Последний вопрос на тему "Who is Mr. Putin?"

На каком-то маргинальном книжном развале автору этих строк на глаза попались две рядом лежащие обтрепанные брошюры. Друг к другу они, судя по фамилиям авторов, названиям издательств, дизайну обложек, формату, верстке и даже цвету бумаги, не имели никакого отношения - их роднило некое экзистенциально заостренное ощущение политического бытия. Одна называлась: "Спасет ли Путин Россию?", другая - "Угробит ли Путин Россию?". Занятно, ведь именно между этими двумя максимами лежат все бесчисленные интерпретационные схемы, объясняющие феномен Путина и тайные пружины путинского режима.

Одна "предельная" схема выглядит примерно так: Путин - счастливый избранник Провидения ("Человек Судьбы", по определению французского геополитика Жана Парвулеско), переродившийся из соратника Собчака и "преемника" Ельцина в спасителя не только собственного Отечества, но и чуть ли не полумира. Он не просто локальный политик, он - деятель исторического масштаба, восстановивший "вертикаль власти", спасший страну от распада и запустения, заставивший считаться с ней основных международных "игроков". Иначе говоря, Путин как анти-Ельцин.

Другая крайняя точка зрения такова: Путин - до гениальности хитрое изобретение политтехнологов, "коллективный псевдоним группы товарищей", созданный для манипуляции общественным мнением и обеспечения социального спокойствия путем эксплуатации феномена "растянутого ожидания", для сохранения итогов ельцинской приватизации и консервации олигархического капитализма, для того, чтобы представители "олигархиума" были уверены в завтрашнем дне. Путин - это председатель совета директоров "Корпорации по утилизации Великороссии" (по определению российского геополитика Вадима Цымбурского), основное задание которой - интеграция останков России в глобализационные процессы, происходящие по американским моделям. Иначе говоря, Путин как новый Горбачев.

За время первого срока Россию он, конечно, не "спас", но и не "угробил", хотя аргументов немало в пользу обеих интерпретаций. Дзюдоист Путин играл, скорее, в политическое айкидо, где главный смысл не в нанесении удара, а в уходе от удара противника. Первый президентский срок он был лицом консенсуса по имени "Путин" - недаром авторы заметок о современных российских властных группировках в журнале "Власть" и телепрограмме "Намедни", где каждый клан обозначен как отдельная карточная масть, определили Путина как туза сразу во всех четырех мастях. Представители самых разных группировок до сих пор считают его "своим", хотя в "политическом казино" российский президент - "крупье", а не "игрок".

"Менеджер" или "помазанник"?

Российскому пониманию власти присуща одна важная особенность, благодаря которой в последние годы стала очевидной не только функциональная и технологическая необходимость присутствия в политике личности, подобной Путину, но и ее онтологическое значение в контексте истории России. Центральное место в отечественной политической культуре занимает представление о трансцендентности и сакральном характере верховной власти. Отсутствие "помазанника" удивительным образом обессмысливает русскую жизнь, лишает ее исторической перспективы. Опыт персонажей, подобных Ельцину и его коллегам в странах СНГ - Леониду Кучме или Эдуарде Шеварднадзе, свидетельствует в пользу того, что десакрализация власти и вырождение важных государственнических смыслов - это причина, а не следствие социальных проблем.

Можно говорить, что приход к власти Путина состоялся благодаря отточенной политической технологии в условиях "управляемого" кризиса. Но сложно спорить с тем, что именно во время его первого президентского срока был приостановлен распад большинства российских инфраструктур и страны в целом.

Массовое сознание "вменяло" Путину I, Путину 1999-2003 годов, немалое количество позитивных харизматических и "государствоцентристских" качеств, которыми, возможно, реальный Путин не обладал. Путину II, Путину 2004-2008 годов, придется соответствовать этому идеальному представлению, иначе в недалеком будущем, когда ресурс ожиданий будет исчерпан, может произойти самая настоящая "девальвация Путина", чреватая вполне реальными и непрогнозируемыми общественными потрясениями. Ведь либеральная идея происхождения власти не свыше, а из "общественного договора", по которой тот же президент рассматривается как наемный менеджер, лишенный сверхчеловеческих свойств, в России работает только на разрушение. Власть структурирует, скрепляет российское политическое и географическое пространство, поэтому и мыслится она не контрактно, а харизматически - фигура "помазанника" является абсолютной точкой отсчета для любых политических процессов. В том числе и для репрессивной ротации элит, проводимой посредством расправы главы государства (царя, генсека правящей партии, президента) и его "гвардии" (опричнины, НКВД, "силовиков") над "правящим слоем" (боярами, "ленинской гвардией", олигархами). Отсюда желание "правящего слоя" контролировать носителя верховной власти, всячески демистифицируя ее источник, желание позиционировать главу государства как часть "правящего слоя" - как менеджера, но не как "помазанника".

Кто станет сценаристом и режиссером выборов

Обе предвыборные кампании - парламентская и президентская - могут иметь, как минимум, три основных сценария развития: катастрофический, мобилизационный и инерционный.

Катастрофический сценарий "включается" при одновременном усилении внутренних и внешних вызовов российской государственности: обрушение мировых цен на нефть, валютно-финансовый кризис, масштабные техногенные катастрофы, теракты вроде событий 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, крупный военный конфликт невдалеке от российской границы (например, между обладающими ядерным оружием Индией и Пакистаном), зимнее "вымерзание" половины российских регионов и т.д. Такой сценарий может иметь непрогнозируемые последствия как для ныне существующего паритета между олигархическими кланами и высшей государственной властью, так и для президента лично. Добиваясь "обрушения" рейтинга Путина накануне президентских выборов в марте 2004 года, найдется немало желающих спровоцировать масштабный общероссийский кризис.

После недавней "бархатной" революции в Грузии многим начинает казаться, что похожий "югославско-грузинский" катастрофический по типу сценарий смены власти можно легко "включить" и в России. Однако Россия осуществляет государственный суверенитет над всей государственной территорией, верховная власть контролирует силовые ведомства, так что спровоцировать системный вызов режиму Путина не так-то просто. В экономически обездоленной, политически и субэтнически раздробленной Грузии, где центральная власть не контролирует большую часть территории, системным вызовом является само нынешнее состояние этой страны.

Впрочем, творческая мысль не дремлет. Борис Березовский в одном из интервью пояснил, как можно в течение суток "обрушить" рейтинг нынешнего президента: банда террористов захватывает большую группу особо незащищенных людей - роддом, зрителей мюзикла, школу, детский сад и т.д., выдвигает ультимативные требования к президенту (минимальным из которых был бы уход в отставку) и для демонстрации серьезности намерений чуть ли не в прямом эфире каждый час расстреливает по несколько заложников.

Политолог Станислав Белковский спрогнозировал не менее кровавый, но чуть более затянутый сценарий. Олигархи-реваншисты провоцируют энергетический кризис, вымораживая в буквальном смысле 20-25 регионов России, после чего организовывают и проплачивают поездку в Москву 50 тысяч недовольных. Там к ним присоединяется еще 10-15 тысяч "лиц нерусской национальности" из Подмосковья. И вся эта многотысячная орава располагается вокруг Кремля на бессрочный митинг с требованием отставки президента. К народу присоединяются лидеры СПС, "Яблока" и КПРФ со своими сторонниками, контролируемые олигархами СМИ начинают безжалостную информационную войну, в Москву приезжает Коллин Пауэл и предлагает Путину разрешить кризис мирным путем, то есть добровольно уйти в отставку. Толпа идет к "Матросской тишине", освобождает Ходорковского и коронует "мученика совести". Себестоимость постановки подобного шоу сценарист оценил в 106 млн. долларов.

Если на развитие предвыборной ситуации по катастрофическому сценарию решится одна из олигархических группировок, противопоставляющая себя нынешней власти, возрастает и вероятность физического устранения президента с появлением на горизонте нового потенциального "харизмата". Политическая либо физическая нейтрализация Путина может быть проведена исключительно "под" какого-то конкретного кандидата. В нынешней ситуации существует только два человека, достойных внимания реваншистов в ближайшие месяцы: Михаил Касьянов, который, подобно Александру I после убийства Павла I, произнесет: "При мне все будет как при бабушке" (то есть при Ельцине; недаром нынешнего президента чаще всего сравнивают именно с Павлом и с героями "Ста лет одиночества" Маркеса), и Сергей Шойгу - как "крутой мужик", привыкший "спасать", как, кстати, "человек Путина", но, в отличие от последнего, напрочь лишенный идеологической составляющей и целеполагания. Такой себе добродушный и харизматичный "олимпийский Мишка" - идеальный объект для политических "кукловодов".

Мобилизационный сценарий становится актуальным в случае усиления какого-либо одного локального дестабилизирующего фактора - резонансный теракт, военная кампания по подобию чеченской, убийство крупного политического деятеля (как в 1934 году устранение Кирова), стихийное бедствие, муссирование вопроса о национализации природной ренты от добычи нефти и газа. Именно мобилизационный сценарий в 1999 году позволил раскрутиться "Единству" на парламентских выборах, а Путину быть избранным в первом же туре выборов президентских.

Такой сценарий более "устойчив", чем катастрофический, - он не угрожает нынешней власти серьезным перераспределением собственности и властных полномочий, но может повлечь возвышение какой-либо агрессивно настроенной группировки, которая захочет навести в стране "порядок", ибо "за державу обидно". В случае реализации похожего сценария обществом вновь будет востребован президент, некогда обещавший "мочить в сортирах".

Но Третьей чеченской войны не предвидится, актуальность иракского кризиса как консолидирующего фактора спала через полтора месяца после начала американской агрессии. Конфликт с Украиной вокруг острова Тузла рассматривался некоторыми персонажами из путинского окружения именно как возможный внешний вызов, вокруг которого на выборах в Госдуму может произойти частичная мобилизация электората (не случайно "фронтменами" конфликта с российской стороны стали Дмитрий Рогозин от пропрезидентского блока "Родина" и краснодарский губернатор Александр Ткачев от "Единой России"), но сама тема с усугублением российско-украинских отношений оказалась неперспективной.

Зато "борьба с олигархами" в нынешних условиях является идеальным сценарием моделирования внутренней угрозы, в противостоянии которой готово морально сплотиться абсолютное большинство российского общества, вокруг которой вновь может возникнуть консенсус по имени "Путин". Демонизация олигархического капитализма вкупе с активно транслируемой по государственным СМИ информацией о политико-финансовом симбиозе олигархов и КПРФ уменьшает электорат левых антипутинских политических сил. С этой же целью спроектирован и блок "Родина", который, правда, отнимает голоса не столько у КПРФ, сколько у ЛДПР и "Единой России", но это издержки производства.

В свою очередь, ни "левая", ни "правая" оппозиции не имеют информационных ресурсов для существенного усиления "мобилизационной" составляющей в своей антипутинской предвыборной риторике и инвективах в адрес то ли "антинародного" (КПРФ), то ли "антилиберального, занимающегося репрессиями бизнеса" (СПС, "Яблоко"), путинского режима.

Наиболее мягким считается инерционный сценарий - он сопровождается нейтрализацией внешних и внутренних угроз существующему политическому режиму и реализуется, фигурально выражаясь, с "малым колокольным звоном". Именно так в 2002 году состоялись перевыборы Александра Лукашенко в Беларуси. По такому же сценарию прошла нынешняя избирательная кампания в Госдуму - не случайно партия власти "Единая Россия" намеренно самоустранилась от дебатов по телевидению. Это именно тот случай, когда молчание - золото. Особенно если "молчальники" контролируют телеэфир и решают, где, когда и как "светить в ящике" своих конкурентов. Когда в 1999 году выборы проходили по мобилизационному сценарию, "Единство" "говорило и показывало" намного больше и громче других партий и блоков. Правда, "Единая Россия" до такой степени уморила электорат своей невербальной рекламой, что в день голосования это непременно сыграет ей во вред.

Поскольку инерционный сценарий не предполагает отпора какой-либо внешней агрессии, идеологический фактор в нем задействован значительно слабее, зато эксплуатируется теория малых дел и соответствующие предвыборные слоганы и послания: "Больше дел - меньше слов", "Не словом, а делом", "Дело надо делать, а не болтать" и т.п.

Выборы в Госдуму проходят по схеме, сочетающей в большей степени инерционные признаки (относительное общественное спокойствие, апатия населения, низкая явка на голосование, ощутимое количество желающих голосовать против всех, максимальное использование административного ресурса партией власти, использование "юридических" технологий как властью, так и участниками выборов, ограниченное количество денег на кампании, сужение возможностей вести агитацию по закону о выборах 2002 года) с признаками мобилизационными (раскручивание антиолигархического бренда, борьба с "оборотнями в погонах", борьба за "диктатуру закона" и т.п.). Можно сказать, что Кремль в обличии партии власти в целом доминирует на выборах, но не контролирует их полностью.

В этой же плоскости находится и основной вопрос, решающийся на подходах к Думе: обретут ли президент и партия власти в нижней палате парламента простое большинство (226-299 голосов) или большинство конституционное (от 300 голосов), позволяющее вносить изменения в Конституцию и принимать конституционные законы. И каковы будут методы консолидации сторонников президента. Наличие "жесткого" конституционного большинства, что, правда, не кажется возможным в нынешних условиях, угрожает элитным застоем, деморализацией депутатов, понижением роли законодательной ветви власти, уменьшением интенсивности политического процесса - как это произошло в Беларуси. Несмотря на кажущуюся предпочтительность постоянного конституционного большинства, с точки зрения функционирования системы такой механизм в конечном итоге менее стабилен и подвержен саморазрушению (и в этом пункте, как видим, "инерционный" сценарий неуловимо смыкается с "катастрофическим"). Наличие относительного большинства предполагает компромиссы и согласования действий между фракциями. Это меньший уровень политических возможностей, но более высокий уровень гарантий политической системы в целом, в том числе - и от произвола со стороны президентской власти в случае, если, к примеру, в самом главном кресле вдруг окажется новая неожиданная фигура.