С.Серфаты является профессором внешней политики США в Old Dominion University и директором Программы европейских исследований в вашингтонском Центре стратегических и международных исследований.

Оглянемся назад. Время - июнь 1957 года. Несколько глав государств и правительств европейских стран встречаются в Риме для того, чтобы положить начало деятельности небольшого общего рынка как некой платы за создание "самого тесного из когда-либо существовавших" сообществ, которое многие из них подвергают сомнению и которое никто по-настоящему не понимает. Их собрала вместе очевидность неудач их предшественников, наиболее трагическим образом проявившихся в двух мировых войнах, которые они еще не так давно вели и из которых были частично спасены своим новым старшим партнером по ту сторону Атлантики. Мир, который они теперь надеются достичь, будет трудным для своего времени. Их цель состоит не в том, чтобы ликвидировать национальные государства, которые они представляют, а в том, чтобы спасти их от самих себя, так же как и друг от друга.

Заглянем вперед. Минуло 50 лет, и на календаре июнь 2007 года. Небольшое сообщество шести государств выросло в крупный союз множества стран. Повестка дня стала как никогда сложной: углубить союз ради его расширения, но также и расширить его ради углубления, а также реформировать его ради достижения и того и другого. Более чем когда-либо, процесс выглядит безнадежно застопорившимся. Вместе с тем, абстракция, воображавшаяся прежде как "Европа", превратилась в реальность, для которой характерны: идентичность, отличающаяся от идентичностей составляющих ее национальных государств; наличие региональных институтов, отличающихся от породивших их национальных институтов; и коллективная дисциплина, поддерживаемая зачастую вопреки предпочтениям входящих в нее членов. Сейчас, в 2007 году, национальные государства Европы превратились в государства - члены сообщества. Их прежнее состояние сохраняется лишь как некая память и некое представление в большей степени, нежели чем факт, - устойчивая память о национальном суверенитете, которым они привыкли пользоваться в рамках своих границ, и иллюзорное представление о том, что он не растворится в новом общем пространстве, которое они сами согласились создать.

В силу самой природы истории, события, которые способны предсказуемым образом повлиять на будущее, не могут быть идентифицированы до тех пор, пока они не произойдут. Будущее должно стать прошлым прежде, чем о нем можно будет рассказать. Однако потому, что столь многое после 1957 года уже произошло, многое из того, что произойдет в 2007 году, уже может быть предсказано. История словно бы втянула Европу в некий эндшпиль, исход которого может быть определен еще до его окончания:

- реформирование системы управления Евросоюзом, согласованное в ходе трех межправительственных конференций - в июле 1997 года в Амстердаме, в декабре 2000 года в Ницце и, скорее всего, в 2004 году;

- завершение создания еврозоны, начавшееся в 11 странах в 1999 году, распространившееся на 12 или более стран в 2002 году и закончившееся включением в нее 15 стран к 2005 году - при том, что все страны ЕС и многие другие страны, не входящие в этот союз, желают пользоваться простым доступом к полностью функционирующему единому рынку, начало которому было положено в 1992 году;

- подтверждение приверженности ЕС расширению на Восток, начатому в 2005 году, с возможными переговорами с такими неподатливыми государствами, как Норвегия и даже Швейцария, о присоединении к этому соглашению;

- реализация в 2003-2007 годах "основных целей" посткосовской Европы в качестве некой платы за Политику Европейской Безопасности, которая определит, наконец, параметры Общей внешней политики и, в конечном счете, Общей оборонной политики, а также приведет к установлению к 2007 году новых форм отношений между США и ЕС и между ЕС и НАТО, включая новые соглашения между Соединенными Штатами и ЕС, и созданию некоего реформированного Атлантического Совета, который будет координировать роли, выполняемые двумя институтами.

В 2000 году в Европе не было стран и было очень мало политических лидеров, способных осознать масштаб и даже степень неотложности решений, которые были ими задуманы, и трансформации, с которой они столкнулись. Историки будут изумлены. Это, напишут они, не было ни временем великих проектов, задуманных сверху, как когда-то после второй мировой войны, ни временем революций, осуществленных снизу, как после первой мировой войны. Это, объяснят историки, было временем, когда желания лидеров совпадали со стремлением их сторонников присоединиться и пользоваться благами системы, а не покинуть или разрушить ее. В то же время, скажут историки, этот процесс европейской интеграции происходил в период "холодной войны" и после нее, когда каждый шаг в какой-то конкретной сфере порождал неожиданный прогресс в другой сфере - от наднационального сообщества угля и стали к общей обороне, от неудачи с созданием общей армии к умеренному общему рынку, от расширяющегося общего рынка к подвергаемой сомнению финансовой системе, далее - к единому рынку, единой валюте и назад - к общей обороне.

Формируя Европу

Несколько взаимосвязанных факторов будут с наибольшей вероятностью формировать Европу в предстоящие годы:

- экономический цикл и темпы роста;

- качество политического руководства и его общественная поддержка;

- относительная эффективность европейских институтов в решении общих проблем стран - членов сообщества, касающихся стабильности в Европе и на ее периферии;

- а также стойкость вовлеченности Америки в европейские дела и ее приверженности Европе.

Экономический рост обязателен. Экономический цикл является исходным пунктом рассуждений о будущем Европы. Острый экономический кризис в 2001-2002 годах может явиться причиной серьезных политических нестабильностей и обострения общественных расколов, которые могут отсрочить или даже отменить прежние решения, касающиеся будущего ЕС. С другой стороны, устойчивый период роста поможет их реализации. Конструирование Европы является особенно эффективным, когда оно может опереться на богатство, с тем чтобы создать еще большее богатство. Запланированные Европейской Комиссией в 2000 году темпы ежегодного экономического роста в 2,5% на период до 2006 года являются минимально необходимым условием.

Хотя есть все основания рассчитывать на увеличение в предстоящие годы темпов роста, риски спада весьма велики. От того, завершится ли после 2000 года спад в Японии, зависят, прежде всего, перспективы экономики азиатских соседей этой страны. Но это имеет также отношение и к Соединенным Штатам и Европе, включая Германию и Францию, которые осуществили крупные капиталовложения в Китай и Японию соответственно. Дальнейшие риски могут появиться из возникающих рынков Латинской Америки (с прямыми последствиями для Испании), так же как и из экономического краха в России.

Наконец, после отказа от национальных валют в 2002 году будущее Европы будет зависеть от состояния евро. Стартовав в начале 90-х годов на фоне снижающегося роста, высокой безработицы и значительного общественного скептицизма, евро превратился к концу десятилетия в наиболее амбициозный европейский проект, ориентированный в новое столетие. Введение этой валюты стало беспрецедентным актом коллективной воли: главы государств и правительств сделали ставку на будущее Европы и выиграли, несмотря на разногласия, которые казались непреодолимыми, особенно в южных странах континента. Инфляция была побеждена, бюджетные дефициты сократились, и различия между странами в уровнях учетных ставок сузились. Евро трансформировал также процесс принятия политических решений в Европе, снижая уровень национального суверенитета, ослабляя власть Европейской Комиссии и даже нанося урон прерогативам Европейского Совета и священному праву представительства всех государств-членов в Европейском центральном банке (ЕЦБ). Он встал как некий бастион, защищающий от финансовой нестабильности в Азии, Латинской Америке и Восточной Европе, от военных конфликтов на юго-востоке Европы и даже от политических бурь в ключевых европейских странах и в ЕС.

Конечно, многое еще предстоит сделать. Хотя европейская налоговая и финансовая политика существенно изменилась в предвидении введения евро, потребуется сохранять ее по крайней мере до 2002 года, что может оказаться политически трудным делом, если не будет здорового экономического цикла. Предстоит осуществить формальный отказ от национальных валют. Зона использования евро должна быть расширена на все страны, входящие в ЕС, включая Великобританию. Должна быть разработана и реализована эффективная общая экономическая политика. ЕЦБ предстоит доказать свою полную независимость от национальных правительств. Должны быть установлены надежные механизмы обмена евро на другие глобальные валюты, включая доллар, а также должны быть скоординированы отношения с другими центрами финансовой власти, включая Федеральный резервный банк США. По достижении этих целей возникнут новые проблемы, касающиеся способности Европы двигаться дальше с евро.

Необходим политический центризм. В предстоящие годы долгосрочные институциональные цели ЕС подвергнут испытанию способность находящихся у власти в странах-членах центристских коалиций отложить удовлетворение требований своих избирателей. Так, например, соблюдение бюджетной дисциплины, навязываемой Европейской Комиссией или ЕЦБ, может стать политически слишком дорогостоящим в том случае, если сохранится слишком высокий уровень безработицы. Более того, правительства стран-членов могут последовать той же логике жестких экономических ограничений, навязываемой им со стороны ЕС, потребовав от самого ЕС соблюдения такой бюджетной дисциплины, которую его руководство не сможет больше выдержать.

С приближением 2007 года подобные вопросы (кто платит? кто выигрывает?) могут возбудить общественные споры, способные разрушить ту политическую ортодоксию, которая сейчас все больше смещает левых и правых во всех странах ЕС на некий центристский Третий Путь. "Европа" является идеей, которую граждане согласны принять, но она еще не стала идеалом, ради которого они готовы страдать, и, следовательно, не является той реальностью, на которую правительства стран-членов могут быть готовыми надолго опереться вопреки воле своих избирателей. На протяжении большей части 90-х годов именно определяемая сверху программа создания будущего Европы влияла на политический календарь стран ЕС. Однако может быть, что в предстоящие годы риск больших действий ради Европы станет восприниматься с большей тревогой, чем риск меньших действий. "Меня отставили, - пожаловалась в 1995 году Маргарет Тэтчер, - потому, что я сказала Европе "нет". Для Тони Блэйра и других политические риски могут в конечном счете возникнуть из слишком активного "да", которое они говорят Европе.

Дважды в 1999 году национальные правительства принимали решения по чрезвычайно щекотливым вопросам, не располагая достаточной поддержкой со стороны своих избирателей, но опираясь на легитимность, обеспечиваемую авторитетом института, стоящего за этими решениями. Так было с евро, и так же было с войной в Косово. В обоих случаях центристский консенсус сохранился, потому что политика сработала. Однако риски были велики.

Институциональная эффективность является императивом. Целью европейской интеграции было скорее сохранить национальное государство, чем его разрушить. Действительно, государства Европы неоднократно стремились подтвердить свою власть и способность влиять на созданный ими институт. Таким образом, многое из того, чем станет Евросоюз к 2007 году, будет зависеть от его способности эффективно справиться с общими проблемами, которые государства-члены не могут или не хотят решать поодиночке. Ни один из членов Союза не может в одиночку справиться с нынешними проблемами в таких, например, сферах, как занятость и создание рабочих мест, распределение доходов, сокращение населения, истощение пенсионных фондов, приток иммигрантов и образование. Эти проблемы не являются и не должны являться одинаковыми для всех государств-членов. Но для государств, входящих в ЕС, они носят в достаточной степени общий характер для того, чтобы ЕС обратилась к их решению от имени всех своих членов.

Реакции общественности на инициативы ЕС будут определяться тем, насколько успешно он будет заниматься проблемами своих членов или предвидеть их возникновение. Иными словами, не следует спрашивать, что государства-члены могут сделать (или в действительности делают) для ЕС. Следует спрашивать, что ЕС делает (и может сделать) для своих членов. После второй мировой войны идея Европы опиралась на общественные настроения, которые, как правило, отличались терпимостью, поскольку казалось, что Европа гарантирует политическое сохранение государства, экономическое благополучие для его граждан и безопасность для нации. Однако после "холодной войны" идея Европы должна опираться на правительства, которые скорее доверяют ЕС в том, что он делает, чем осуждают его за то, что они сами не могут сделать.

Основной принцип - безопасность. Западная Европа вступила в новое столетие, находясь в большей безопасности, чем когда-либо на протяжении XX века и, пожалуй, всей своей истории. Европейское пространство является необратимо цивильным, что означает, что война между государствами, входящими в Евросоюз, более немыслима. Вместе с тем, сначала Босния, а затем Косово послужили напоминанием о том, что у Европы XXI столетия остается много незавершенных дел в сфере обеспечения безопасности, включая не только нерешенные этнические и территориальные конфликты, восходящие еще к периоду до "холодной войны", но также и проблема России и новые проблемы безопасности, импортируемые из регионов, прилегающих к европейскому континенту.

В том, что касается России, ее развитие в направлении к демократии, рынку и некой общности с Западом, безусловно, важно. В то же время, Россия слишком велика, слишком сильна и слишком ядерна, чтобы ведение дел с нею было предоставлено одним лишь европейцам. Но она также слишком близка к Европе, слишком вовлечена в европейские дела и слишком европейская, чтобы быть оставленной одним американцам. Здесь, так же как и во многих других сферах, государства Европы и Соединенные Штаты в той же мере, что и Евросоюз и НАТО, играют роли, которые должны совмещаться и дополнять друг друга. Основная роль Евросоюза в России должна состоять в том, чтобы способствовать ее ассимиляции в открытое, богатое и демократическое пространство, ключ к которому находится в руках Брюсселя. И для ЕС, и для НАТО вовлечение России далеко не идентично ее включению в число их членов, которое будет оставаться весьма маловероятным (и даже нежелательным) по крайней мере еще в течение целого десятилетия после 2007 года.

Более сложны (но не более опасны) условия на периферии Европы, вдоль широкого пространства, занимаемого исламскими государствами, простирающимися от региона Магриба через Ближний Восток и район Персидского залива до Турции и ее соседей в Центральной Азии. В целом у стран Евросоюза в этом регионе существуют сходные цели и сопоставимые интересы: удерживать распространение терроризма и сдерживать появление радикальных исламских правительств; препятствовать нарушениям поставок нефти и манипулированию ценами на нефть; поддерживать мирный процесс между Израилем и арабскими государствами; предотвращать распространение оружия массового уничтожения; а также зачастую, но не всегда, защищать и укреплять права человека.

Даже при том, что эти цели и интересы разделяются странами ЕС не в равной степени, различия между этими странами являются обычно меньшими, чем различия между ЕС и Соединенными Штатами, особенно тогда, когда речь идет об использовании военной силы (в большинстве своем, американской).

После столетий войн Европа утратила вкус к военным конфликтам и насилию, включая и политически мотивированные террористические акты. Следовательно, многие такие кризисы могут способствовать проведению странами ЕС политики умиротворения, порождающей разногласия и внутри ЕС, и между ЕС и Соединенными Штатами. Тот факт, что эти трения могут обостриться в контексте продолжающихся внутри Сообщества споров по поводу его расширения на Восток, является дополнительным фактором, усложняющим ситуацию.

Вовлеченность США необходима. После второй мировой войны судьба Европы зависела от двух сверхдержав. И Соединенные Штаты, и Россия берут ныне тайм-аут у своей истории, чтобы заново открыть Европу, - и одна из этих держав явно делает это более творчески и более эффективно, чем другая.

Сейчас, несмотря на постепенное сглаживание памяти о "холодной войне", каждое решение Евросоюза учитывает фактор США и каждое решение США учитывает фактор Евросоюза. То, что это имеет место, является одним из наиболее живучих наследий "холодной войны" не потому, что это означает возникновение Соединенных Штатов в качестве некой европейской державы, а потому, что этим подтверждается их статус как некой державы в Европе. Претендуя, по сути дела, на роль единственной Великой Державы, оставшейся на континенте, Соединенные Штаты являются не входящим в состав Евросоюза государством - членом этого сообщества. Таким образом, необходимость американской вовлеченности вряд ли представляет собой вопрос ложной сентиментальности. Скорее, это вопрос подлинных интересов, которые не имеют аналогов в каком-либо другом регионе мира вне западного полушария. В 1999 году война в Косово подтвердила то, что уже было продемонстрировано во время войны в Боснии и переговоров в Дейтоне в конце 1995 года, а именно - центральность лидерства и мощи США на континенте, где американские интересы стали слишком значительны для того, чтобы забота о них была оставлена европейцам.

Американская приверженность сильной и единой Европе не является, однако, безоговорочной. Поддержка единой Европы предполагает существование трансатлантического сообщества, базирующегося на единстве общественных ценностей, демократической практике, либеральных экономических структурах и политике свободной торговли. Поддержка сильной Европы предполагает существование союзников, которые будут готовы взять на себя большую долю общей оборонной ноши внутри и вне региона НАТО. Хотя здравый смысл позволяет считать, что 50 лет трансатлантической солидарности и более чем 40 лет европейского единства научили страны по обе стороны Атлантики тому, что сохранению избранного курса нет альтернативы, - некоторая амбивалентность продолжает затуманивать представления сторон друг о друге. Важным пунктом трансатлантической повестки дня является развитие новых отношений между Евросоюзом и США, которые отразят признание Соединенными Штатами Европы в качестве некоего члена товарищества и признание Европой за Соединенными Штатами привилегированного статуса внутри Евросоюза.

Прощание с историей

Конечно, можно себе представить обстоятельства, которые могли бы к 2007 году привести к крушению Европу и ее отношения с Соединенными Штатами. И европейские, и трансатлантические повестки дня амбициозны, и их взаимоналожение создает серьезные риски перегрузки. Реформирование институтов Евросоюза в 2000 году и позже, руководство переходом к экономическому и валютному союзу в 2002 году и позже, осуществление политики Европейской Безопасности в 2003 году и позже, проведение реформ Евросоюза в 2004 году и позже, а также расширение на Восток в 2005 году и позже - не будет простым делом. В то же время много препятствий существует на пути к новым отношениям между США и Евросоюзом и между Евросоюзом и НАТО. Осложнения, которые предшествовали торговым переговорам в 2000 году и которые сохранятся и впоследствии, споры о будущем ядерного оружия, которые будут идти в 2001 году и позднее, установление отношений между евро и долларом, которое будет происходить в 2002 году и позднее, а также обеспечение интегрирования "главных целей" с мандатом НАТО в 2003 году и позднее - все это серьезные проблемы.

Поворот вспять послевоенного поиска Европой "самого тесного из когда-либо существовавших союзов" может происходить следующим образом. После 2000 года риски возобновления конфликта на Балканах (начинающегося, скажем, в Черногории) и ухудшения ситуации в России и на Украине могут вызвать у некоторых ключевых членов Евросоюза (особенно у Великобритании) опасения по поводу европейских оборонных инициатив, что может привести к ослаблению НАТО при отсутствии альтернативной системы защиты. Одновременно новые нестабильности на периферии Европы могут также породить у основных государств ЕС сомнения в том, что их национальным целям соответствует достижение прогресса в сфере выработки общей внешней политики. Возобновление насилия в связи с односторонним провозглашением создания палестинского государства, конфликты, связанные со сменой политических лидеров в ключевых арабских государствах (особенно в Египте, но также и в Саудовской Аравии и в Сирии), постепенное движение к гражданской войне в Иране, возобновление конфликтов с Ираком или внутри его, нестабильности в Каспийском регионе и даже некоторое усиление религиозного движения в Турции - вот лишь немногие из проблем, которые могли бы быстро привести к эскалации значительного кризиса для Европы и для Соединенных Штатов, но также и для американо-европейских отношений. Вследствие растущей зависимости Европы от импорта нефти, возобновление неустойчивости на Ближнем Востоке было бы особенно опасным для экономики Евросоюза, учитывая высокие цены на нефть, существующие в докризисных условиях.

В 2001-2002 годах "жесткая посадка на Уолл-стрите" могла бы привести к вспышке глубокого экономического кризиса (спада или инфляции) того типа, который подорвал трансатлантические и внутриевропейские отношения в 70-е годы. В случае неспособности евро защитить государства Евросоюза от американской экономики и обеспечить достижение целей быстрого роста и полной занятости, государствам, не вошедшим в зону евро (включая Великобританию), было бы легче оставаться в стороне. Ощущение неудачи с евро смогло бы также поощрить общественные дебаты в пользу отказа от единой валюты или по крайней мере отложить ее окончательное введение в 2002 году, особенно в контексте национальных выборов в Италии и Великобритании (в 2001 году) и во Франции и Германии (в 2002 году).

При геополитическом беспорядке на периферии Евросоюза, валютных разногласиях внутри него и открытом противоборстве между двумя ключевыми государствами Евросоюза (Францией и Германией) по поводу институциональной реформы отсрочка с расширением Союза также выглядела бы неизбежной, приводя, таким образом, к распространению политического кризиса на восточные страны, претендующие на вступление в Евросоюз. В таком контексте широкий рост общественной оппозиции Европе поставил бы проблему Евросоюза на передний план политических дебатов в ходе следующего цикла национальных выборов в 2005-2007 годах и привел бы к тому, что популистские альянсы стали бы направлять острие своей критики против идеи "Европы" и против необходимости терпеть во имя нее трудности.

Преследуемая призраками европейской истории, новая американская администрация могла бы подвергнуть переоценке свою приверженность как Европе, так и ее Союзу. Основная ставка была бы сделана на одностороннюю защиту американских интересов, что означало бы меньшую опору на НАТО (и, конечно, отказ от его дальнейшего расширения) и меньшую опору на ЕС (и, соответственно, уменьшение торговых уступок), но также и уменьшение присутствия Америки в Европе (включая Косово и Россию) и даже в других местах. Отвергнув лидерство Соединенных Штатов, НАТО увяло бы, порождая новые нестабильности в Европе, в Средиземноморье и за пределами этих регионов. Наряду с сомнениями относительно НАТО возникли бы большие сомнения относительно Евросоюза, поощряя Соединенные Штаты вернуться к особым двусторонним отношениям ради обеспечения более эффективного отстаивания своих интересов в Европе.

Нельзя исключать ни одну из этих тенденций. Возможно, они не вызовут крах Евросоюза, но могут нанести такой вред его институтам, что вся европейская конструкция превратится лишь в некий незавершенный и никого не удовлетворяющий единый рынок, открытый в одних областях и закрытый в других. Однако даже современная Кассандра сочла бы подобное развитие событий в высшей степени сомнительным. Оно, конечно же, означало бы горькое расставание с тенденциями, наблюдавшимися в течение последних 40 лет. Сомнительно также и то, чтобы подобные процессы развивались сами по себе, усиливаясь и распространяясь столь же легко, как это могло бы случиться во время "холодной войны", после второй мировой войны или в межвоенный период. События, происходящие внутри Европы, так же как и в отношениях между Европой и Соединенными Штатами, являются в настоящее время объектом самоконтроля. В этом состоит особенно прочное наследие XX столетия. Тотальная война, вспыхнувшая в 1914 году (и снова в 1939 году), мифическая отстраненность США от Европы, которая стала одним из вариантов выбора американской политики в 1919 году (и снова недолго рассматривалась в 1945 году), экономическая депрессия и тарифные войны, вспыхнувшие в 1929 году, тоталитарное безумие, распространившееся после 1933 года в Европе и за ее пределами, и идеологический спор за гегемонию, начавшийся в 1945 году, больше невозможны. Даже крах европейской интеграции или отстранение США от Европы трудно себе представить. В конечном счете, нужно некое усилие, чтобы вообразить Европу 2007 года без Евросоюза или Соединенные Штаты без Европы.

Таким образом, вторая половина XX столетия оставила Европе немного альтернативных вариантов будущего. К 2007 году создание Европы не будет закончено. Но оно по-прежнему будет становиться все более близким к завершению. На той части континента, где Евросоюз станет некой реальностью, почти равнозначной реальности отдельного государства, эмоциональные грузы истории будут сброшены. Хотя июнь 2007 года может наступить до того, как будет исчерпана повестка дня Евросоюза, конкретные даты значат меньше, чем общие тенденции, стоящие за ними. Конечно, процесс превращения национальных государств Европы в государства, являющиеся членами Евросоюза, останется неустойчивым, сопровождаясь временными проявлениями национального уныния и институциональной стагнации. Однако, в конечном счете для конструирования Европы большее значение имеет прогресс, который следует за замедлениями и неудачами. За минувшие 40 лет ни один из членов Союза не вышел из его состава, и прошли уже те времена, когда кто-нибудь мог, как это было с Францией и Великобританией, допустить, что он это сделает.

При условии здорового экономического цикла, эффективного политического руководства на национальном уровне и на уровне Евросоюза, относительной стабильности в Восточной Европе и на южной периферии, а также сохранения сотрудничества с Соединенными Штатами, Евросоюз продемонстрирует к 2007 году многие успехи, зачастую достигнутые за счет его членов.

Что будет, однако, с другой Европой, в которой блага интеграции до сих пор еще не осознаны? Здесь существует множество возможных сценариев будущего, и то, что здесь произойдет, может повлиять на темпы происходящего в других странах. Призраки, наблюдавшиеся в конце 90-х на Балканах, были похожи на призраки прежних времен, когда нации стремились к государственности, а государства стремились обрести свои границы. Эта старомодная анархия все еще доминирует в некоторых частях Европы. Однако здесь, в Европе, и сейчас, на рубеже XXI столетия, порождаемые ею конфликты, как, например, в Боснии и в Косово, выглядят уже не соответствующими ни времени, ни месту. В отличие от прежних европейских войн, часто начинавшихся на Балканах, эти конфликты могут, таким образом, завершиться относительно легко. Конечно, историческое наследие юго-восточной Европы нельзя игнорировать, но его прежних отличительных признаков, а именно - потенциала спонтанной эскалации местного, ограниченного конфликта в общую, тотальную войну, - больше не существует.

Если не на Балканах, то не могли ли бы эти наследия споров и насилия обрести большее значение по мере удаления к Востоку, особенно к России? Здесь возможность возвращения истории более тревожна. С вступлением в XXI век проблема России превратилась в проблему Европы. Чем станет Россия - умеренной и тесно сплоченной, отчужденной и воинственной, разоренной и разрушенной, потерпевшей крах и отчужденной? Или мы увидим еще худшее сочетание - тесную сплоченность и воинственность? Никто этого не знает, и никто пока еще даже не может себе представить ответа на этот вопрос. Для России 2007 год - это просто одна из дат в ближайшем будущем. Потребуются многие годы, в действительности несколько десятилетий, пока эта страна сможет обрести свое место в Европе, каким бы это место ни было, и свою роль в мире, какой бы эта роль ни оказалась. Между тем равнодушие к ее нуждам, оскорбление ее гордости, игнорирование ее интересов или оспаривание ее мощи несут в себе угрозу для всех - и в Европе, и по ту сторону Атлантики.

После старой Европы, причинявшей слишком много боли в течение слишком долгого времени, рождение новой Европы происходит относительно быстро и исключительно мирно. Наконец долгая и жестокая борьба Европы со своей историей может завершиться.

Впервые опубликовано в журнале "The Washington Quarterly", Vol.23, #4, Autumn 2000.

Сокращенный перевод Григория Вайнштейна