Десять лет назад сыграли свадьбу Эмма Томпсон и Кеннет Брана. Казалось бы, ничего особенного, радость немногочисленным фанатам, событие вполне преходящего культурного значения. Но брак этот оказался неожиданно плодотворен. Нет-нет, Эмма Томпсон не стала портить родами девичью талию и не повторила гражданский подвиг матери-героини Деми Мур. Просто английская пара на протяжении целой декады снабжала американский кинорынок разнообразными костюмными фильмами и сумела сделать невероятное - перестроить вкусы Голливуда.

В отличие от своих соотечественников, того же Гэри Олдмена или Тима Рота, успешно зарабатывавших на жизнь в блок-бастерах и смело штамповавшихся в амплуа злодея и комика соответственно, Томпсон-Брана не изменили привычкам и манерам, вывезенным из Британии. В свое лос-анджелесское поместье они приглашали друзей на файв-о-клоки, читали на ночь Шекспира и Вордсворта и говорили с аристократической отчетливостью, которой обучают в театральных школах Англии. Они навязали шамкающим поп-корном зрителям культурные ценности Старого Света, и, удивительно, зрители им покорились. Первый сладкий успех, позволивший "старосветским помещикам" перебраться в Голливуд, был связан с фильмом "Генрих V". Брана сам поставил его, сам сыграл главную роль и сделал, что обещал - затмил Лоренса Оливье. По сравнению с римейком, старый "Генрих V" казался вызывающе политнекорректным и затянутым произведением. Кино, снятое Брана, было динамично и вежливо. Это был крепко сделанный боевик, осложненный рефлексией главного героя - классическая схема, работавшая, например, в "Крестном отце". Понятное дело, Голливуд принял омоложенного Шекспира на ура. Французскую принцессу в "Генрихе V" сыграла Эмма Томпсон. И по тому, как целовались герои в финале, стало до боли ясно - свадьбы не миновать.

За последующие десять лет Томпсон и Брана успели переиграть с дюжину костюмных ролей. Их навязчиво тянуло в прошлое: только натянув камзол с кринолином, они могли отвоевать свою нишу на жестоком кинорынке Голливуда. Только реверансы и куртуазную болтовню они могли противопоставить разборкам в Бронксе. Их фанатами стали училки и отличники. Сходив на "Разум и чувство", снятые по сценарию Эммы Томпсон с нею же в главной роли, можно было легко и приятно ознакомиться с дайджестом романа Джейн Остин. Поглядев "Много шума из ничего", поставленные Брана, с тою же Томпсон в роли Беатриче и ее матушкой на подхвате, нетрудно было сдать экзамен по Барду. Голливудская индустрия слишком долго ориентировалась на большинство - прыщавых троечников, заполняющих по уик-эндам кинозалы. Киноклассика, приготовленная по рецептам Томпсон-Брана, была предназначена для более продвинутого меньшинства. Но мало-помалу это меньшинство набирало силу.

Британские интеллектуалы эту сладкую парочку терпеть не могли. В самом деле, представьте Никиту Михалкова, который переезжает в Калифорнию, открывает там ресторан "Царь Никита" и начинает из года в год выпускать фильмы с многообещающими названиями "Война и мир", "Преступление и наказание", "Облом", в смысле "Обрыв". Примерно ту же самую операцию проделывали Брана и Томпсон с наследием Вильяма нашего Шекспира. Оказалось, что священная корова британской литературы по-прежнему дает жирное молоко. Диалоги не менее остроумны, чем те, что пишут сценаристы "Метро Голдвин Майер", роли нравятся актерам, а исторический антураж почему-то приводит публику в состояние экстаза. Словом, старина Шейки, как называют его в американских школах, еще вполне годится на продажу.

Так, с легкой руки детей туманного Альбиона, постмодернизм пошел в зрительские массы. Самые непретенциозные фильмы мейнстрима притворялись высококультурными созданиями. Из-за любой реплики выглядывали подтекст, контекст и традиция. Американские актеры вслед за своими британскими собратьями учились носить платья со шлейфом и целовать дамам ручки. Постаревшие яппи, чей неоконсерватизм дошел до комического предела, с умилением следили за ними. Культурные ценности, ослепительные воротнички и умение элегантно разделывать лобстера, - сохранив им верность, Томпсон и Брана приучили к ним и недружественные Штаты.

В середине 90-х критика разлюбила двух англичан. Новейшие опыты Брана и Томпсон вызывали только зевоту. Теперь им ставили в укор как раз то, что раньше всем так нравилось - чисто английскую сдержанность, непогрешимые манеры, синий лед в глазах. В 96-м они развелись. Но дело было сделано. Исторические мелодрамы оказались на пике современной киномоды. "Титаник" приплыл к Оскару. В следующем году "Спасение рядового Райана" - мундиры времен второй мировой с педантично воссозданными нашивками, значками и погонами, юбки колоколом, дедовские пистолеты - состязалось с "Секретами Лос-Анджелеса" - шляпки на одну бровь, пиджаки с накладными плечами, прически а-ля Лана Тернер. И наконец, триумф "Влюбленного Шекспира" доказал, что идеи, овладевшие массами, просто непреодолимы: кинозал окончательно превратился в музей восковых фигур, куда ходят поглазеть на костюмы и посчитать фальшивые бриллианты в венце английской королевы.