Когда в середине восьмидесятых Гарвард впервые попытался заполучить Эдварда Саида, тот уже был интеллектуальным столпом факультета литературы Колумбийского университета и активным политическим союзником лидера Организации Освобождения Палестины Ясера Арафата. Кроме того, у него были дети в нью-йоркских школах и жена, которая не рассматривала Кембридж как следующую ступеньку в своей банковской карьере. По его словам, администрация Гарварда сделала ему щедрое предложение, но сама подложила себе свинью, когда насмешливо отнеслась к политике бесплатного обучения детей преподавателей, практикуемой Колумбийским университетом.

"Гарвард пытался убедить меня, что студенческий займ лучше, чем получение прямой субсидии", - вспоминает Саид.

Гарвард предпринял еще одну попытку в 1990-м, посулив ему другой соблазнительный пакет услуг. К тому моменту Колумбийский университет как раз решил осчастливить Саида, предложив ему переехать на полквартала по улице Риверсайд, где он жил, в квартиру с лучшим видом на реку Ист. Саид разрывался на части. Но посещение Гарварда помогло ему определиться.

"В Гарварде каждый преподаватель состоит во множестве академических комитетов, - говорит он. - Каждое утро в 8 утра у них встречи. Я никогда в жизни не входил и не собираюсь входить ни в какие комитеты".

Саид - это определенный тип звезды: старейший политический деятель в своей области, способный мгновенно украсить университетскую программу по гуманитарным наукам и привлечь внимание более широкой аудитории. (Однажды Саида обвинили в том, что он бросил камень около израильской сторожевой башни в Ливане - незначительный международный инцидент, заставивший некоторых требовать его отставки.) Хотя его запросы те же, что и у большинства звезд, - семейные нужды и профессиональная свобода зачастую могут перевесить самые высокие ставки - его ценность для университета помогает высветить различия между звездами. Можно выделить несколько групп звезд:

Рок-звезды - выдающиеся личности или знаменитости, известные в равной мере благодаря профессиональной деятельности и скандалам. Саид - один из них; сюда же можно отнести Кэрол Джиллиган, гендерного психолога, часто ошибочно подозреваемую в нетрадиционной сексуальной ориентации (университет Нью-Йорка переманил ее из Гарварда в 2001 году). Дейрдре МакКлоски, экономиста из Айовы, ставшую у коллег притчей во языцех в связи с операцией по смене пола, перенесенной ею в середине 1990-х, заарканил Университет Иллинойса в Чикаго, повысив ей зарплату на 35 процентов. Ректор Бостонского университета Джон Силбер завербовал нескольких нобелевских лауреатов, посулив им либо престижные титулы, либо небольшую преподавательскую нагрузку: Сола Беллоу (один курс в год), активиста Илайю Визеля (два курса в год), поэта и драматурга Дерека Уолкотта и физика Шелдона Глэшоу.

Статусные звезды - созидатели. Они запускают или развивают программы, которые формируют лицо вуза и привлекают выпускников и инвесторов. За последние два года Колумбийский университет завербовал Сакса и лауреата Нобелевской премии, экономиста Джозефа Е.Стиглица, чтобы усилить свою группу экономического развития. Университет Нью-Йорка также соблазнил двух других ученых-экономистов - Тома Сарджента из Стэнфорда и теоретика игр из Гарвардской школы бизнеса Адама Брандербургера. Отвечая недавно на вопрос студенческой газеты, почему он ушел из Гарварда, Брандербургер сказал: "Я бы так это сформулировал: работать в Школе Стерна означает быть на вершине лестницы".

Звезды кафедры - лидеры. Важные игроки на своем поле, зачастую занимающие ключевые ниши в вузах. Гарвард стремился заполучить Гринблатта в середине девяностых, чтобы укрепить позиции в шекспироведении и литературной теории так называемых "новых истористов". Дартмутская бизнес-школа оплакивала потерю Рохита Дешпанде, своей звезды по маркетингу, перебежавшего в Гарвардскую бизнес-школу. Джеймс О.Фридман, бывший президент Дартмутского университета, сказал: "Мы с деканом говорили Дешпанде, что предоставили бы ему время и для работы, и для годичного отпуска, и для всего, что угодно".

Заходящие звезды, или затухающие вулканы - легенды. В основном им 50-60 с лишним лет, и обычно их ангажируют университеты, желающие на короткое время вернуть великие имена, пока те не вышли на пенсию. Прославленного философа Ричарда Рорти взяли в Стэнфорд в возрасте 66 лет и организовали ему гибкий график преподавания. Университет Нью-Йорка завербовал дважды лауреата Пулитцеровской премии Дэвида Ливеринга Льюиса этой зимой, когда ему было 67 лет, предложив надбавку к 160 000 долларов, получаемым им в университете Ратгерс, а также обеспечив транспорт до места работы из его дома в районе Аппер-Вест-Сайд.

Суперзвезды - все сразу. Они порвали с научными кругами, чтобы стать знаменитостями, которые на устах у каждого среднего американца. Генри Луи "Скип" Гейтс-младший - звезда афроамериканских исследований, ставший популярным эссеистом "Нью-Йоркера", а теперь работающий в киноиндустрии и на телевидении. Другой пример - звезда философии Корнел Уэст, перебежавший из Принстона в Гарвард и вновь вернувшийся в Принстон в прошлом году, ушел в хип-хоп и политический комментарий. Найал Фергюсон был суперзвездой в Англии; посмотрим, что будет в Америке.

Из новейших суперзвезд можно упомянуть Стивена Пинкера, специалиста по языку и мышлению из Массачусетского технологического института и автора известных книг, ныне направляющегося на кафедру психологии, созданную Уильямом Джеймсом и Б.Ф.Скиннером в Гарварде. Его статус перебежчика подтверждает тот факт, что он был по сути дела первым, кого заманивали на английскую кафедру Гарварда две ее звезды, Скип Гейтс и Илейн Скэрри. За кружечкой пива с пловом джамбалайа в гриль-баре на Зеленой улице в Кембридже Пинкер рассказал им о своей последней книге "Безупречная репутация: современное отрицание человеческой природы", в которой подробно доказывается, что генетика - а не общество, семья или Бог - главная движущая сила человеческого поведения. Это горячее блюдо, своего рода бомба, сокрушившая попытки других генетиков провести взаимосвязь между генетикой, коэффициентом интеллекта (IQ) и расовой принадлежностью. Сам Пинкер избегает подобных параллелей и вместо этого прослеживает, каким образом гены могут влиять на наше поведение. "Скип и Илейн поняли, куда я клоню в своей работе. Скипу нравится концепция торговли идеями. Он сказал мне: "Кажется, тебя забросают камнями. По-моему, это прекрасно", - вспоминает Пинкер. - Но после нашего разговора дело пошло".

Сидя в своей новенькой светлой квартирке близ Гарвардской площади, Пинкер прямолинеен и расслаблен, и копна кудрявых волос с проседью ниспадает на его плечи. Буквально накануне он узнал, что занял второе место среди претендентов на Пулитцеровскую премию за "Безупречную репутацию". И все же он проявляет больше энтузиазма, рассуждая о борьбе своего сознания с неправильными глаголами, чем о своем звездном опыте. Сразу становится ясно, почему его введение в курс психологии так популярно среди тех, кто специализируется на других дисциплинах: он говорит о своем исследовании с тем же трепетным изумлением, которое помогло покойному Стивену Джею Гоулду популяризовать зоологию и естественные науки в Гарварде (в этом есть ирония судьбы, если учесть различия во взглядах обоих на теорию эволюции). После обеда с Гейтсом и Скэрри Пинкер понял, что на Гарвардской кафедре психологии можно развернуться еще дальше: здесь он имел возможность делать изыскания в юриспруденции, а также в образовательных и гуманитарных программах, что выходило за узкие рамки Массачусетского технологического института. Известно также, что его работа чрезвычайно вдохновила Лоуренса Саммерса. Один профессор сказал: "Ларри дал мне понять, что если можно как-нибудь завербовать Стивена Пинкера, то он будет крайне признателен". (Представитель Саммерса заявила, что президент "выразил одобрение" относительно идеи вербовки Пинкера и был удовлетворен его назначением; предпринял ли он что-либо еще, помимо "выражения одобрения", для Гарварда вопрос несколько щекотливый, ибо роль президента в процессе распределения должностей сродни независимому и влиятельному суду присяжных, определяющему ценность ученого).

Со своей стороны президент Массачусетского технологического института Чарльз Вест немедленно связался по телефону с Пинкером.

"До меня дошел ужасный слух, - так, по словам Пинкера, заявил Вест. - Умоляю, скажите, что это неправда".

"По своему характеру я не умею торговаться. - говорит теперь Пинкер. - Скажем, у меня уже есть жилплощадь. А что я получу взамен, две жилплощади?"

В итоге Гарвард предложил то, в чем он сильнее всего: возможности, которые может обеспечить дарственный фонд в 18 миллиардов долларов. Хотя в Массачусетском технологическом институте есть несколько выдающихся психологов и неврологов, в Гарварде их целый выводок, да еще есть немало птичек, готовых перелететь к ним откуда угодно. При том, что естественные науки в Массачусетском технологическом институте находятся на высочайшем уровне и здесь Пинкеру дают больше аспирантов и средств на лабораторные исследования, у Гарварда есть деньги и место для строительства учебного корпуса в Бостоне, чтобы в конце концов догнать МТИ. И несмотря на то, что некоторые психологи из Гарварда все-таки восприняли с недоумением "Безупречную репутацию", кафедра единогласно проголосовала за назначение Пинкера.

"При принятии решения все свелось к тому, где мне будет лучше работать. - говорит 48-летний Пинкер. - А также к осознанию, что менять что-либо надо сейчас или никогда".

Джеймс Дж. Дюдерштадт, бывший президент Мичиганского университета, - один из немногих лидеров образования, который видит в этих интригах и перебежках угрозу основе американской системы высшего образования. Он полагает, что это дополнительно подрывает лояльность вузу среди преподавателей и делает роль студентов вторичной по отношению к личным интересам ученых. Университеты стали настолько озабочены своим благосостоянием и статусными символами успеха, что он опасается, что элитные вузы отходят от своей образовательной миссии в новую реальность, которую ученый из другого института описал ему так: "Этот университет - не что иное, как холдинг для предпринимателей от науки".

В своей новой книге "Будущее государственных университетов в Америке" Дюдерштадт утверждает, что благополучные вузы нанесли серьезный урон менее обеспеченным учебным заведениям, похитив их лучших профессоров посредством солидных привилегий, оставив студентов без авторитетных наставников и помешав этим заведениям готовить новых аспирантов - следующее поколение преподавателей и звезд. А некоторые государственные университеты, в том числе Университет Массачусетса в Эмхерсте, столкнулись с нравственным кризисом из-за разницы в заработной плате в 50 000 долларов и больше. Деканы и заведующие кафедрами могут быть вынуждены повышать зарплату профессора, чтобы противостоять предложениям со стороны, в то время как сокращения государственного бюджета урезают зарплату других сотрудников.

"Эта система может сломать хребет университета - вы предлагаете огромную зарплату, чтобы привлечь звезду, а другие говорят: "Я хочу такие же условия, иначе я выставлю свою кандидатуру на рынке профессионалов", - поясняет Дюдерштадт. - Все озаботились деньгами и забыли о хорошем преподавании и помощи студентам".

По мнению Дюдерштадта, охота за профессурой вызвана в равной мере и амбициями вуза, и алчностью. Он говорит, что самый крупный фактор, влияющий на повышение зарплаты деканов, - их способность завлечь как можно больше звезд, что превращает переманивание в навязчивую идею и дестабилизирует ситуацию в других вузах.

"Гарвард сильно повредил Мичиганскому университету в антропологии и некоторых других областях, поскольку он так богат, что мы не можем с ним конкурировать, - утверждает он. - Гарвард хуже всех, потому что не берет в постоянный штат многих из собственных молодых сотрудников. Так что деканы выбирают только отборные ягоды".

Вильям Керби, декан Гарвардского факультета гуманитарных и естественных наук, не согласен с тем, что Гарвард нанес ущерб Мичиганскому университету или каким-нибудь другим вузам. Керби признает, что примерно две трети штатных должностей на факультете гуманитарных и естественных наук достаются профессорам со стороны, однако и он, и Саммерс надеются продвигать больше своих людей. Тем не менее, довольно жесткая структура заработной платы Гарварда не позволяет предложить сногсшибательные зарплаты; по сообщению местной администрации, большая часть звездных зарплат укладывается в промежуток от 150 000 до 225 000 долларов. Гарвард раскошеливается на жилье, займы, исследования и оплату командировок сотрудников, а также на субсидирование самых одаренных аспирантов страны, которые могут работать в лабораториях звезд. Но что наиболее привлекательно в Гарварде, по словам Керби, так это присутствие в нем всех остальных лучших ученых.

"Если выполнять свою работу хорошо и с самого начала продумывать каждое назначение, - говорит он, - то со временем само собой обнаружится, что у тебя работают великие ученые, причем не будешь осознавать это как свою заслугу".

Бок, бывший президент Гарварда, отмечает, что многие члены "Лиги плюща" и другие ведущие вузы агрессивно поднимают ставки в борьбе за профессуру; говорят, Колумбийский университет предложил 500 000 долларов, чтобы похитить старейшего ветерана Гарварда, экономиста Андрея Шлейфера, который предпочел не дергаться. Однако и у Бока есть свои опасения. Он только что написал работу под названием "Университеты на рынке", в которой рассматривает, до какой степени деньги и коммерциализация сейчас влияют на высшее образование. Он отмечает, что вербовка звезд - долг президентов, но предупреждает в интервью, что это может быть рискованно для главной миссии учебного заведения - преподавания. Однажды во время встречи президентов университетов - членов "Лиги плюща" Бок предложил, чтобы члены Лиги переманивали друг у друга звезд путем повышения зарплат, предоставления дополнительных лабораторий, оплаты поездок - словом, как угодно, за исключением уменьшения преподавательской нагрузки. По словам Бока, его коллеги лишь рассмеялись в ответ.

"Маленькая преподавательская нагрузка при больших надбавках - это довольно отвратительно и может породить зависть, - говорит Бок. - Гуманитарии все в большей степени чувствуют себя деклассированными элементами. Они видят, что ресурсы и высокие зарплаты все чаще перетекают в коммерчески более выгодные области. В результате они становятся менее лояльными к своему вузу. Это может иметь ощутимые последствия: например, они начинают уделять меньше времени студентам". В своей книге Бок задается вопросом: что произойдет, если компания "Кока-кола" предложит Принстону 25 миллионов долларов за то, чтобы тот выгравировал на внушительных воротах, ведущих на территорию университета, слоган "Things go better with Coke" ("Жизнь налаживается с Кока-колой"). Бок считает, что Принстон откажется, но замечает, что подобное предложение не так уж сильно отличается от вакансий профессора с постоянным доходом, обеспеченным благотворительным фондом, носящим имя корпорации (например, IBM или AT&T), или роли фармацевтических компаний в разработке университетских курсов по медицине. Он предсказывает, что в один прекрасный день на президентов университетов начнут выходить профессиональные агенты и заключать с ними сделки от имени звездных преподавателей - в точности как голливудские продюсеры и агенты по найму из Национальной футбольной лиги, ведущие сейчас переговоры с талантливыми звездами.

"Уже появляются профессора, - сообщает Бок, - чей автоответчик гласит: если хотите пообщаться с Х, вам необходимо связаться с его агентом. По-моему, это несколько обескураживает".

Видя необходимость реформировать звездную систему и изменить порожденное ею поведение деканов, Дюдерштадт вносит радикальное предложение: государственные университеты могли бы попросить Конгресс штрафовать некоммерческие университеты, использующие свои не подлежащие налогобложению доллары для привлечения звезд неслыханными компенсационными пакетами. Иными словами, распять "Лигу плюща" на ее собственном золотом кресте.

Некоторым президентам "Большой десятки" нравится эта стратегия, хотя они отмечают, что государственного наблюдения за университетским преподаванием и наймом сотрудников почти не существует, независимо от обстоятельств. При этом другие отмечают, что вуз без амбиций сбивается с пути истинного и что только преподаватели могут эти амбиции воплотить в жизнь. Дейрдре МакКлоски говорит, что ушла из Айовы в Иллинойс-Чикаго, поскольку декан последнего решил превратить свой университет в Нью-Йоркский Сити-колледж нынешнего дня - один из величайших символов успеха в высшем образовании, интеллектуальное пристанище для бедняков, иммигрантов и еврейских студентов в сороковые-пятидесятые. Он стал альма-матер для множества звездных специалистов в области гуманитарных и общественных наук, таких как Нэтан Глейзер, Дэниэл Белл и Ирвинг Кристол.

"Мы хотим создать городской государственный университет высшей пробы для простого люда", - говорит она. Не случайно, что деканом, переманившим ее в Иллинойс-Чикаго, стал Стенли Фиш, один из первых менеджеров, построивших звездную систему, который в свое время в должности заведующего английской кафедрой университета Дюка привлек таких светил, как Скип Гейтс, а после того как английская кафедра распалась и некоторые звезды ушли, покинул Дюк.

Иную стратегию избрал Джон Секстон. Будучи в течение 13 лет деканом юридического отделения университета Нью-Йорка, он завлекал звезд своим мощнейшим оружием - заманчивостью Манхеттена и университетских квартир - а также тем, что он назвал "типовым договором предприятия", который сулит прекрасный рабочий коллектив, сногсшибательный карьерный рост, а также средства на программы и командировки (преподаватели должны будут их вернуть университету в случае увольнения). Он столь преуспел в этом, что Опекунский совет назначил его президентом всего университета. Сегодня он стремится укрепить эту "предпринимательскую" этику: деканы его вуза договорились в январе отказаться от кровавых финансовых битв за профессуру и от найма звездных преподавателей как "независимых подрядчиков", но вместо этого предложить конкурентоспособные зарплаты и сбалансировать цены на проживание и обучение в Нью-Йорке. Профессора, которые желают, чтобы Университет Нью-Йорка предоставил им более крупные квартиры только потому, что новая звезда получила таковую, считаются здесь изгоями. Со своей стороны Секстон стремится создать "изобильную общину" - идеал Игнатия Лойолы, вдохновивший его во время обучения в иезуитских колледжах.

Это оптимистичный проект; безусловно, почтовый индекс Гринвич Виллидж способствует его коммерческому успеху. Однако по своей сути данная философия подразумевает, что всем преподавателям воздастся по заслугам - и молодым, и умудренным опытом, и просто достойным, и звездам. По словам Секстона, он тратит 750 часов в год на вербовку преподавателей по телефону, за ужином, в рабочем кабинете с помощью своей "житейской мудрости". Он сам позвонил Ливерингу Льюису этой зимой, когда узнал, что лауреат Пулитцеровской премии находится в поисках работы, и провел одну из суббот с писателем и его женой, описывая свое представление о всеобщей и безоговорочной поддержке интеллектуальных амбиций преподавателей Университета Нью-Йорка. Ливеринг Льюис говорит, что подход Секстона пришелся ему весьма по вкусу и что, более того, его сердце забилось от радости, когда ему предложили обучать одаренных первокурсников, что обычно поручают молодым преподавателям, а не звездам.

"Университет Нью-Йорка стал для многих заветной целью, потому что он вдохновляет людей, - говорит Секстон: - Мы покоряем их, потому что отталкиваемся от великого вопроса, поставленного философией дзен: "Хочешь ли ты быть неотесанным бревном, или же ты хочешь стать столом?" Мы готовы обтесать кого угодно и этим привлекательны".

Перевод Анны Плисецкой

The Boston Globe Magazine, 29 июня 2003 г.