Ну, здравствуй. Мы не заметили, как искусство приняло новые формы. Еще кулдыкаемся, а все вокруг уже другое. Критики рассуждают о критериях, что хорошо, а что плохо. Но это они так свой статус поддерживают, принадлежность к группе своих. А на самом деле...

На самом деле все нынче превратилось в акцию. Акция же - это принадлежность светской жизни, которая и стала критерием истины.

Ну, скажем, как иначе понять выставку "Новый век. Павильон "Пчеловодство". Много лет спустя", которая с помпой развернута в Музее современного искусства Зураба Церетели на Петровке?

Суть в том, что после скандала с бульдозерной выставкой, когда в 1974 году "несоюзные" художники решили выставить на пустыре свои картины для иностранных корреспондентов и дипломатов, а милиция стала их разгонять с применением подручных технических средств, - так вот, первым послаблением после громкого шума по этому поводу стало как раз разрешение выставить неофициальным художникам свои картины почти официально. Местом выставки был почему-то выбран павильон "Пчеловодство" на ВДНХ.

Уже тогда трещина в официальном монолите соцреализма стала преддверием нового "светского искусства" в нашем тусовочном понимании. Днем в павильон выстраивалась длинная очередь инакомыслящих зрителей. А по ночам туда, как в закрытый распределитель дефицита, приезжала партийно-правительственная тусня. Во-первых, чтобы быть в курсе запретного. Во-вторых, втайне уже и прицениться к прекрасному. Не зря же дипломаты, работающие в Москве, все это скупают!

Но это - история, к нынешней выставке отношения не имеющая. Эдуард Дробицкий, который был тогда на десятых ролях андеграунда, а сегодня стал одной из левых рук самого Церетели, собрал картины художников, в массе своей к тем художникам никакого отношения не имевших. Кое-кто даже и родился попозже. Лично я из "пчеловодов" разглядел только пару работ Игоря Снегура, загнанных в самый дальний угол одного из залов. Да есть еще зальчик работ Зверева, Владимира Яковлева, Немухина, Харитонова, Ильи Кабакова, Целкова, Соостера, Комара и Меламида. Но и там все разбавлено новыми инсталляциями. Скажем, "Посвящением Венечке" Бориса Мессерера. Между прочим, третье по счету посвящение, 2000-го года, и входит оно в постоянную коллекцию Музея Церетели. (К слову, сам Церетели в андеграундные годы был главным художником МИД СССР!)

Итак, несколько работ прежних диссидентов и море разливанное нынешнего салона - от модельера Славы Зайцева до лихого Ивана Новоженова. Плюс роскошный альбом этих салонных работ за 370 рублей, тут же продающийся. Это как если бы объявить выставку "Бубновый валет. Много лет спустя" да и выставить любых сегодняшних художников с их картинами. Обычная пиар-акция с подставой имен, на которые приедет телевидение и рванет народ, спрашивая: где, где?..

Да нигде! В павильоне "Пчеловодство", которое нынче тоже в моде, поскольку представляет хобби главного куратора главного художника Российской Федерации... На моих глазах какая-то тетечка рвалась сквозь охрану с воплем: "Где тут дают лужковское пчеловодство?"

И вот тебе еще одно правило: светская жизнь в лоне прекрасного не терпит остановки. И потому часть публики тут же откочевывает от лже-пчеловодов в галерею "Дар" на Полянке, где открывается выставка "Деньги" Владимира Котлярова, известного в артистических кругах как Толстый.

Эмигрант, авангардист, хулиган, он, как человек опытный (даже пост в Минкульте давних лет занимал), знал, что главное в современном искусстве, - это привлечь к себе внимание. Поэтому, едва оказавшись эмигрантом в Риме, разделся голым, залез в фонтан Треви и кричал оттуда: "Берегите Папу! Берегите Папу!" Ясный перец, на него надели наручники и отвезли на цугундер. Но надо же было случиться, что через несколько дней в папу Иоанна-Павла П стреляли, и художественная акция Толстого (повторяю, ударение в псевдониме - знак толщины, а не графской фамилии) тут же стала политической.

Толстый был счастлив, выпускал в Париже журнал "Мулета", сыграл несколько ролей во французском кино. Красочные письма, которые он присылал своим друзьям в Москву, оценивали как мейл-арт. Вот эти его письма и конверты и выставлены сейчас в галерее "Дар". Отпраздновав пару дней назад свое 65-летие, Толстый остался в Париже, но присутствовал на выставке своим телефонным голосом. Волнующий акт доставки этого голоса в толпу собравшихся снял телеканал "Культура". Народ чуть ли не до драки спорил, любит ли Толстый деньги. Юные леваки и авангардисты кричат, что нет. Мудрый и белоснежнобородый Леонид Талочкин только посмеивался. Уж он-то помнит, как комбинатскую халтуру Володи Котлярова (Толстого) отказался оплачивать хабаровский крайком, и Толстый нанял адвоката, близкого к цековским кругам, и Хабаровск тут же заплатил все нужные десятки миллионов и еще извинялся, что не в срок. Короче, жизнь Толстого в искусстве удалась. А, значит, удалась и нынешняя выставка этого искусства в "Даре".

То же можно сказать о презентации книги "За стеклом. Откровения Оли и Дэна", которую выпустило большим тиражом издательство "ЭКСМО-пресс"? Новые писатели подробно повествуют о каждом дне своего пребывания в "застеколье". Книга идет на ура. Никаким толстым Толстым не снилась такая слава. Сама презентация прошла в казино Golden Palace. При этом, повторяю, можно попасть сразу на все вышеперечисленные акты искусства жить, светясь и засвечиваясь. Что, естественно, мы с Галей и делали.

Споры о "застекольщиках", когда казалось, что мир рухнет от телепередачи, а молодежь потеряет нравственные устои, затихли. Подобный шум был и с "пчеловодами-пидарасами", по определению Никиты Хрущева, и с акциями Толстого-Котлярова, который демонстрировал свое несвежее советское тело римлянам, крича незнамо что на варварском языке.

Мир, странным образом, не рухнул. События зафиксированы - на холстах, на бумаге, даже на красивых французских конвертах, - и тем самым перешли в разряд предметов культуры. Чем дневник Дэна и Оли отличается от холстов в музее Церетели? Ну, наверное, тем, что на их презентации кормили лучше, песни при этом пели и вопросы викторины задавали.

Все это совпало в один теплый апрельский вечер. Как сказал Декарт: что-то происходит, следовательно, я существую? Во-во, именно это.

Поэтому-то назавтра я и отправился в ЦДХ на открытие 6-й художественной ярмарки "Арт-Москва". Ну, тут уж, как ты понимаешь, полный дурдом. Огромные фотографии полуодетых девушек, а внизу надпись: "Расстреляна фашистами в 1942 году". Тут же полуголые юноши бьют в тамтамы, а голова из ящика говорит: "ку-ку, ку-ку". Тут же вполне одетые юноша и девушка развернули плакаты и мерно поглощают огромные пирожные. Всюду, естественно, инсталляции, детский паровозик ездит по кругу, чучело шахтера бьет каской, якобы сидя на Горбатом мостике, на полу в огромном зале разбросаны газеты - что есть акция "ожидание среднего класса в России". Ну и так далее.

Есть кругом и видео, и фотографии, и картины. Но, понятно, что живописи в таком контексте трудно не выглядеть по-дурацки, не будучи откровенно дурацкой.

Меня удивило, что разные незнакомые люди вдруг спрашивали, как мне все это нравится. Знакомые бы спросили, я бы ответил. А этим со свойственным мне оптимизмом, восклицал: "Замечательно!" Тут ведь создается особое пространство, по которому ходишь, глазея по сторонам, будучи готов, что сейчас тебя опять чем-то ошандарашат. Чем не акция - коллекция Умара Джабраилова, которая встречает у входа в большой зал? Тут уж не важно - что. Важно - чья. И цветочки всем раздают. И воду "святой источник" наливают. И зрение у посетителя появляется особенное - рассеянное, с большим захватом периферийных объемов, - очень полезно, по утверждению психологов.

Но, ставя себя на место художника, думаешь, а что же это такое - актуальное искусство? Это умение привлечь к себе внимание. Толстый - ау! Где ты? В фонтане Треви? Превратить свое имя в лейбл, чтобы, встретив его, зритель включал свое внимание: "ага, я это знаю". Или просто все время быть у зрителя под ногами, если он взгляд отводит. Рядом с чучелом шахтера прямо на полу расположились двое шахматистов: он в белой маске, она - в черной. Вроде бы тоже чучела, но, приглядишься, а они шевелятся, ходы делают. Живые и актуальные.

И площадка перед ЦДХ полна, как никогда, черных джипов "чероки" с плотными людьми за рулем. А седовласые папики вылезают с большими букетами в руках, поспешая на презентацию, чтобы поздравить свою любимую актуальную художницу. Актуальность искусствочки, она ведь сегодня предельно широко понимается.

Ты меня знаешь. Я, хоть режь меня, не скажу, что раньше было лучше, чем сейчас. И хоть забей мне рот шоколадом, из него будет раздаваться только вой сирены.

Но смотри, парадокс. Тех же художников из павильона "Пчеловодства" - как только их ни гоняли и ни измывались... А ведь почти у каждого была своя мастерская, и статус гонимого, и водка с закусью, и деньги на холст и краску. Что очень поражало тех же западных дипломатов и корреспондентов эпохи зрелого застоя.

А нынче делай, что хочешь: бей в барабан в голом виде или Умару Джабраилову продавайся, - ан новая напасть. Готовится постановление о том, чтобы все ранее выданные художникам государственные мастерские приравнять к офисам, самих художников - к бизнесменам, а посему, стало быть, взимать с них в казну от трехсот долларов в месяц.

Надо представлять сегодняшнего художника, который, голодая, мажет краской свои холсты, чтобы, несмотря ни на что, сохранять высокое искусство, которое никто не покупает, а с него в месяц требуют сумму, которую он и за год не соберет. А иначе, говорят, пшел вон из мастерской, к которой он за сорок лет прикипел. Художника в богадельню, холсты - на помойку.

При мне художница Натта Конышева, чьи картины будут во всех музеях мира, жаловалась, что за участие в рядах тех же "пчеловодов" в Музее Церетели с нее содрали 250 рублей. А за участие в выставке "Женский взгляд" - 100 рублей. Смешная, вроде бы, сумма. Но не для нее, которая уже тридцать лет не снимает свою знаменитую кепку и стоптанные кеды, а работы продает за обед, храня тем самым баснословные заветы Амедео Модильяни и нищей парижско-московской богемы.

Поэтому настоящие, а не актуальные московские художники, - графики и живописцы, скульпторы и сценографы, выходят в понедельник 29 апреля на Горбатый мостик протестовать против готовящихся репрессий. Вот тут-то, как зло пошутят новые арт-критики, их искусство и станет в первый и в последний раз актуальным. Ибо самым актуальным из вечно живого актуального искусства является смерть. Что, впрочем, делает продолжение жизни еще актуальней.