Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Шведская полка < Вы здесь
Шведская лавка # 66
Дата публикации:  16 Апреля 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Выпуск подготовил Роман Ганжа


Робертсон Дэвис. Мантикора: Роман / Пер. с англ. Г.Крылова. - СПб.: Азбука-классика, 2001. - 403 с. - (Bibliotheca Stylorum). Тираж 7000 экз. ISBN 5-352-00104-0

"Мантикора" (The Manticore, 1972) - второй роман дептфордской трилогии канадского писателя Робертсона Дэвиса (Robertson Davies, 1913 - 1995). Первым был "Пятый персонаж" (1970), изданный "Азбукой" полгода назад в переводе Михаила Пчелинцева. Тогда рассказ велся от лица стихийного юнгианца Данстана Рамзи, который, отыскивая мифологические аналоги происходящих событий, стремился выявить их психологическую истину. Теперь интерпретацией занимается профессиональный аналитик юнгианского направления. Рассказчик, сын Боя Стонтона Дэвид, после загадочной смерти отца едет в Цюрих, где в течение года проходит курс анализа у доктора Иоганны фон Галлер (три часовых сеанса в неделю, плата - 30 долларов за сеанс). Большая часть книги - это описание курса, меньшая - рассказ Дэвида о встрече с Рамзи, Лизелоттой и Магнусом Айзенгримом в альпийском замке Зоргенфрей.

Анализ протекает так: на материале сновидений и воспоминаний Дэвида аналитик выстраивает последовательность фигур-архетипов (тень, друг, анима, волхв, персона), каждая из которых воплощена в каком-то персонаже жизненной драмы пациента, кроме персоны (это - актерская маска самого героя). Задача анализа двояка: 1) научиться отключать проекции, то есть "увидеть людей как людей, чтобы их не затмили архетипы, которые мы носим в себе, ища, на какой бы крючок пристроить"; 2) увидеть все эти фигуры как разъединенные части целостной личности. Далее следует процесс трансформации, мистическое соединение, химическая свадьба. В Цюрихе Дэвид проходит только первую стадию. Главная сложность состоит в том, что увидеть - означает не понять рассудком, но почувствовать, а это для Дэвида почти невозможно: он неисправимый "мыслитель". Неразвитая способность чувствовать принимает во сне Дэвида облик мантикоры, зверя благородного, но опасного.

Далее Дэвид встречает всех ключевых героев первой части (кроме тех, что умерли), "героическая" сущность которых в том и заключается, что они уже состоялись как персонажи, как целостные личности, нашли свою историю. Дэвид же пока не нашел себя (в контексте анализа этот штамп обретает точный смысл), не осознал своей роли в собственной жизненной драме. Лизелотта наставляет Дэвида в его поисках: "О да, мышление - очень тонкая работа. Но в наше время это еще и круглосуточный спасательный люк, лазейка, через которую можно спастись бегством. На это что угодно спишется: "Я так думаю... Я думал, что... Вы толком не обдумали... Подумайте, бога ради..." Но огромная часть этих мыслей - всего лишь умственная мастурбация, не способная ничего породить". И далее: "Вокруг нас героический мир, он только ждет, чтобы его открыли. <...> Будьте героем собственного эпоса", то есть: попытайтесь обойтись без аналитика, переродитесь сами, например, испытав какое-нибудь сильное потрясение. И такое потрясение Дэвид испытывает... Судя по всему, его роль окончательно определится в третьей части трилогии.


Альфред Жарри. "Убю король" и другие произведения: пьесы, романы, эссе / Сост. и послесл. Г.Косикова; Коммент. С.Дубина; Пер. с фр. Н.Мавлевич, М.Блинкиной-Мельник, М.Фрейдкина, С.Дубина, М.Яснова. - М.: Б.С.Г.-ПРЕСС, 2002. - 603 с., 32 с. илл. Тираж 5000 экз. ISBN 5-93381-055-Х

Альфред Жарри (1873 - 1907), человек-легенда, человек-марионетка, человек, превративший собственное существование в сознательный и жестокий хэппенинг, непризнанный гений, вошедший в историю как автор одной пьесы, предтеча всего европейского авангарда. Собрание сочинений Жарри на русском языке издается впервые. Состав тома: "Убю король", "Убю закованный", "Убю рогоносец" (эти три пьесы уже выходили по-русски, правда, в других переводах, например, в составе сборника "Французский символизм"), статьи и выступления о театре, иллюстрированный альманах Папаши Убю, роман "Деяния и суждения доктора Фаустролля, патафизика", роман "Суперсамец". Издание снабжено Комментарием (с. 489 - 603).

Так уж случилось, что выход книги почти совпал с премьерой спектакля "Король Убю" на сцене московского театра "Et Cetera", состоявшейся 22 декабря. Режиссер - болгарин Александр Морфов. Папаша Убю - Александр Калягин. Вот некоторые высказывания театральных критиков:

Эти высказывания (за исключением реплики Глеба Ситковского) свидетельствуют о том, что сегодняшний театральный критик (и, надо думать, зритель) еще очень далек от адекватного восприятия пьесы. Несколько конкретных замечаний: 1) критики досадным образом расходятся во мнениях относительно того, как же на самом деле звучало первое слово пьесы. А ведь это не только исторически первое слово театрального авангарда, но и ключевое слово всей современной культуры! В оригинале оно звучит "merdre", Наталья Мавлевич перевела его как "срынь", критики раздваиваются между "жопой" и "дерьмом". В этом узком промежутке и сосредоточен их основной интерпретативный потенциал. 2) Откуда-то просочилась информация, что пьесу написал Альфред Жарри в возрасте четырнадцати лет. На самом деле Жарри не является в традиционном смысле слова автором пьесы. Об этом подробно рассказывается на с. 498 - 502 настоящего издания. 3) С чего-то критики решили, что выход на сцену перед началом представления фигуры "Жарри", произносящей вступительное слово, - это новшество болгарского постановщика. На самом деле именно так начинался премьерный спектакль 9 и 10 декабря 1896 года, только тогда в роли "Жарри" выступал сам Жарри. 4) Ну и, конечно, все эти безумные "социальные сатиры", "внятные идеи", "политические фарсы", "правда-матка", "логика развития человечества", - все это как раз составляет то самое "театральное", о бесполезности которого для театра писал Жарри в своем знаменитом манифесте. То есть вы можете сколько угодно вкладывать в г-на Убю самые невероятные скрытые смыслы, но смыслы эти будут иметь отношение лишь к вам самим: ярмарочный балаган легко обходится и без них.


Мартин Эмис. Деньги: Роман / Пер. с англ. А.Гузмана. - М.: Махаон, 2002. - 541 с. - (Современная классика). Тираж 7000 экз. ISBN 5-18-000372-5

Мартин Эмис (1949), сын Кингсли Эмиса, британский прозаик, известен отечественному читателю по роману "Ночной поезд". "Деньги" (Money) - роман 1984 года.

Сюжет. История построена на каламбуре. Режиссер-рекламщик Джон Сам (Self) становится жертвой аферы некоего Филдинга Гудни. Филдинг, дружный с деньгами молодой человек (а потом выясняется, что вовсе не молодой, да к тому же трансвестит, живущий с лесбиянкой) предлагает Джону участие в многомиллионном кинопроекте под названием "Хорошие деньги" (вариант - "Плохие деньги"). Спонсоры немыслимо щедры: отели, лимузины, пойло, девочки, масса организационных и просто приятных расходов. В конце концов выясняется, что за все платил Сам: все документы он подписывал дважды - как "участник соглашения" и как "Сам", а контора называлась не "Гудни и Сам", а "Сам и Сам". Такая вот смешная история.

Но самый главный вопрос, вопрос мотивировки, Джон решает нетрадиционно: "Мотивировку обеспечивал никто иной как я сам. Если бы не Джон Сам, афера лопнула бы через пять минут <...> Мне позарез было нужно поверить". Слово "поверить" обрастает едва ли не религиозными коннотациями: Джон чувствует, что он в аду, и мечтает обрести спасительную веру, только не знает, как это сделать. Окружающий ад - это, в первом приближении, мир порнографии ("все мои увлечения тяготеют к порнографии"; "А в каком фильме играю главную роль я? <...> Порнографическая буффонада, дуэль на тортах, комическая пауза"). Порнография определяется так: "Не знаю, как определить порнографию, - но обязательно должен быть какой-то денежный интерес. На том или другом конце". Значит, мир денег, "трескотня денег", "бешеное проворство сложных махинаций". Этот мир гибнет: "Долларовые купюры, фунтовые банкноты - все эти бумажки на самом деле ноты отчаяния, записки самоубийцы. Деньги - записка самоубийцы". "Я мечтаю расстаться с миром денег в пользу <...> мира мысли и чудес <...> Я просто не знаю дороги". Мир мысли и чудес, мир того, что невыразимо на языке всеобщих символических эквивалентов, этот мир связан с "положительной" Мартиной Твен: "Я думаю о ней, и внутри у меня кипит безъязыкая революция <...> Мой язык тщетно ворочается в поисках систем и закономерностей, которых нет и быть не может". И далее: "Я просек, чего добивается Мартина Твен. <...> Дружбы. Просто дружбы - не секса, не обмана, не заморочек, не денег, а только человеческого контакта <...> [она] видела во мне только меня самого. Редкой силы извращение, исключительной силы". Мир категорических императивов, мир целей, а не средств, мир доверия открывается Джону не сразу. Пожалуй, это происходит (если происходит) в финале, когда Джон остается без копейки денег и любит весь свет. Последнее слово романа - "доверительный".


Николай Дежнев. Год бродячей собаки: Роман. - М.: Махаон, 2002. - 349 с. - (Современная классика). Тираж 7000 экз. ISBN 5-18-000371-7

На обороте обложки значится: "Николай Попов (Дежнев) родился в Москве. Окончил МИФИ и факультет экономистов-международников Академии внешней торговли, работал в ООН. Член Союза писателей России. Роман Николая Дежнева "В концертном исполнении" издан в США, Франции, Германии, Италии, Испании, Голландии, Норвегии, Польше, Бразилии и Израиле". Новый роман сотворен, судя по копирайту, два года назад.

Сюжет. Экстренное заседание Небесной канцелярии. Маятник всемирной истории в очередной раз качнулся и - вот те раз - указал на какого-то московского бомжа по имени Андрей. А он в этот самый момент лежит в подворотне с проломленной башкой. Дело осложняется тем, что Андрей - это уникальная, древняя душа, за множество своих реинкарнаций так и не определившаяся в выборе между Добром и Злом (в Иудее он едва не стал Мессией лет так за сто до Христа, в императорской России он едва не предотвратил гибель Александра II). Андрею дается год, чтобы он своим образцовым или, наоборот, антиобщественным поведением раскачал-таки ход мирового исторического процесса хоть в какую-нибудь сторону. Темные силы принимаются за обработку - наделяют Андрюху экстрасенсорными способностями (все больше в приложении к игорному бизнесу и биржевым операциям), тянут его на самый верх, и вот он уже - почти Президент. Рейтинги зашкаливают, всенародная любовь обеспечена. Задумка Главного Черта чертовски гениальна: "До тех пор, пока русские будут искренне любить тех, кто ими владеет и выбирать себе правителя в едином порыве, а потом молиться, чтобы он не оказался тираном или запойным самодуром, - до этих пор они будут жить в нищете и бесправии. <...> с приходом в Кремль раба божьего Андрея унижение и страдания русских людей будут предопределены на века. И неважно, хороший он человек или плохой, важно, что он один-единственный, всеми любимый и превозносимый, - сам этот факт, без нашего вмешательства, будет повсюду сеять Зло". Но Андрюха просекает, что "в теперешней России свита играет королем" и что "власть убивает любовь", и прямо накануне выборов сбегает к мудрым и добрым бомжам. Финал открытый. Так что сюжет хороший, правильный, экзистенциальный. Поучительный сюжет.


Катя Ткаченко. Ремонт человеков: Роман. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. - 311 с. - (Оригинал). Тираж 5000 экз. ISBN 5-224-03632-1

Издатель сообщает об авторе буквально следующее: "Родилась в 1971 году в семье военного. После школы училась на астронома, затем пыталась поступить на отделение романо-германской филологии. Долго работала в странах Европы - танцовщицей, мойщицей посуды, тренером по дайвингу и т.п. Изучала право в университете Сан-Себастьяна. Живет на родине - в большом нестоличном городе. Разведена. Ради собственного спокойствия выступает под псевдонимом". "Ремонт человеков" - дебютный роман молодой писательницы. Скажу прямо - книжка меня проняла (прохватила, пробрала, прошибла). Вот именно так, по-мужски, сильно, глубоко, до самой диафрагмы. Нет-нет, я вовсе не то, что вы подумали... И дело даже не в обилии предельно жестких, натуралистичных сцен. Дело, скорее, в откровенной физиологичности самого письма: толчкообразный, напряженный ритм коротких, длиной в один вздох, абзацев сменяется долгим расслабляющим плато вставных новелл, и снова - жадный глоток воздуха, бешеный пульс бессвязных выкриков, сиплый свист разматывающейся пружины, мелкая дрожь сведенных суставов, а потом опять - сонный покой, мягкое тепло, сладкая боль. Спасибо, Катя!

Сюжет. Женщина решает, что муж хочет ее убить. Гипотеза, вроде бы, не подтверждается, зато обнаруживается пропавший отец, который когда-то давным-давно был любовником мужа. В финале героиня беременеет. По ходу дела "убийство" перестает быть событием, которое вот-вот должно произойти, и превращается в эмоциональную константу жизненной драмы: "Я его ненавижу, и не из-за того, что он хочет меня убить. / Любовь - это всегда убийство, я уже думала об этом. / Любовь заканчивается крахом, смертью, разложением. / Ты просыпаешься и видишь рядом тело, которое когда-то казалось тебе совершенным. / И вдруг понимаешь, что это - обман зрения. / Любовь поразила тебя и привела к смерти, до нее ты была одной, потом все изменилось. / И тебе уже никогда не стать прежней. / И тогда ты или умираешь совсем, или ищешь новую любовь, пусть даже такую странную и непонятную, как то, что я пытаюсь найти в своем чувстве к Майе. / Которую я почти не знаю, которая тоже - женщина". Это и есть "ремонт человеков": скорее нечто ортопедическое, нежели врачевание души. Представьте, что вас восемь лет подряд ставят раком (от слова раковина: "он подтолкнул - как-то очень сильно и одновременно нежно - меня еще дальше вперед так, что я грудью просто улеглась на раковину, и вставил"). Со временем вы приобретаете устойчивое положение в пространстве, что-то вроде неподвижности трупа. И тогда вы или умираете совсем, или меняете пространственно-сексуальную ориентацию, беременеете, влюбляетесь в женщину, если вы женщина, в мужчину, если вы мужчина, а затем наоборот, а потом опять по новой, и так далее. Такая вот ортопедическая философия.

В предыдущих выпусках

Сводный каталог "Шведской лавки"


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Шведская лавка # 65 /13.04/
Чудеса памяти, теория литературных агентов и порнография по-кубински: Джеймс Баллард. Водный мир: Роман | Дмитрий Липскеров. Пальцы для Керолайн: Повести | Хавьер Мариас. Белое сердце: Роман | Зое Вальдес. Кафе "Ностальгия": Роман | Горан Петрович. Осада церкви Святого Спаса: Роман
Шведская лавка #64 /09.04/
Хейден Уайт. Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX века | Татьяна Чередниченко. Музыкальный запас. 70-е. Проблемы. Портреты. Случаи | Артур Пап. Семантика и необходимая истина: Исследование оснований аналитической философии | Жорж Баландье. Политическая антропология | Ирина Бескова. Эволюция и сознание: новый взгляд | Интеллектуальный Форум # 7 | Интеллектуальный Форум # 8 | Отечественные записки # 1 (2002) | Отечественные записки # 2 (2002)
Шведская лавка #63 /23.03/
По ту сторону власти, знания и секса: Лоренс Даррел. Александрийский квартет: Жюстин. Бальтазар: Романы | Лоренс Даррел. Александрийский квартет: Маунтолив. Клеа: Романы | Джозеф Хеллер. Портрет художника в старости: Роман | Марсель Эме. Вино парижского разлива: Рассказы | Ларс Густафссон. День плиточника: Роман | Баян Ширянов. Занимательная сексопатология: Роман
Шведская лавка # 62 /11.03/
Живые и мертвые: История изящной словесности в эпоху безмолвия: Питер Хег. Смилла и ее чувство снега: Роман | Богумил Грабал. Я обслуживал английского короля: Роман | Харуки Мураками. Дэнс, дэнс, дэнс... : Роман. Ч. 2 | Андреас Окопенко. Киндернаци: Роман | Поль Моран. Венеции: Роман
Шведская лавка # 61 /09.03/
Алексей Плуцер-Сарно. Большой словарь мата | Сэмюэль Беккет. Никчемные тексты | Пьер Видаль-Накэ. Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире | Жак Ле Гофф. Людовик IX Святой | Джон Серл. Открывая сознание заново | Филипп Бенетон. Введение в политическую науку | Алоис Риклин. Никколо Макиавелли | Ирина Рейфман. Ритуализованная агрессия: Дуэль в русской культуре и литературе
предыдущая в начало следующая
Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Участник партнерской программы 'Озона'
Участник партнерской программы 'Издательский дом 'Питер'




Рассылка раздела 'Шведская полка' на Subscribe.ru