Если Вы не знаете, что подарить приятельнице, жене или маме, подарите эту книгу - не прогадаете. Обложка дивной красоты и безупречной матовой фактуры, использующая мотивы итальянского натюрморта XVII века: птица, персик и айва почти в натуральную величину (художник - Д.Черногаев). Разумеется, никакого "глянца" внутри: только полосные рисунки пером и скромные заставки, изображающие преимущественно посуду и утварь, - видимо, старые гравюры на стали. Почти 700 рецептов, а еще рассказы автора о месте застолья в ее жизни, об ушедшей в прошлое манере накрывать стол, о том, как отмечались семейные праздники, как делились рецептами, да и вообще - как дружили и общались.

Книга начинается с "предваряющих заметок" - это авторское предисловие, поясняющее, почему книга названа кулинарной коллекцией.

Я дошла уже до с. 22, когда наткнулась на замечание об одном из источников "кулинарного вдохновения" автора. Первой поваренной книгой, которой Н.Брагина стала пользоваться, когда начала хозяйничать самостоятельно, был мало кому нынче известный труд Санды Марин "Кулинарное искусство и румынская кухня" (изданная на русском языке в Бухаресте в 1960). Это меня настолько поразило, что я не поленилась вылезти из-под пледа, где успела пригреться, и проследовать на кухню. И действительно - там, рядом с двумя десятками разноязычных, роскошных и не очень, поваренных книг, сорок лет как обреталась та самая небольшая книжка в синей обложке на серой бумаге, довольно потрепанная от частого моего к ней обращения посреди кулинарного процесса.

Ни у кого из моих знакомых я книгу Санды Марин не видела. Из рассказов автора о голодных военных годах выходило, что мы с Наталией Брагиной практически ровесницы. Теперь получалось, что мы похожи и чем-то еще. Кстати сказать, "предваряющие заметки" и начинаются словами "Что хранит наша память? Подчас, кажется, совершенно случайные, ничего не значащие пустяки". Вот об этих "пустяках" - а ими мы с автором и похожи - Брагина пишет выразительно, перемежая рецепты воспоминаниями о том, что и как готовили в ее родительском доме, о "старомосковских" семьях, где и во время войны хозяин дома пил чай из стакана в серебряном подстаканнике, скудную трапезу подавали на крахмальной скатерти, а рядом с тарелками стояли персональные солонки и подставки для столовых приборов.

Помимо рецептов из книги о румынской кухне и из полученной по наследству Елены Молоховец, в книге Брагиной есть рецепты, подаренные автору друзьями, заимствованные у знакомых и родных старшего поколения ("мамин способ"; "делала мама"), а также яркие сценки приготовления то плова, то спагетти в условиях скудной жизни студенческих общежитий и коммунальных кухонь. Иногда - лаконичные рассказы о тех, кто дарил автору свои рецепты (автор неслучайно говорит о "мемориальной кулинарии"), а также общие замечания о той или иной кухне - традиционной русской, татарской, еврейской.

Рецепты из Молоховец автор не редактировал и их язык не осовременил, что создает приятный эффект игры, как например:

"Они (блины на соде - Р.Ф.) хороши тем, что их можно во всякое время тотчас приготовить. Взять 1 фунт гречневой и 2 фунта пшеничной муки..." Соответственно упоминается чухонское и прованское масло, польская булка, как в иных случаях "более подходящая, нежели французская". (Французскую булку я помню как обычный белый хлеб в семье моих родителей, а вот что такое польская булка, я пока не смогла выяснить.)

Тональность заметок Наталии Брагиной, как, впрочем, и рецептов, отличает некая благородная простота и спокойный эстетизм. В ее доме, наверное, серебро не начищают до зеркального блеска, а ценят патину; сахар держат в двух разных сахарницах - одна для песка, другая - для рафинада; пользуются стертыми от времени серебряными ложками; чай подают не в чашках от сервиза, а в разномастных, где своя - не только у каждого из членов семьи, но и у привычного гостя.

Я заметила, что в семьях, где никогда не едят "как придется", где омлет переворачивают лопаткой, а не столовым ножом, легче и спокойнее переносят материальные тяготы. В таких домах может и не быть старинного фарфора, но в граненом стакане вам в крайнем случае подадут простоквашу, а неожиданного гостя непременно накормят хотя бы гречневой кашей с жареным луком или ломтями картошки, запеченной в духовке. Не зря Брагина подчеркивает связь отношения к еде с устойчивостью общего уклада жизни. Жаль только, что рассказам о жизни в книге уделено довольно мало места. Издательская аннотация, в которой книга Брагиной представлена как сообщающая "больше о жизни, чем о еде", быть может, соответствовала замыслу, но не его реализации.

Впрочем, огорчительно не это. Укажу прежде всего на чисто издательские "ляпы". Странно, что нигде не указано, что полосные рисунки пером принадлежат автору книги (профессиональному художнику), а не художнику Д.Черногаеву, эту книгу оформившему. Не указан также и издательский редактор. Ладно, такое бывает. Более удручает то, что я назвала бы непродуманностью макета. Рисунки пером откровенно эскизны, как бы "необязательны", а гравюры-заставки, наоборот, почти фотографично реалистичны и выраженно цитатны. Гармонизировать это сочетание можно было бы, кадрировав рисунки пером, этим переведя их в иной зрительный ряд, "остранив".

Рецепты, заимствованные из Елены Молоховец, заиграли бы, если бы были как-то выделены из остальных. Согласитесь, что тексты, где есть фразы "муки с 1 фунт", или "фарш же следующий", или "воды 4-5 столовых серебряных ложек" требуют некоей рамки. Я бы набрала тексты из Молоховец на тонированной бумаге (полиграфически того же эффекта можно достичь и менее затратным способом).

Шрифты хороши, но почему один и тот же знак служит и тире, и знаком переноса, для меня осталось загадкой.

А книжка прелестная. По случайному совпадению на днях довелось мне убедиться, что жардиньер и пироги с калиной в исполнении Наталии Брагиной (с которой я не имею чести быть знакомой) и вправду неотразимо вкусны.

• Книгу можно приобрести на ОЗОНе