На этой неделе речь пойдет о языковой экспансии и о прочих релевантных материях. Почему в академических текстах вместо "грубый" пишут "брутальный", а вместо "разнородность" - "гетерогенность"? Почему многие архаичные (но общеизвестные) слова сегодня используются в качестве ругательств? И почему "порнонаезды" осуществляются на литературу "богемную", "высокую" (не стану отождествлять ее с литературой качественной) - а не на коммерческие "дамские" романы, зачастую откровенно порнографические?

Язык - наиболее видная, внешняя часть стиля. Неправильный акцент может оказаться препятствием для социального продвижения, а по той литературе, которую человек предпочитает, можно судить о нем точнее, чем по многим другим признакам.

Превращение ряда архаизмов в ругательства, как все знают, произошло в связи с тем, что данные слова ассоциировались с простонародным стилем. "Высшее общество" времен активной европеизации России заменяло "нецивилизованную" (русскую) лексику "цивилизованной" (составленной из заимствований). Позже эта спесь перешла в академические круги.

Что же до дамских порнороманов, то они "классово" близки борцам с порнографией - в отличие от "гадостей" Сорокина или Ширянова.

Все это - элементарные рассуждения. Не стоило бы и огород городить, если бы процесс языковой (а также стилистической и в целом культурной) экспансии не был двояким. Во-первых, более слабая (в том или ином отношении) культура усваивает стиль и язык более сильной культуры. Речь может идти о силе технической или военной, а вовсе не о "культурном уровне". Но во-вторых, перед авангардом колониальной армии вторжения, как известно, семенят миссионеры и торговцы: языковая и стилистическая экспансия - начало экспансии в прямом смысле слова. Я, правда, не хотел бы сейчас присоединяться к лозунгам очистки "исконно-посконного" языка от заимствований. Просто следует обратить внимание на возможность контролировать общество (в областях, далеких от "гуманитарщины") путем контроля над стилем, причем львиная часть этого контроля приходится на контроль над языком. Здесь мы возвращаемся к разговору о государственном управлении культурой, который я по второму разу не стану воспроизводить. Интереснее обсудить управление "снизу". Когда государство выпускает бразды из рук и вопросами стиля начинают заниматься придурки, реальная инициатива переходит к самим творцам стиля, к тому же Сорокину, например┘

А ведь писатель живет не в нашем с вами мире, он строит собственный мир, в который вводит читателей, наполняя свое царство послушными подданными. Этот мир далеко не всегда хуже "офлайна", но - в силу определенных объективных причин - обречен на смерть. Вот в чем, наверное, истинная опасность свободы слова.

Кирилл Якимец