Сегодня гость "Директорского клуба" - Александр Семенович Бубман, заслуженный учитель России, директор Московской городской лингвистической гимназии #1513.

Русский Журнал: Как бы вы оценили нынешнюю ситуацию в образовании?

Александр Бубман: Мне кажется, что дела обстоят сегодня хуже, чем лет десять назад. Мы находимся в каком-то неопределенном положении, когда неясен заказчик наших услуг. А без прояснения этого вопроса школа существовать не может. Государство перестало быть заказчиком школы. Ученику все больше нужен формальный аттестат, а не знания, не компетентности, о которых так много говорят, - поэтому происходит, например, такой отток старшеклассников в экстернаты. Значит, мы перестаем делать то, чего могло бы реально хотеть от нас государство, - давать знания.

Школа не выполняет и заказ родителей. Потому что родители рассматривают школу как комфортную камеру хранения для ребенка. Им приходится работать, им некогда заниматься свои собственным чадом - и они отдают ребенка в школу, зная, что он будет находиться под присмотром, что его будут ограждать от таких негативных явлений "улицы", как алкоголь, курение, наркотики и прочее, и прочее. Вот в чем состоит нынешний родительский заказ. Плюс еще наиболее продвинутые родители ставят задачу поступления в вуз. Первую часть этого заказа мы, конечно, выполняем. Любая хорошая школа стремится создать такие условия, чтобы ребенку было комфортно, чтобы он нашел себе занятия после уроков, выбрал бы секции, кружки и так далее. Но школа никогда не ставила перед собой задачу готовить детей именно в вузы. Да, в хороших школах стопроцентное поступление в институт - но это не является нашей задачей, это, скорее, некое следствие вообще высокого уровня подготовки.

Могли бы стать заказчиками школы деловые круги, но пока что они заняты сами собой. У нас еще нет так называемого среднего класса, который мог бы повернуться к школе и рассматривать ее как партнера.

РЖ: Интересная получается картина. Одним нужна от школы бумажка, другим - камера хранения, третьи еще не поняли, что им нужно... Школа хранит, кормит, оберегает, аттестатами снабжает. А образование от школы нужно кому-нибудь? Как у нас с этим дела обстоят?

А.Б.: А вот с образованием в таких школах, как наша (назовите их авторскими, продвинутыми - как угодно), дела обстоят относительно неплохо. Мы всегда ставили образовательный ценз во главу угла нашей деятельности. Родители к нам и приводят детей потому, что знают: здесь серьезный уровень образования. Мы одна из первых гимназий России (еще с 1989 года) и этот статус стараемся поддерживать постоянно. У нас давно на практике осуществлены те вещи, к которым массовое образование только-только начинает поворачиваться. Старшую школу мы, например, уже много лет рассматриваем как профильную школу, 8-9 класс - как предпрофильные. У нас всегда были курсы по выбору, которые помогают ребенку самоопределиться. Это очень важный момент: школа должна создать условия для успешной интеллектуальной деятельности ребенка.

В нашей гимназии три профиля. Первый - гуманитарный, где углубленно изучаются иностранные языки, родной язык и литература, философия, обществознание. Здесь, конечно, сильны лингвистические позиции: ребята получают международные дипломы и по немецкому, и по английскому языкам. Есть и французский - многие выходят из школы с тремя языками. Второй профиль - экономический. Здесь тоже интересные дисциплины, например, экономический перевод. И третий, может быть, несколько непривычный для гуманитарной гимназии профиль - научно-естественный. Уровень высокий: ребята поступают на физтех, в МИФИ, МГУ.

Иными словами, вы видите, что здесь учатся - и, кстати, учат! - те, кто понимает, что их главной ценностью является образование. Мотивации всех трех участников образовательного процесса - детей, преподавателей и родителей - у нас совпадает. Но это не массовая школа. Массовая школа такой быть не может.

РЖ: Но именно массовая школа становится сейчас ареной, на которой разыгрывается сюжет с реформой. И одно из направлений реформы - переход к профильному образованию. Какие опасности на этом пути видятся вам как руководителю школы, где профильное образование давно апробировано?

А.Б.: Нужно четко уловить, какие профили нужны, и быть готовым к изменению набора профилей. Например, скоро сдаст свои позиции экономическое направление - просто наступает перепроизводство экономистов. И затевать сейчас организацию этого профиля может оказаться для школы невыгодным. Школа должна быстро реагировать на возникновение дефицитов. Если у школы есть мобильность, она может ввязываться в профильное обучение. Тогда она всегда будет востребованной.

Еще одна проблема - кадровая. Пока государство не поймет, что труд учителя должен оплачиваться достойно, она будет существовать. Школе крайне необходимы мужчины. У нас в стране масса неполных семей, налицо феминизация общества и, как следствие, недостаток мужского воспитания. Но пока в школе не будет нормальной зарплаты, мужчины туда не придут.

К тому же наши педвузы не готовят те кадры, которые нужны школе. Педпрактика минимальная, выпускнику нужно тратить два-три года на настоящее апробирование профессии. Почему же не заключать со школами договоры, чтобы проходить масштабную практику начиная с третьего курса? Ведь передача традиции не может происходить умозрительно. Страдивари чем был хорош? У него была группа учеников, которые сначала мели пол, потом варили клей, потом познавали секреты лака - и так далее, до самых вершин мастерства. Так должно быть и в образовании. В каждой продвинутой школе есть группа учителей-мастеров - им нужно организовать педагогические мастерские для передачи опыта. Есть масса вещей, которым могут научить только они. Например, провести родительское собрание - это же целое искусство. А в вузе студентов учат все еще по старинке, и к нам приходят преподаватели, незнакомые с современными технологиями.

РЖ: Вы сказали, что ваша школа рассматривает образование как основную ценность. А что такое хорошее образование? Как вы определяете для себя его цели?

А.Б.: Я бы сказал так: мы должны дать в руки учащемуся необходимый инструментарий для дальнейшего самообразования. Не сумму знаний дать, а обучить способам осуществления любой деятельности. Мне очень нравится то, что делает Каспржак со своей рабочей группой, разрабатывая учебники нового типа для решения именно этих задач. Вы знаете, что по проверке PIZA (это международное исследование школьников проводилось в 32 странах мира) мы заняли 27-28 место. Это не значит, что мы плохо учили - просто учили другому. Мы готовили блестяще информированных ребят, а умению применять знание на практике, самостоятельно ставить задачи и искать пути их решения уделяли мало времени. Вот почему мы провалились. Группа Каспржака предлагает сейчас учебник в форме задачника по четырем областям знаний: филологии, естествознанию, математике и социологии. Названия условны, они охватывают большие зоны. Например, филология включает литературу, родной язык и иностранные языки, социология - экономику и обществознание, и так далее. Слово "задача" также стоит понимать широко - это поле для некоей деятельности. Сейчас мы апробируем такие учебники в 9-10 классах пятнадцати школ России. Мне кажется, подход, представленный в них, позволит перейти к формированию у выпускников тех компетентностей, которых им сейчас не хватает.

И еще: чтобы хорошее образование состоялось, ученик должен эволюционировать за время нахождения в школе от обучаемого к учащемуся. От обучения, при котором он - объект воздействия, необходимо идти к учению - равноправному партнерству.

РЖ: Какие предложения, исходящие сейчас от государства в адрес школы, вы готовы поддержать, какие вас настораживают?

А.Б.: Три последних года все стояли на ушах по поводу стандартов. Их разрабатывало и обсуждало большое количество людей. Потом их подписал министр Филиппов. Теперь эти стандарты вдруг отменили. Это парадокс. Вот в этом я вижу угрозу - государство никак само не может понять, чего оно хочет. Плохи или нет стандарты, но их можно обсуждать и дорабатывать, на них потрачена куча денег - и вдруг все это в мусорную корзину? Тогда уж лучше бы вместо стандартов эти деньги просто так раздали...

Не думайте, что я поборник стандартов, хотя и участвовал в их разработке. Я просто хочу внятной и последовательной политики государства. А то мы все меньше понимаем, где находимся и куда движемся.

РЖ: А как вы относитесь к ЕГЭ? Здесь ведь государство гораздо более последовательно действует.

А.Б.: Как же последовательно? Ведущие вузы Москвы и Санкт-Петербурга не признают ЕГЭ - и относительно перспектив признания полная неопределенность. Это только один из примеров несогласованности действий.

Сама идея ЕГЭ симпатична мне как демократически настроенному директору. Это нормально, чтобы человек имел возможность поступать сразу в несколько вузов. Но пока очень несовершенны контрольно-измерительные материалы (КИМы) для ЕГЭ. Это большая проблема. Почему многие элитные школы выступают сейчас против ЕГЭ? Мы не готовим детей к узкой тестовой системе. К примеру, человеку, профессионально занимающемуся историей, важнее эпоха, в которой творила та или иная личность, а не точная дата. Тест не позволяет это проверить. Нынешние КИМы никуда не годятся, их надо переделывать. Во всяком случае, их уровень как-то даже обиден для хорошей школы.

РЖ: Вам когда больше нравилось быть директором сейчас или при советской власти?

А.Б.: Сейчас директором работать легче. Правда, при одном условии - если ты добился того, что не являешься пешкой в образовательном пространстве и имеешь право избирательного отношения к тем приказам, которые спускаются сверху. Если ты умеешь отстаивать и собственный педагогический коллектив, и свое личное "я". Это очень важно. Сейчас это делать гораздо проще, чем в советское время.

РЖ: А что из сильных сторон советской школы мы сейчас потеряли?

А.Б.: В советской школе была масса положительных моментов. У нас, например, сейчас нет стройной системы детских организаций. Была раньше и система налаженного отдыха: и детские лагеря, и дома отдыха - и, кстати, пансионаты для учителей. Все это потеряно.

Еще важная вещь. Учитель всегда мало получал, но раньше он существовал в определенной социальной прослойке таких же представителей интеллигенции - врачей, инженеров. Теперь, на мой взгляд, учителя находятся на самой нижней ступени, может быть, исключая работников библиотек и музеев. Это касается не только зарплат, но и статуса в обществе, отношения к учителю.

При этом колоссальное достижение нынешней школы - это открытость, свобода. Раньше учителю приходилось лгать, родителям приходилось лгать - и дети, глядя на взрослых, тоже к этому приучались. Теперь такого нет. И дети совсем другие сейчас.

РЖ: Кстати о детях. В вашу гимназию приходят так называемые высоко мотивированные дети. Сложно с такими работать?

А.Б.: Дети и правда необычные. Меня, кстати, всегда волновала проблема, как бы мы не воспитали белых ворон, которым потом будет трудно в реальной жизни. Поэтому я старался изо всех сил развивать в школе дополнительное образование, которое поможет ребятам вписаться в разные сферы жизни после школы. У нас есть, например, два турклуба. Ребята очень активно ездят, и не только по России. При этом важно, что к ним всегда присоединяются и выпускники, так что связь не прерывается. Есть у нас отличная секция тэквондо, две театральные студии и так далее. Все это очень помогает детям.

При этом учить все эти "сливки" непросто. Учитель, который недостаточно гибок, толерантен, недостаточно психологически подготовлен, не может учить таких детей. Ведь у них очень развито чувство собственного достоинства. Нужно быть готовым к тому, что дети могут перевоспитать тебя. Кроме того, их чрезвычайно сложно чем-то удивить - они и так много знают.

Кстати, я должен сказать доброе слово о моих учителях - они умеют общаться с талантливыми детьми, учить их и учиться у них.

РЖ: Каким же должен быть директор, в подчинении которого находятся такие ученики и такие учителя, который руководит таким обучением в такой школе?

А.Б.: Прежде всего, директор должен быть учителем, должен обязательно преподавать. Иначе он оторвется от детей и превратится в администратора. Я, например, постоянно преподаю немецкий язык, по 9 часов еженедельно. Второе: директор должен быть готов постоянно учиться сам - и у детей, и у коллег. Ему нужно быть и хорошим дипломатом, особенно в отношении начальства, чтобы уметь хорошо уходить от всяких спускаемых сверху глупостей. С коллегами нужно быть очень лояльным, очень объективным, но и требовательным. И наконец - это то, чего я делать не умею, - современный директор должен быть хорошим менеджером. Нужно уметь подавать свою школу, искать спонсоров. У меня как-то это не очень выходит.

РЖ: Честно говоря, посетив вашу гимназию, увидев школьный двор с роскошной альпийской горкой, замечательные интерьеры кабинетов и коридоров, так не скажешь. При этом, общаясь с вами, все время испытываешь чувство, что вам, несмотря на солидный стаж работы в школе, интересно ваше дело, оно для вас живо. Как удается не чувствовать скуки, достигнув "высшей власти"?

А.Б.: Вот чего нет, того нет. Я действительно испытываю настоящее удовольствие от работы. Не было у меня еще дня, чтобы я шел в школу и думал: "Да гори оно все огнем!" Кстати, по-немецки "профессия" и "призвание" звучит почти одинаково: Beruf и Berufung. Это вот мой случай.

Беседовал Сергей Волков