Почему русский писатель Чехов не бросил свою жену-медицину ради любовницы-литературы? Вот каким вопросом задается напечатавший свою статью в медицинском журнале профессор медицины и директор медицинского института при Нью-йоркском университете. И сам же отвечает: потому что врачебная практика во многом определяла его творческий метод (тут почтенный американский медик, проявляя недюжинное знание русской литературы, сравнивает Чехова с Толстым и Горьким), а профессия инженера человеческих душ помогала ему быть хорошим врачом. Каких, по авторитетному свидетельству профессора Кулихэна, в Америке осталось не так уж много.

Цитата: Сегодня мы склонны рассматривать медицину как малопривлекательное научное занятие, а самих врачей - скорее как технический персонал. В этот образ врача (довольно точно отражающий реальное положение вещей) не вписываются способность к сопереживанию и сочувствию, умение общаться с людьми - то есть именно те качества, которые, как напоминает нам доктор Чехов, являют собой краеугольный камень исцеления.

Suddenly Haiku (Неожиданное хайку) Joanna Weiss (Джоанна Вайс) The Boston Globe

Хайку может сочинить каждый. Пять слогов в первой строке, семь - во второй и снова пять - в третьей. В общем, надо только уметь считать до семи. Это обстоятельство, по-видимому, и заставило огромное число американцев ломануться на Парнас. Сегодня составление хайку, похоже, стало в Соединенных Штатах новым видом национального спорта, чем-то вроде джоггинга: трехстишия сочиняют программеры, домохозяйки, рекламные агенты и врачи скорой помощи. В конце концов, не так уж это и плохо, народ опять же приобщается к искусству. А главное - не стесняется собственного творчества.

Цитата: К сожалению, не всякое из новых хайку вполне отвечает духу этого жанра, считает президент бостонского Общества хайку. Вот, например, какое стихотворение прислал в редакцию один из читателей "Detroit News":

Гольф, гольф, гольф, гольф, гольф.
Сто пудов, парень, это
Мичиганский гольф.

Can you feel the guitar sound on your ankles? (Вы слышите музыку левой ногой?) Jerome Burne (Джером Берн) Financial Times

Какого цвета пять? Чем пахнет зеленый? Раньше считалось, что ответы на такие вопросы знают только шизофреники. Потом думали, что все это - не более чем плод хорошо развитого воображения. Но в 1995 году кембриджскому ученому Саймону Бэрон-Коэну удалось доказать, что свойственная некоторым людям синестезия (смешение разнородных ощущений), по всей вероятности, дается при рождении всем без исключения, благодаря связям между различными частями головного мозга. Только со временем у большинства людей эти связи подавляются и разные участки мозга оказываются отделены друг от друга. Статья приурочена к раскрытию новой маленькой тайны человеческого сознания: канадец Дэниэл Смилек из Университета Ватерлоо в Онтарио установил, что цвет может связываться в мозгу синестетиков не только, скажем, с цифрой "5", но даже с концептом "пяти".

Цитата: Сегодня мы почти ничего не знаем об этом, но где-то в глубинах скрываются ответы на многие вопросы, которые, возможно, когда-нибудь позволят ученым-неврологам объяснить, что происходило в голове Набокова, когда он писал: "Долгое английское "а" похоже на древесину, потерявшую свой цвет от времени, а французское "е" заставляет вспомнить отполированное эбеновое дерево".

You Don't Say! Speaking Out in Favor Foreign Languages (Не может быть, или Слово в защиту иностранных языков) Joseph Hanimann (Йозеф Ханиманн) Frankfurter Allgemeine

Скоро все европейские языки повымрут. Останется один английский - вернее, англо-американский. Первыми спохватились французы: шесть лет назад в стране был принят закон, запрещающий использование английского языка в рекламе. Однако формальные запретительные меры на государственном уровне ни к чему не приведут, считает автор статьи (сам, между прочим, немец). В результате во многих европейских странах скоро будет процветать своего рода диглоссия, сосуществование двух языков: национального - для частной жизни и английского - для общественной.

Цитата: Французский язык - один из немногих языков мира, имеющий свое собственное слово для обозначения электронного прибора, во всем остальном мире именуемого компьютером. По-французски он называется ordinateur. Любопытно, что это название позаимствовано из средневекового теологического лексикона - deus ordinator (Божественное Провидение).

It's all Greek? Not any longer (Долой китайскую грамоту) John Carr (Джон Карр) The Times

Той же проблемой озабочены и греки. Недавно большая группа греческих интеллектуалов (философов, археологов, писателей и даже политиков) распространила манифест, в котором засилье английского языка, проникающего в один из древнейших европейских языков главным образом благодаря всеобщей компьютеризации населения, названо не иначе, как "дьявольским наваждением". Между прочим, замечает автор статьи, греческий язык уже был ущемлен чиновниками из Евросоюза: в номерах греческих автомобилей допускается использование только тех букв греческого алфавита, которые имеются в латинице.

Цитата: Отправляя письмо по электронной почте, многие пользователи предпочитают не утруждать себя использованием греческих шрифтов, а пишут греческие слова латиницей. Или, того хуже, переписываются на англо-компьютерном сленге.

Jean Sees Dead People (Жану чудятся мертвецы) Scott McLemee (Скотт Маклими) Feed

Бодрийяру - некогда супермодному философу и образцовому интеллектуалу-постмодернисту - пора на покой, считает автор статьи, комментирующий новую книгу пожилого мыслителя. Современный мир представляется Бодрийяру переполненным мертвыми образами, размножающимися с огромной скоростью. Мы живем во времени, которое не может закончиться, нет ни прогресса, ни упадка. Но если все это так, зачем же тогда сам престарелый философ так парится, сочиняя все новые и новые книги, удивляется автор статьи.

Цитата: Ничья старость не выглядит так отвратительно, как старость бунтарей, переживших свои лучшие времена. Разве что старость пророков технологических революций.

Dissecting a Masterpiece to Find Out How It Ticks (Как устроены шедевры) Edward Rothstein (Эдвард Ротштайн) The New York Times

Теперь вот многие говорят, что никаких шедевров нет, что это просто порождение культуры и всяких других социальных институтов. С другой стороны, есть еще и такие оригиналы, которые продолжают свято верить в абсолютную ценность искусства. А правда где-то посередине, считает автор статьи, пытающийся примирить оппонентов. Эдвард Ротштейн убежден, что любое произведение искусства (особенно ясно это видно на примере музыки) обладает собственной внутренней структурой, и если эта структура вступает в резонанс со внешними структурами, то произведение становится шедевром. Таким образом, получается, что при несомненной важности внешних факторов нельзя сбрасывать со счетов и самостоятельную ценность искусства.

Цитата: Чисто объективные аспекты внутренних паттернов музыки открывают возможность для широкого спектра интерпретаций. Сложные культурные значения вырастают из абстрактной формы.