Паскаль Киньяр. Секс и страх / Пер. с фр. И.Волевич. - М.: Текст, 2000.

Мы - плод события, в котором не участвовали, но которое раз и навсегда ввергает нас в смятение, постоянно напоминая о себе в любом шокирующем образе. Правда, психическая природа человека может воспринимать и высказывать проблему собственного зачатия еще и в форме смеха.

Одному из ведущих современных французских писателей Паскалю Киньяру, как следует из его виртуозно написанного эссе "Секс и страх", не до юмора. Превращение органичной и точной эротики древних греков в испуганную меланхолию римлян - тема достаточно серьезная, во всяком случае, куда более загадочная, чем переход от античности к христианству.

И у греков, и у римлян сознание греха или виновности никогда не омрачало сексуальные отношения. Ни те, ни другие не делали различия между гомосексуализмом и гетеросексуальностью (различалось другое - активность и пассивность, причем последняя носила у греков характер социальной инициации и имела строгие ритуальные и временные рамки). Но в Риме возник страх перед потерей социального статуса, в общество внедрилось сочетание самых шокирующих явлений и жесткой ограниченной морали. Всякий свободно рожденный, сексуально активный и несентиментальный, получающий наслаждение мужчина - порядочный человек, а всякое удовольствие, доставляемое другому, есть рабская услуга, признак нехватки мужества.

Что сломало политическую карьеру Гнею Помпею Великому? Супружеская верность, влюбленность в свою жену Юлию, дочь Цезаря, стали предметом всеобщих насмешек (в результате потеря власти и поражение в гражданской войне). За какой такой "разврат" был сослан на вечные времена на территорию будущего СНГ поэт Овидий? За то, что он воспевал взаимность сладострастия.

Но не волею императоров, не религией и не законами была подавлена гипермужская римская сексуальность, а самою собой. Римская сексуальноcть самоуничтожилась, а ее место заняла сентиментальная любовь, тоже странная, по мнению Киньяра, связь, когда жертва превращается в палача. В итоге страх умертвил тело, и его навечно прибили гвоздями к кресту (хотя патрицианки и научились различать страх и желание). "Христиане причастны к изобретению христианской морали не более, чем к изобретению латинского языка: они просто приняли и то, и другое, как будто это заповедал им Бог", - считает Киньяр.

Любопытная метаморфоза по ходу сексуального просвещения "третьеримского" пространства, в котором опоздавшая сексуальная революция досадно совпала с волной СПИДа (как феодальная раздробленность с монголо-татарским нашествием). Известная исследовательница вертикальных структур западноевропейской культуры Френсис Йейтс (написано Йетс) стараниями переводчицы и издателей приобрела мужской пол и поселена в античные времена (с. 75). В целом же книга - приятный и остроумный подарок читателю.