Майкл Тилсон Томас (Michael Tilson Thomas) - потомок украинских переселенцев, музыкант в третьем поколении, пианист по первому образованию. Ныне является художественным руководителем и главным дирижером San Francisco Symphony. Также известен как основатель оркестра New World Symphony для одаренных выпускников американских консерваторий. В 1994 году в Америке был назван дирижером года. В 1995 году стал эксклюзивным музыкантом фирмы BMG Classics. После записи им семи дисков с музыкой Стравинского и организации позапрошлогоднего Strawinsky-fest'а принято считать, что дирижер заметно скорректировал позиции русской музыки ХХ века на мировом рынке. Пятикратный номинант Grammy, Майкл Тилсон Томас был дважды удостоен этой премии за записи музыки Стравинского и Прокофьева. В Москве выступал впервые.

Для человека, который в десять лет слышал Стравинского "живьем", в восемнадцать - играл ему на фортепиано, а затем долго пользовался возможностью лично присутствовать на оркестровых репетициях Стравинского, Майкл Тилсон Томас очень неплохо сохранился. В сравнении с "молчаливой тенью" Стравинского - дирижером и летописцем Робертом Крафтом (Robert Craft), Майкл Тилсон Томас, наверное, слишком практик и авантюрист. Переквалифицировавшись из пианистов в дирижеры, он играл не только настоящую американскую (Чарльз Айвз, Джордж Гершвин) и европейскую (Бетховен, Малер) музыку, но и совсем не во вкусе Стравинского музыку Штокхаузена (язвительно сравниваемую мэтром с пусканием мыльных пузырей), Джона Кейджа (который "работает под девизом "сделай сам") и других, кого иронически отторгал главный модернист ХХ века Игорь Стравинский за участие в "заговоре беззвучности".

В богатой событиями и все-таки явно двусторонней биографии композитора-эмигранта сегодня ощутим, пожалуй, только один пробел: русскость Стравинского. Возможно, именно этой таинственной категорией и объясняется интерес Майкла Тилсона Томаса к предложению, полученному от руководства РНО. Три номера программы, кроме того что предъявляют экстраординарные требования к кондиции русского коллектива, интригуют еще и внеконкурсным контекстом. Ни одного из этих сочинений, кроме "Весны священной" в исполнении оркестра Мариинки с Валерием Гергиевым, на памяти Большого зала консерватории нет.

Увы, в первом отделении, на музыке балета "Аполлон Мусагет", струнная группа оркестра довольно вяло вывела "неоклассицистскую" линию, совершенно не почувствовав в музыке Стравинского духа заказчика-Баланчина - потребителя типажных контрастов и кудесника темповой пластики. "Симфония в трех движениях" (возможно, благодаря вливанию духовой и медной группы) прозвучала на порядок лучше. Тембры в ней уже притерлись друг к другу. Почти получился "надтактовый" ритм. Однако затяжки от старательно высчитываемых пауз сделали впечатление не таким благоприятным, каким оно могло бы быть.

Зато в "Весне священной" (после антракта) оркестр блестяще прошел Strawinsky-test. Хотелось бы отрецензировать это в духе самого Стравинского, который в свое время сравнивал три записи - Караяна, Булеза и Крафта (Karajan, Boulez, Craft). Например, написать: "Фагот играет хорошо хрипловато, но чересчур занят счетом ("Поцелуй земли")". Или: "Контрабасы на сильной доле звучат легче, чем у Гергиева, но это лишает музыку вопиюще-жирной краски ("Вешние хороводы")". И под финал главное: "("Великая священная пляска") Темп чуть посажен вначале, но не лишает музыку напряжения. Очень верная короткая пауза перед последним флейтовым пассажем. Конец превосходен". Конец был и впрямь превосходен, поэтому его сыграли на бис.

(c) Елена Черемных, 2000

(c) ИД "Коммерсантъ", 2000