политкорректности, как можно было подумать). Политкорректность ведь на самом деле придумывают, когда перестают работать слова: честный разговор невозможен не потому, что "нельзя". В Интернете, слава Богу, все можно - даже слишком. Причина в ином - утрачен язык, а выработке нового мешают сознательные запутывания и подмены. Давно не случалось подходящего примера, на котором интересно было бы проследить - как это делается. И тут появилась статья Сергея Чупринина "Свободные радикалы" ("Знамя", #9) - эссе, заслуживающее подробного и уважительного разбора.

Прежде чем начинать этот разбор (заранее прошу у читателя прощения за его длительность и детальность, а также за обилие цитат - текст того заслуживает), хочу признаться в глубоком уважении к автору. Чупринин не Александр Агеев и не Владимир Бондаренко, не престарелый брюзга и не юный имитатор (по соседству с его сочинением в журнале гнездится текст Валерия Шубинского вроде бы на ту же тему - наглядно демонстрирующий разницу уровней). Нет, это критик с выдающимися заслугами; с благодарностью вспоминаю его статьи конца семидесятых - первой половины восьмидесятых, когда критика нередко бывала интереснее разбираемого текста. Как ни крути, он успешно редактирует один из знаковых журналов - и пусть это отнюдь не мой журнал: у него по крайней мере есть лицо. Одно удовольствие смотреть, как элегантно он подменяет понятия, как с помощью пары-тройки генриджеймсовских "поворотов винта" ненавязчиво меняет оптику, запугивая доверчивого читателя. А уж потом, когда ловишь автора на профессиональном сваливании в кучу десятка разнородных и взаимоисключающих явлений, - можно задаться вопросом, зачем ему это надо. Ибо тексты такой виртуозности предполагают не спор, а разбор: "здесь не задают вопросов, здесь благоговеют только". Спорить можно, когда автор искренне заблуждается. Но не может же Чупринин, автор книги "Критика - это критики", до такой степени не понимать, что он делает. Нет, Сергей Иванович не из простодушных Кандидов. Он ничего не делает просто так. И в этом смысле его эссе более чем показательно.

Для подробного разбора авторского метода понадобилось бы, конечно, вшестеро больше места, чем занимает собственно чупрининский текст. Интересности начинаются с первой главки: "Вот поди ж ты: ни порядка в России пока еще нет, ни сытости, а молодые бунтари, ниспровергатели буржуазного порядка и буржуазной сытости, уже народились. Причем, как у нас исстари заведено, народ, слава тебе, Господи, безмолвствует, и воду мутит интеллигенция. В первую очередь так называемая творческая. Или, говоря шире, гуманитарная. Ей стало вдруг скучно. Ей снова потребовались потрясения. И пошло, и поехало. Оживили комсомольцев. Борцами за идею представили скинхедов. Сами собою активизировались, благодаря затяжному процессу по делу Лимонова, нацболы. Нет-нет да и заявят уже о себе доморощенные антиглобалисты. Всего этого люду численно очень даже немного, но... В салонах говорят уже не о текстах, а о жизнетворчестве, и цитируют не Дерриду, а субкоманданте Маркоса. Родная агрессивность в средствах массовой информации возобладала над не успевшей прижиться политкорректностью. Словом "обыватель", реанимированным и реабилитированным в начале 90-х, теперь снова бранятся, "капитализм" и "капиталистов" честят во все корки, а по слову "экстремизм", как по масонскому паролю, опознают друг друга. Леваки входят в моду. И левоориентированные мыслители, писатели, издатели, средства массовой информации - тоже".

Забудем пока про характерную проговорку "Народ, слава тебе, Господи, безмолвствует", - хотя и не совсем понятно, чему так уж радуется наш автор. Видимо, тому, что население не мешает проводить над ним очередной эксперимент; ну-ну. Но вскоре начинает рябить в глазах от очевидных подмен: какое отношение имеют нацболы - большей частью с рабочих окраин - к гуманитарной интеллигенции? Кто и для чего оживил комсомольцев? Если речь об "Идущих вместе", то эта организация, возглавляемая бывшим сотрудником путинской администрации, имеет с гуманитарной интеллигенцией не больше общего, чем с перуанской юриспруденцией. В каких именно средствах массовой информации агрессивность в последнее время возобладала над успевшей прижиться политкорректностью и где эта политкорректность, собственно говоря, прижилась? Если же речь об "Эксперте" или "Известиях", изданиях воистину политкорректных, серафимно-херувимных, - то в них никакая агрессия не возобладала: Максим Соколов сливает избытки желчи на "Глобалрусе".

Кто и с какой нечаянной радости реабилитировал слово "обыватель"? Я тоже жил в начале девяностых и ничего такого не помню; если вы его реабилитировали в собственных глазах - типа "Отречемся от старого мира и полезем гуськом под кровать", - так и пишите, от первого лица... И главное - почему "леваки" вошли в моду именно сегодня? Точнее - почему Чупринин сейчас это заметил? Или он в самом деле полагает, что Дерриду и субкоманданте Маркоса цитируют не одни и те же люди? В таком случае стоило бы напомнить автору, что мода на упомянутую Дерриду и на радикальное левачество и у нас, и во всем мире явилась одновременно; более того - что одно другому вовсе не мешает, поскольку это одна и та же мода на пустословие и моральный релятивизм. Издательство "Ad Marginem" начало издавать леваков и интересоваться радикальными художественными практиками почти синхронно, и произошло это задолго до того, как на свет появился упоминаемый далее "Консерватор-2". Ясно, что Сергею Ивановичу потребовалось перечислять все эти явления через запятую, дабы подверстать одно к другому и представить кризис либеральных идей явлением того же порядка, что и заигрывание интеллигенции с левым радикализмом.

Между тем заигрывает она с ним с середины девяностых годов - когда в модных московских клубах начинают активно светиться личности вроде Алины Витухновской, в чьих головах коктейль из крови и кокаина а ля восемнадцатый год булькает давным-давно. И нацболы не вчера активизировались - яйцо-то в Михалкова еще когда полетело. А просто Сергею Ивановичу надо, чтобы "Консерватор-2", публицистика Льва Пирогова, массовое разочарование молодых гуманитариев в идеалах девяностых годов и выпендреж Александра Иванова представились проявлением моды, а никак не окончательной компрометацией его любимой идеологии. Чтобы радикализм некоторой части сочинителей выглядел не закономерной реакцией на беспредел, а поветрием, лучше того - игрой. Он так и пишет далее: "Так что не станем уж лучше ни возмущаться, ни городового кликать... (Ай, спасибо, разодолжили! А то у нас уж и сухари насушены! - Д.Б.). Они ведь - и Ольшанский, и Быков, и Шаргунов, и Пирогов, и иные многие - не вполне ведь всерьез говорят то, что говорят. (Два "ведь" в одной фразе, очевидно, подчеркивают игровой характер происходящего.) А чтобы самим упастись и нас упасти от скуки и интеллектуальной рутины. Чтобы провокацией разбудить задремавшую общественную мысль, а мысли художественной дать креативный, творящий импульс. Они, словом, - играют".

Спасибо, конечно, Сергею Ивановичу - глаза мне открыл на истинную подоплеку моих действий. Не скажу за всю Одессу, не уполномочен объясняться за Пирогова, Шаргунова и Ольшанского, но от себя лично позволю себе спросить: Сергей Иванович, какие, к черту, игры? До игрушек ли мне в мои тридцать пять, в состоянии крайней усталости от российских игр последнего десятилетия? Вы бы хоть дали себе труд определиться - а то, заявив во первых строках своего эссея тему левачества, вы очень скоро поправляетесь насчет того, что вам враждебен радикализм как таковой, в том числе и детская болезнь правизны. Оченно понимаю, барин, что все мы для вас в силу возрастной дистанции русские мальчики и с высоты вашего положения наши различия несущественны ("Наблюдать за тараканьими бегами нынешних радикалов и от эстетики, и от политики - одно удовольствие. Как стараются! И как, прежде всего, стараются быть разными, не походить друг на друга".) Но позволю себе напомнить вам, что мне-то с самого моего вступления на журнальную ниву глубоко противна всяческая деррида, равно как и всяческое левачество; что о заигрывании интеллектуалов-постмодернистов (хотя это, по-моему, оксюморон) с левой идеей я написал более чем достаточно и сделал это своевременно, когда все еще только забрезжило. Проханов и Иванов не просто давно движутся навстречу друг другу - они, собственно, с самого начала были одной крови.

Зачем же надо валить в одну кучу игры Иванова, скандалы вокруг "Нацбеста" - и критическую прозу самого Виктора Топорова, который обрушивается на дутые литературные репутации и лицемерие под маской политкорректности? Зачем приплетать к дерриде и маркосу самоочевидный кризис культуры, политики и идеологии образца девяностых годов? Да затем же, чтобы сделать вид: нет никакого кризиса, а есть перформанс заигравшихся мальчиков. Тогда как мы, "вменяемые люди", продолжаем себе шествовать своим либеральным путем, и всем лучшим страна обязана нам; в рамках этого же, извините, дискурса все последнее время рассуждает и Анатолий Чубайс, вынужденный отрабатывать третье место в списке СПС и вытаскивать родную партию оттуда, куда ее совокупными пиармейкерскими усилиями затащили Немцов, Хакамада и иже. Это не Россия постепенно понимает, что с ней сделали, - это наши великие мероприятия начали наконец приносить свои плоды! (Собственно, какие плоды они приносят - всем видно: идеи свободы и либерализма скомпрометированы настолько, а у власти при всенародной поддержке клубится такое, что тревога Чупринина понятна. Интересно только, кажется ли ему народная любовь к выходцам из петербургского ГБ - то самое "народ, слава Богу, безмолвствует", - достойной альтернативой проклятому радикализму.)

Чтобы доказать, что наша жизнь - игра, Чупринин усердно пытается поймать своих идеологических противников на противоречиях. Причем спорит он будто бы вполне уважительно: "в голове у Быкова царь, безусловно, есть, но блуждающий, поминутно меняющий имена и явки: то он анархистом прикинется, то государственником, то за В.В.Розанова спрячется, то с Н.С.Михалковым перемигнется"... Видит Бог, анархистом я не прикидывался сроду и готов доказать это с текстами в руках, а статью о развлечениях околобуржуазной художественной тусовки "Король забавляется" напечатал в "Огоньке" в 1993 году - тогда либерал В.Кичин еще написал, что Быков объелся на презентациях - вот и наезжает на свободное искусство и цивилизованный капитал, заигрывая с левачеством... Так что я давно, давно уже на ложном пути. Между тремя следующими пристрастиями моего головного царя не усматриваю никаких противоречий. Не помню своих перемигиваний с Н.С.Михалковым - хвалил его, это было, и многими его творениями весьма доволен; но государственничество, Михалков и Розанов - понятия не только не взаимоисключающие, но уж скорее взаимопредполагающие. А вот у Сергея Чупринина наблюдается именно отождествление явлений несовместимых: "Кто-то, отягощенный высшим образованием и комплексом идей интеллектуального прогрессорства, играет затем, чтобы и вестернизирующуюся Россию вписать в леворадикальный контекст, вот уже полвека не выходящий из моды на сытом Западе. Кто-то - чтобы засветиться на политическом небосклоне и/или повыгоднее продать свои эскапады грантодателям - как западным, так уже и отечественным. А кто-то и просто - чтобы внимание обратили. Либо на то, что ты матом громче всех ругаешься. Либо на то, что свинью режешь или иконы топором рубишь на художественных перформансах".

Судя по всему, Чупринин "Консерватора" читал внимательно. В таком случае он не может не знать, что самый громкий голос в осуждение выставки "Осторожно: религия!" раздался именно со страниц нашего издания: целое Большое Жюри союза журналистов собрали, чтобы усмотреть в статье Ольшанского по этому поводу призыв к насильственной расправе над художниками, но, не усмотрев такового, принуждены были отступить, к величайшей досаде господ М.Рыклина и С.Ковалева, которые вели себя на заседании с агрессивностью неприличной. (Любопытно, что эти радикалы как раз не вызывают у нашего автора негативных эмоций.) Допускаю, что для Чупринина в самом деле нет большой разницы между левым и правым радикализмом. Но нельзя же, в самом деле, ставить в один ряд Олега Кулика и Сергея Шаргунова - людей, которые ни за какие гранты не присядут на одном поле, даже если для перформансиста Кулика это будет художественный перформанс, а для естественного человека Шаргунова - естественная потребность! Или не читал Сергей Чупринин триумфального и насквозь антибуржуазного романа Гарроса-Евдокимова "[Голово]ломка" - в котором тем не менее содержится крайне резкий выпад против эстетизированного левачества, вызвавший очередной пароксизм бешенства у газеты "Завтра"?

Цель всего этого микста в доме Облонских, как уже было сказано, очевидна: представить все игрой. Грантовыбивательством. Отечественный либерализм потерпел крушение потому, что Ольшанский родился без царя в голове, Быков бесперечь старается привлечь к себе внимание, а некоторая часть художников и писателей (постоянно, кстати, находящих приют на страницах "Знамени") выбивает себе гранты. Удивительно оптимистичный взгляд на вещи.

И Лимонов играет, хотя сел. И Линдерман, хотя лишился Родины. И Дугин, хотя создал партию и приблизился к трону. Но позвольте вас спросить, Сергей Иванович: а Глазьев - тоже играет? А тот самый безмолвствующий народ, который не хочет больше голосовать ни за Немцова, ни за Явлинского, - он гранты выбивает? А молодые поэты и прозаики, которым не идеологическое, а именно организационное засилье графоманствующего модернизма надолго поломало биографию, - они в почвенничество ради дешевой популярности идут? Или оттого, что внимательно почитали журнал "Знамя" годов этак с девяносто пятого по девяносто девятый - и поняли, что с такой литературой каши не сваришь?

Соблазнительно отождествить Константина Крылова с Олегом Куликом, а Александра Проханова, допустим, - с Леонидом Филатовым: "Все одной зеленкой мажутся - кто от пуль, а кто от блох". Для полного успеха своего фокуса Сергей Иванович прибегает еще к одному безотказному приему: все мы одной крови, потому что у нас общий враг. Несчастный русский либерализм. Дальше надо изо всех сил представить этого несчастного белым и пушистым - и тут уж, что называется, все средства хороши. Потому что пушистого обидели. "Смотрите сами: либералы, конечно, отвратительны, что говорить", - как само собой разумеющееся роняет Дмитрий Быков в респектабельном журнале". Сроду не знал, что родной "Огонек" заделался респектабельным - не "Домовой" все-таки и не "Эксперт". Однако, Сергей Иванович, надо же уважать читателя! Вдруг он тоже пробегал глазами мою статью "Идиоты" и помнит, что цитированный пассаж - пересказ характеристики либералов из романа Достоевского, а дальше там следует и собственный мой комментарий: "Но ведь альтернативу Достоевский видит совершенно ясно!"

И альтернатива эта, как поясняется дальше, кровавая, никакого восторга у меня не вызывающая. Просто с Дмитрием Быковым, у которого в голове блуждающий царь, Сергею Ивановичу полемизировать проще, чем с Достоевским. А у Достоевского написано буквально следующее: "Русский либерализм не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самую Россию. Мой либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьет свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть не восторг. Он ненавидит народные обычаи, русскую историю, все. Если есть для него оправдание, так разве в том, что он не понимает, что делает, и свою ненависть к России принимает за самый плодотворный либерализм (о, вы часто встретите у нас либерала, которому аплодируют остальные и который, может быть, в сущности самый нелепый, самый тупой и опасный консерватор, и сам не знает того!)". Ужас, как выделывался этот Достоевский. Наверняка гранта хотел. Куда Ольшанскому.

У Сергея Ивановича, конечно, о либерализме несколько более оптимистическое представление. Формулирует он его вот как: "Никогда еще за свою тысячелетнюю историю Россия не была так свободна, как в последние пятнадцать лет. И никогда еще терпимость до такой степени не воспринималась поведенческой нормой, если угодно, стандартом жизни, как сейчас. В этом смысле общественная апатия, попустительство по отношению к злу, повсеместный пофигизм и скука - да, да, скука, столь неожиданно нами овладевшая! - не более чем накладные расходы, минимально возможная, хотя временами и кажущаяся чрезмерной плата за, что на переходе из царства необходимости в царство свободы страна не рухнула все-таки в красно клокочущую явь. Принято шутить, что Гайдару, Чубайсу, иным реформаторам не повезло с народом. Оно опять-таки так, но согласитесь: еще больше не повезло с народом Зюганову и Макашову, Проханову и Баркашову. Уж как они ни бились, как ни звали на баррикады, то называя народ богоносцем, то обличая его за утрату пассионарности, а он... А он, похоже, уже атомизировался, разошелся на индивидуальности. Кто-то лес валит, кто-то в банке сидит, кто-то кричит кикиморой, отвечая на все, что его прямо не касается, предосудительным безразличием или похвальной снисходительностью. Насквозь политизированные в проклятые 1990-е, мы, помнится, мечтали о временах, когда и у нас, как в Швейцарии, с трудом будут припоминать фамилию действующего президента. Свершилось! Саратовской экономист с высшим образованием, приняв участие в ТВ-игре "Как стать миллионером", уже сегодня не смог назвать главу нынешнего российского правительства, чем вызвал шок и у меня, и, наверное, у всех, кто сидел в это время у телевизора".

Вот так вот. Все отлично. Произошла атомизация (сиречь разложение), и не совсем понятно, чем похвальная снисходительность отличается от предосудительного безразличия. В стране, ничего не производящей, стремительно деградирующей и постепенно забывающей слова, уже и фамилию премьера не всякий помнит (видимо, все знают его исключительно по кличке "Два процента"), - и этот распад сознания Чупринин называет стабильностью и следствием либеральной терпимости! Поздравляю вас, гражданин, показамши себя во всем блеске. Вот это и называется - сидеть у постели безнадежного больного и, слыша, что он уж и хрипеть перестал, умиляться тому, какое кроткое у него выражение лица. Должно, блаженствует. Опомнитесь, Сергей Иванович, это называется кома!

Да, Россия в девяностые была страной фантастически свободной. Настолько свободной, что девять десятых российской преступности были свободны от возмездия, а три четверти населения - от зарплат. Но, кажется, почти всем, кроме Сергея Ивановича, уже понятно, что свобода - никак не цель, а средство, что свобода бывает от чего-то и во имя чего-то, - и что Германия в двадцатых годах тоже была очень, очень свободной страной. После чего и случилось все, что случилось. Причем Гитлера привели к власти отнюдь не радикалы, не коммунисты и не эстеты, а тот самый молчаливый средний класс, на который либералы обычно возлагают столько надежд.

Насчет либеральной терпимости г.Чупринин явно хватил и сам заранее оговорился, что ему приведут тьму контрпримеров. Уж трудно, кажется, представить что-нибудь тоталитарнее отечественной либеральной мысли, что-нибудь нетерпимее либеральной интеллигенции, лихо записывавшей в антигуманисты, черносотенцы и только что не в детоубийцы всех, кого не устраивал монетаризм, приватизация или постмодернизм. Как умеют либералы - сами имеющие долгий и нескрываемый опыт затравленности - травить и топтать оппонента, того никакие консерваторы представить себе не могут. Как шельмуют, "не подают руки", распускают чудовищные слухи - о том и сам я, кажется, понаписал достаточно. И представлять Россию страной феноменальной терпимости в девяностые - значит передергивать уже смело и сознательно, с какой-то детской верой в свою безнаказанность. Или мы не помним, как в оплоте либерализма - лужковской Москве, против которой журнал "Знамя" что-то ни слова не говорил, - таскали по судам за любой недостаточно восторженный взгляд в сторону градоначальника? Или забыли про жесточайшую диктатуру в медиа-империи Гусинского, все больше походившей на секту? Или впрямь полагаем, что Алексей Венедиктов или Андрей Черкизов, отважные борцы за свободу, являются образцами политкорректности и всетерпимости?

Да Бог с вами, Сергей Иванович! Это теперь вы снисходительно похваливаете мои тексты, и поблагодарить за это я должен изменение общественного климата: "В романах и стихах Дмитрия Быкова действие разворачивается в совсем иной плоскости, чем та, в какой непринужденно гарцует фельетонная (в старинном смысле слова) мысль их автора". Не очень себе представляю, как можно гарцевать в плоскости, - ну да я не Светлана Хазагерова; важна суть. Это вы меня типа упомянули в не совсем уничижительном контексте. Большой праздник, хотя сказанное и не имеет отношения к действительности; а ведь прежде-то тактика замалчивания или шельмования всего, что "не наше", доминировала в большинстве либеральных изданий! И не эта ли прелестная тактика вытолкнула в радикальную оппозицию многих изначально терпимых и умеренных людей, не она ли радикализовала Никиту Михалкова, на которого тявкали всяческие шавки, не она ли довела до инсульта честнейшего Леонида Филатова, не эта ли свора пыталась уничтожить литературную репутацию Лимонова? Да что говорить - ведь именно в вашем журнале появилась откровенно киллерская статья Александра Агеева про Олега Павлова: сочинение остроумное, нет слов, - но разве не такой критике обязаны мы множеством павловских комплексов и маний, затмевающих его чистый дар? При том, что Олег Павлов - при всех комплексах и маниях - все-таки настоящий писатель, тогда как Александр Агеев... Надо же ж соизмерять, как говорят в Харькове.

К слову о критическом тоне. Я глубоко уважаю Андрея Немзера (куда бежать от бесконечных оговорок? "Я глубоко уважаю Бендера"...). Но выпад против Пелевина, который он себе позволил в последней рецензии, - находится за гранью литературных нравов: это сосисочная гирлянда личных оскорблений, вывешенная на публичное обозрение в каком-то слепом запале. Не может же Немзер, человек со вкусом и образованием, в самом деле полагать, что Слаповский, Вишневецкая и Горланова поодиночке или втроем способны уравновесить Пелевина! А если он и впрямь так полагает - что ж, дело вкуса, но нельзя же так откровенно подставляться в ответ на вполне невинного "недотыкомзера". Насколько умнее и изящнее поступил Басинский, похваливший "Generation П", где Пелевин его вообще в выгребную яму окунул... Но Немзер, конечно, злится не на "недотыкомзера" и не на оскорбление в адрес "Вагриуса" (сомнительное, кстати. Почему осел означает обязательно "Вагриус"? Мало ли ослов?). Немзер - тоже ведь либерал и большой приверженец девяностых годов, которые он называет замечательным десятилетием. И ему не нравится зеркало, которое подносит к его глазам Пелевин. Либеральнейшие из наших критиков потому и теряют всякое подобие терпимости, когда заходит речь о "ДПП NN", - что последние сочинения Пелевина подписывают приговор закончившейся эпохе. Да и наступившей тоже. Они деконструируют тогдашние дискурсы получше всякой дерриды. И вот этого-то Немзер не может простить Пелевину - а вовсе не сальных шуточек, которых у него, ей-ей, поменьше, чем у идиллического Геласимова. Но у Геласимова нет пелевинской ненависти. И потому он Немзера тешит.

А теперь пара слов всерьез.

Логика Чупринина - возвращусь напоследок к его статье - весьма сходственна с той, при помощи которой в семидесятые годы шельмовали диссидентов. Одни выходят на площадь, потому что хотят привлечь к себе внимание. Другие пишут письма в ЦК, потому что надеются на подачку своих заокеанских хозяев (сиречь на грант). Третьи изображают политический и художественный радикализм, потому что недостаточно у них художественного таланта, - вот и выделываются вместо того, чтобы честно писать применительно к подлости, как... (следует список из десятка талантливых приспособленцев, эскапистов или пофигистов). И при этом на микроскопические различия между ними смотреть не хочется: ну какая разница, что диссидент Бородин - почвенник, запрещенный Мамлеев - эзотерик, а выходившая на площадь Горбаневская - полонофилка и западница? Все одной зеленкой мажутся... И враг у них один и тот же - Советская Власть.

Чупринин - замечательный критик. Но он советский критик. Иную манеру разбираться с оппонентом ему взять неоткуда.

И невдомек ему, что если Советская Власть вызывала в семидесятых одинаковую ненависть у почвенников, либералов и радикалов - не они были в этом виноваты, а она. И тот факт, что so called русский либерализм вызвал сегодня единогласную ненависть у такого спектра абсолютно разных людей, преследующих принципиально различные цели, - как раз и доказывает, что с этим либерализмом определенно было что-то не так.

Потому что это было время, когда миллионы ни в чем не повинных людей лишились не только смысла жизни, но и крыши над головой; потому что в это время сотни бездарей и ничтожеств пробились во власть и славу, хитро играя либо на самых низменных инстинктах толпы, либо на слабостях власти; потому что остатки морали, еще удерживавшиеся в умах после двадцати лет стагнации, были объявлены рецидивами рабства; потому что отсутствие закона провозгласили нормой, а тоску по закону отождествили с ностальгией по угнетению; потому, наконец, что если советское время было эпохой насильственного и бесчеловечного прогресса - время постсоветское стало эпохой не менее насильственного и еще менее человечного регресса под маской свободы, демократии и гуманизации.

Среди наших либералов, называющих себя "вменяемыми", нет человека, который бы этого не видел. Среди наших любителей грантов (вот уж кому-кому, а сотрудникам и авторам "Знамени" они перепадали во множестве) нет и не может быть такого безнадежного эгоцентрика и садиста, который бы полагал, что его свобода самовыражения стоит окровавленного Карабаха, горящего Грозного и примерзшего Приморья.

Осознавать все эти вещи горько и трудно. Приятнее делать вид, что никакого кризиса отечественного либерализма не было и нет, а есть игры зарвавшихся мальчиков и самомнение юных радикалов, чей радикализм со временем пройдет, как юношеские прыщи. И художник вновь вернется к комфортной терпимости, а искусство превратится в арт-рынок, как то и описано в чупрининской статье с легким сожалением. Но это легкое сожаление не имеет ничего общего с тем праведным негодованием, которое у автора вызывает экстремизм.

И тут хочется робко спросить: господа, да чего уж такого опасного в художественном радикализме? Сам же Чупринин признает, что идеи эти никогда не овладеют массами. Или не были радикалами молодой Маяковский и тридцатипятилетний Блок? И кто бы осмелился подверстать к ним поэта Пуришкевича, которому тоже не нравилось состояние России в десятые годы? Ведь это только людей смешить - палить по радикализму, когда на твоих глазах десять лет безнаказанно растлевали страну и сам ты полагал такое ее состояние весьма плодотворным для литературы и комфортным для себя лично! Ведь и сам Чупринин признает, что он и его "вменяемые" единомышленники погрузили Россию в особое состояние - она теперь, кроме крика, ничего не слышит; только это у нее не от стабильности, а от окончательного упадка сил и полного недоверия к любым словам. Сам по себе радикализм куда как плодотворен для художника; но не в радикализме дело, не правда ли? Ведь про радикалов Сорокина, Пригова и Ерофеева наш автор ни слова не говорит, да и Татьяне Толстой, не больно-то стесняющейся в выражениях, от него не попадает... Стало быть, истинной его мишенью является никак не радикализм, а некоторое общее отрезвление и отказ от нескольких гибельных гипнозов в пользу мировоззрения более трезвого и целостного, - которое Чупринин и старается скомпрометировать, указывая на самых молодых или одиозных его носителей. Он бы не с Ольшанским поспорил и не с Топоровым, а с Александром Исаевичем. Не хочется? Ну так с Гальцевой или с тем же Басинским, с Василевским или с Роднянской, с Мелиховым или Крыловым, - ничуть не менее вменяемыми, чем Наталья Иванова. Вот тогда бы я на него посмотрел. Вернее, на то, что бы они оставили от его тезисов об атомизированной и стабильной России-2003. Или Гальцева, призвавшая уже и к уголовной ответственности за художественный эксперимент, тоже гранты себе зарабатывает или гонится за модой?

Я понял бы также, если бы Сергей Чупринин напал на политических радикалов - на Анпилова, например, или на того же Глазьева, или на Купцова с его вариантом цивилизованной розовой оппозиции... Я понял бы, если бы он возмутился прокоммунистическими настроениями в лужковском окружении... Словом, если бы он выбрал подлинно опасного врага. Но он предпочитает лупить по художникам и публицистам, которым надоело играть видимостями и обслуживать сытый класс. Артиллерия бьет по своим - и как раз по тем, кого перестал устраивать комфортный либерализм, гарантированные гранты и теплое место на гостеприимных страницах журнала "Знамя".

И я, в общем, понимаю, почему он нападает именно на своих (разумею "корпоративно своих"). Не только потому, что так проще и безнаказаннее, - но и потому, что на место в политической тусовке Сергей Чупринин не претендует. А на место в литературной иерархии - претендует, и весьма настойчиво. И если сочинения Пирогова, Крылова, Ольшанского, Шаргунова, Белоброва-Попова, Гарроса-Евдокимова и прочих сердитых молодых людей будут и впредь так же успешны, как был успешен и знаменит "Консерватор-2", - шансы журнала "Знамя" и его редактора на читательское доверие и внимание становятся весьма призрачны.

В этом тексте есть даже весьма симптоматичная проговорка: "Сколько-нибудь серьезного, коммерческого успеха эти начинания, разумеется, пока не имеют, но...".

Заметьте, слова "серьезного" и "коммерческого" здесь идут через запятую. Как синонимы.