Все демократии похожи и счастливы своим единообразием. Каждая империя единственна в своем роде и вовсе не комплексует по этому поводу. Но некоторые проблемы у них - общие. И одна из главнейших - взаимоотношения между государством как формой и нацией как содержанием.

Само разнообразие толкований термина "нация" говорит о его неудобстве. Нация для государства напоминает басню Эзопа о языке, в ней сконцентрировано все самое лучшее и самое омерзительное. С одной стороны, именно нация и ее этнические особенности чаще всего являются основой комплекса "государственной мифологии", особенно необходимой в моменты войн, переломов и катастроф, когда они становятся ударным механизмом по преодолению трудностей. С другой стороны, в мирное время нация должна временно стушеваться или она становится тормозом в развитии (вплоть до изоляционизма вроде средневековой Японии) и источником эксцессов по отношению к соседям или внутренним "инородцам", что опять-таки приводит к военно-катастрофической ситуации (многочисленные европейские войны). Таким образом, национализм подобен лекарству, необходимому в дозированной форме на период болезни, но превращающемуся в отраву для здорового организма. Перед государством стоит трудная задача: сделать так, чтобы это лекарство "на всякий случай" всегда было под рукой, но применялось "строго по назначению врача". Разработка "национальной госидеологии", пригодной для массового употребления, а не для горстки интеллектуалов - задача сложная и деликатная. Положительный результат достигается далеко не всегда.

Для России эта задача всегда состояла в поддержании нужной пропорции между сознанием национальным и имперским. Идеальная империя наднациональна (поскольку всегда полиэтнична), перегородки между нациями, ее составляющими, не доходят до ее вершины, обычно теряясь уже в среднем слое чиновничества. (Попытки построения национальных империй, где есть одна "основная" нация, а остальные - второсортны, обречены: последний яркий пример - Третий Рейх). Однако договоренности на уровне элит и управленцев вовсе не обязательно "ратифицируются" низами. Приходится изобретать сложные механизмы сосуществования, вроде разных статусов национальных областей. Например, в Российской Империи, помимо губерний, административными единицами являлись: Польша, Финляндия, Хивинское ханство, Бухарский эмират - каждая со своими законами и своей степенью автономии. Да и у губерний "удельный вес" весьма различался: кавказские, скажем, были явными "тяжеловесами". К тому же сама по себе имперская система - лишь бюрократическая конструкция, пусть и очень удобная. "Одушевленность" ей придает замешанная на религии, культуре и национальных особенностях идеология. То есть империи от "национального фактора" все равно никуда не деться.

И все же главный "имперский ответ" на "национальный вопрос" был не в толковом администрировании и не в идеологических изысках. Его можно назвать словом, до сих пор приводящим в буйную ярость любого "наци", от сиониста до черносотенца: ассимиляция - переплавка множества наций и народностей в единый этнос - русский. Не следует смешивать ассимиляцию и русификацию. Русификация осуществлялась принудительно и в основном в отношении народов, стоящих на невысокой ступени развития (некоторые народы Севера и Сибири), и главное - коллективно. Русификация - это насильственное изменение имен, быта, религии и традиций. Ассимиляция всегда индивидуальна, личностна и добровольна. Она осуществляется путем внедрения неких идеологических установок в сознание каждого конкретного человека. Степень ассимиляции, то есть усвоения этих установок, каждый выбирает для себя сам. Можно выделить две основные:

1. Полная ассимиляция, когда человек, имеющий предками татар, казахов или адыгейцев, начинает ощущать и называть себя русским. Эта перемена происходит не только на сознательном, но и на подсознательном уровне.

2. Частичная ассимиляция, когда человек, не переставая быть татарином, казахом или адыгейцем, одновременно становится "русским", включаясь в общую систему ценностей и иерархии, действуя при этом совершенно осознанно.

Разнообразным народам, населяющим Россию, всегда было выгодно в той или иной форме ассимилироваться, влиться в Российскую Империю, степень ассимиляции, повторяю, выбирая при этом добровольно (но при четкой пропорции: большая ассимиляция - большая выгода). Эту выгоду, совершенно конкретную, могущую быть выраженной и в денежном исчислении, всегда понимали и верхи, и большая часть низов. Понимали - и вследствие этого принимали имперскую систему. Так триумфальным успехом российской ассимиляционной политики можно считать Сибирь, к началу ее освоения (если угодно - завоевания) населенную людьми не только национально, но и даже расово отличными от русских. И что же? Уже в ХIХ веке большинство сибиряков считались русскими, а уж к началу ХХ века они и подавно превратились почти что в эталон "русскости". Кстати, в ХVIII веке многие десятки народностей Сибири (а по некоторым данным - несколько сотен) исчезли с лица Земли в результате эпидемий и междоусобных войн. Это как раз и были "самостийники", не желавшие контактировать с Империей. А вот более "общительные" выжили, не в последнюю очередь благодаря помощи русских докторов и строгого запрета на внутренние войны (этот запрет был одной из основ имперской политики). События в Средней Азии шли по тому же сценарию: удельный вес русских неуклонно рос. Ассимиляция развивалась полным ходом и кое-где была почти полной.

Нет сомнения, что просуществуй Империя доныне, в Средней Азии мы могли бы наблюдать "сибирский" вариант. Кстати, Д.Менделеев, около века назад анализировавший демографическую ситуацию в России, пришел к выводу, что при сохранении имевшихся темпов прироста населения количество русских к концу ХХ века приблизится к полумиллиарду. (Это, конечно, вместе с малороссами, которых тогда еще редко кто называл украинцами. Заодно можно подсчитать, во что обошелся России большевистский эксперимент.)

И только узкая прослойка региональных националистов (чаще всего это были выходцы из низов, получившие образование) боролась против этой системы под влиянием романтического идеализма, страха поглощения малого народа большим, из-за мании величия, свойственной иногда представителям малых народов ("комплекс богоизбранности"), или из-за эгоистических соображений отдельных людей, считавших, что в маленьком, но "своем" государстве у них больше шансов выдвинуться.

В ХХ веке к регионалам с их неприятием имперской ассимиляции стали присоединяться и националисты "великорусские", разгадавшие наконец глубинный секрет: национальные особенности крупнейшей (так. наз. "империообразующей") нации могут быть взяты за основу, могут превалировать, но не могут служить эталоном. То есть главенствующему великорусскому этносу тоже приходится "подвинуться", пусть немного, но все-таки примериться к другим народам Империи. А проще говоря - тоже несколько ассимилироваться. Именно этим и объясняются успехи ассимиляционной политики Российской Империи. Именно за это вливание "чужой" крови и ненавидят Империю сторонники "Республики Русь", ратующие за освобождение от "инородческих" областей.

Плоха или хороша ассимиляция - вопрос субъективный. Для одних утрата "этнической чистоты" - катастрофа, оправдать которую невозможно, для других создание мощного единого государства - величайшая победа, за которую стоит заплатить некоторыми "частностями".