Фрагмент статьи "Большевизм - социокультурный феномен" (в соавторстве с А.П.Давыдовым, М.А.Шуровским, И.Г.Яковенко, Е.Н.Ярковой). Целиком статья будет опубликована в журнале "Вопросы философии".

Массовое влияние догосударственной культуры, в особенности в моменты ее активизации, усиления архаизации, стимулировало стремление власти заместить эту ответственность за целое своими собственными силами и средствами, при одновременной попытке растворить в себе функции государства, общества, культуры. Это стремление не редуцируется до захвата власти, до подавления общества. Это нечто качественно иное. Следовательно, важнейший этап конкретизации специфики большевизма заключается в этом взятии на себя функций обеспечения единства общества и культуры

Специфическая изощренность большевистской идеологии может быть объяснена лишь специфическими потребностями общества, спецификой его исторического развития. Анализ исторического опыта динамики российского общества показывает, что для истории страны была характерна острая недостаточность институционального развития большого общества, недостаточная "наполняемость" большого общества необходимыми для его нормального функционирования институтами, их незрелостью, слабой расчлененностью, ценностным тяготением к культурному и организационному синкретизму. Например, Б.Чичерин и В.Ключевский писали о слабости сословно-представительских учреждений, которые не были результатом органического развития общества, но результатом усилий правительства. Слабость институционального творчества - результат несоответствия между мощью архаики и государством. Одним из примеров этой слабости была нефункциональность советов, рабочих комитетов после перехода власти в их руки в 1917 г. Государство постоянно стремилось разными методами, прежде всего административными, заполнить этот вакуум.

Мировой исторический опыт свидетельствует, что рост способности формировать институты по сути и составляет сердцевину прогресса общества. Этот процесс, с одной стороны, предполагает расчленение первозданного синкретизма, разделение труда, разделение властей. С другой стороны, происходит синтез этих вычлененных элементов, что включает формирование институтов. Институты не только культивируют соответствующие выделившиеся функции, но адаптируют их к обществу, одновременно адаптируя общество к новым функциям. Специфика большевизма могла развиться лишь в таком обществе, в котором уже ослаблена социокультурная защита незыблемости отношений, а способность формировать снизу все более совершенные институты не достигла минимально необходимого уровня. Массовые догосударственные представления крестьян, господство представлений, что "начальство не нужно" означало, что активизация их ценностей не развитием общественных, политических организаций, местного самоуправления, которые смогли бы стать реальным наполнением государственной жизни, его институциональной структурой и, что крайне важно, основой для развития все более сложных институтов. Государство росло в противостоянии местному самоуправлению.

Эта специфика вызывала потребность в каких-то институциональных эрзацах, наиболее ярким примером которых была партия большевиков. Большевики предложили вариант решения проблемы власти через повседневное обращение к комбинации разнородных нравственных идеалов, что привело к превращению каждого центра власти на всех уровнях в некоторую пульсирующую хаотическую смесь между авторитарной властью, подчас перерастающей в тоталитаризм, и неорганизованным вече, подчас приводящему к развалу, локализму и т.д. Попытка сохранить единство общества в этих условиях и привела к идеологии и практике псевдосинкретизма.

Большевизм сделал попытку превратиться в один сверхинститут, способный поглотить общество, растворить его в себе организационно и культурно-идеологически, лишить каждую его клеточку самостоятельности, превратить его функции в форму функционирования партии. Это разрушало саму идею существования отдельных специализированных институтов, права, разделения властей и т.д. Большевистская партия - это институт институтов, который призван заполнять институциональный вакуум, компенсировать недостаточную способность людей формировать институты, решать все более сложные проблемы государственного строительства.

Этот большевистский сверхзамысел получил новый импульс в утопической мечте использовать для данной цели возможности кибернетики, электроники, способных якобы создать абсолютно контролируемое общество. В любом варианте большевистский сверхинститут был утопией, что выразилось, в частности, в невозможности ликвидации отдельных институтов, так как это означало бы не только ликвидацию государства, но большого общества вообще. Практически это означало подавление функций имеющихся институтов, культивирование права партии, как выражения всего целого, вмешиваться в любую функцию, наносить удар в любое время в любом месте. Партии пришлось, однако, сочетать деятельность сверхинститута с попытками позволить существовать отдельным, хотя и недостаточно вычлененным институтам. Однако специфика культуры общества не создала достаточной основы для того, чтобы эффективно искать середину, "меру" между ними и сверхинститутом, преодолеть неизбежный разделяющий их раскол.

Слабость институтов открыла путь для массовых спонтанных сдвигов в настроениях, инверсионных сменах массовых идеалов, придала гипертрофированную значимости волнам, циклам мифологической культуры. В развитых обществах на пути этих волн стоят мощные институты - фокусы общественного творчества. В России эти преграды были слабы, что и открыло путь для формирования особого института, получающего энергию из волн инверсионной смены массовых настроений. Задача большевистской власти заключалась в том, чтобы стимулировать их идеологически и придавать им организационную форму.

Люди, не объединенные институционально, могли объединиться непосредственно на основе нравственных идеалов, их комбинаций, существующих на доинституциональном уровне, на уровне догосударственных сообществ при массовой активизации древних ценностей. Они могут сохраняться и в большом обществе как некая архаичная, хотя и подверженная модернизации, культурная среда общества, возможно, его размывающая. Слабость институтов в такой ситуации позволяет увлекать их этими процессами, как бревна, которые увлечены потоком и сами становятся его ударной силой. В этой ситуации страну охватывает тревога, инверсионная смена настроений, что в разных формах прокатывается по обществу, возможно, с катастрофическими последствиями. Другой стороной этого процесса является возможность формирования специальных институтов, которые были бы нацелены на получение социокультурной энергии этих волн, превращение их потенциала в воспроизводственный потенциал государственной власти. Тайна происхождения большевизма заключается в том, что он как раз и является результатом такого типа общества, попыткой на основе утилитаризма создать институт, способный эксплуатировать эту ситуацию. Победа большевизма могла иметь место в результате того, что страна была потрясена осознанием какой-то чудовищной опасности, - опасности коренного неприемлемого изменения образа жизни, неприемлемого роста дезорганизации. Состояние общества, когда большевики превратились во власть, характеризовалось словом "разруха", и попытки разных социально-политических вариантов ее преодоления привели к гражданской войне.

Следовательно, важнейшей спецификой большевизма была его нацеленность на замещение своей организацией и идеологией противостоящих ему государственности и культуры общества. Воплощение этого стремления не совпадало с тривиальным захватом власти. В этом стремлении большевизм опирался на свою способность производить идеологизированные смыслы, на манипулирование смыслообразованием в рамках дуальной оппозиции "классический марксизм - архаика".

Большевизм является проявлением скрытого, недостаточно осмысленного глубокого неблагополучия в стране, возникшего еще до него. В обществе с полной очевидностью выявилась слабость социокультурного механизма воспроизводства целостности, неумение снижать уровень дезорганизации до безопасного. То обстоятельство, что большевизм пытался решить реальные проблемы общества через массовое истребление населения как источника дезорганизации, подрывая тем самым основы человеческого существования, убивало возможность конструктивных альтернатив. То, что народ соглашался с властью большевизма, свидетельствовало о глубине стоявших проблем: истинные проблемы большевизма суть проблемы общества, которое его породило.

Большевистское движение выступило как специфическая попытка общества выжить в условиях раскола, при слабой массовой способности его преодолевать, что и вынуждало адаптироваться к социокультурной патологии. Однако путь, который был предложен большевиками, давал сиюминутный успех, но подрывал возможности будущего страны, что было в той или иной степени очевидно для внимательных и квалифицированных наблюдателей с момента установления советской власти и даже раньше.

Исторический опыт большевизма показывает, что в стране существует традиция консервации сложившихся методов принятия решений. Это связано со спецификой набора значимых нравственных идеалов. Большевизм, возникший как претензия стать формой "исторической необходимости", воплощением и носителем смысла истории, проходя свой путь, превращался в свою противоположность. Он не разрешил тех проблем, которые вызвали его к жизни. Его крах заставляет всех нас искать принципиально иные пути, но уже в более сложных условиях. Большевизм, вопреки, казалось бы, трезвому практицизму, утилитаризму, погиб в результате того, что его стремление понять реальность в конечном итоге оказалось значительно меньше минимально необходимого уровня, а его стремление подмять ее под себя превысило все разумные пределы.