• Десять фильмов текущей недели

К премьерам "Неуязвимого" М.Найта Шьямалана и "Под песком" Франсуа Озона

Создатель теории архетипов, Карл Густав Юнг, кажется сегодня фигурой уже неактуальной. Однако выясняется, что архетип - применительно к жанру, герою или "экранному пространству" - превратился сегодня в основной инструмент для молодых режиссеров, вознамерившихся попасть в ряды киноклассиков. Причем касается это как "интеллектуалов", так и создателей "блокбастеров". Просто архетипы в каждом случае берутся из соответствующего арсенала. Американский индус М. Найт Шьямалан и коренной француз Франсуа Озон не настолько бесталанны или пугливы, чтобы выезжать на чужих штампах. Кроме того, Шьямалан и Озон весьма недурно образованы. Поэтому они препарируют удобные архетипы национальных кинотрадиций, лепя из них, как из пластилина, вполне оригинальные произведения. При просмотре оных выясняется (здесь от Юнга плавно перейдем к Фрейду), что у каждого из режиссеров определяющим становится то, какие фильмы он смотрел в детстве.

Как стать Бэтменом

Америка - страна героев. Во всяком случае, именно такой кинематографический архетип работает в сознании всех воспитанных на голливудском кинематографе зрителей. Духовный наследник Спилберга и Лукаса, Найт Шьямалан вполне сознательно использует "темную сторону Силы". Он понимает: времена нынче не те, что 30 лет назад, и наивный детский героизм себя изжил. Сам Спилберг снимает фильмы о Холокосте и выливает на зрителя потоки крови в "Солдате Райане". Сам Лукас после сказки о победе рыцарственного Добра над Империей Зла принялся за новую, страшную сказку о торжестве непобедимой Тьмы над сомнительным Светом. Поэтому Шьямалан - певец Тьмы. Более-менее трагическая развязка "Шестого чувства" и более-менее оптимистический финал "Неуязвимого" оставляют у зрителя одинаково гадостное ощущение. А связано это с тем, что пресловутая шокирующая концовка в обоих случаях (вполне натянутая, между прочим, но от этого не менее забавная в качестве сценарного хода) ничего не решает. То есть зритель получает "по мозгам", а на его подкорке остается след от темных медленных пейзажей, амбьянса ночной квартиры и туманных очертаний прохожих.

Это и есть тот вполне самостоятельный мир Найта Шьямалана, в который он внедряет нечуждые любому среднему американцу архетипы. И таким образом становится модным режиссером, снимающим кассовые фильмы, а не мрачным индийцем-отщепенцем, каковым ему полагалось бы быть. Самый простой способ достигнуть желаемого - использовать актеров, каждый из которых несет свою архетипическую нагрузку. Например, Брюс Уиллис. В "Шестом чувстве" он был психиатром, "работавшим" с трудным ребенком. Архетип просчитывается без труда: создавая совершенно самостоятельную историю, Шьямалан заимствует Уиллиса у "Цвета ночи" и "Меркурия в опасности". В "Неуязвимом" - еще более знакомый зрителю Уиллис-герой, отставной полицейский "Крепкого орешка", превратившийся в экс-футболиста и штатного охранника. При этом Уиллису снова "дан в придачу" маленький мальчик (в данном случае - сын), с которым образ лысоватого немногословного героя ассоциируется все чаще. Короче, все формальности соблюдены.

Героический статус Уиллиса не нуждается в подтверждении, и в этом слабость фильма Шьямалана. Он просто утверждает - "перед вами герой", но не утруждает себя доказательствами. Дэвид Данн никогда не болел, не попадал в аварии, и даже в катастрофе пассажирского поезда, где не выжил ни один пассажир, он не получил ни царапины. Причем неочевидный комизм ситуации подчеркнут тем, что сам Дэвид этого никогда не замечал. Как и своей интуиции в области любой опасности для окружающих. Он сам не подозревал, что он - супергерой. Впрочем, тем самым априорность архетипа становится лишь более очевидной. Так это происходит и в случае второго персонажа. Элайджа Прайс - чернокожий инвалид с ненормально хрупкими костями, тотальная противоположность Данну (воплощен Сэмуэлем Л. Джексоном). Он, благодаря Тарантино, напротив представляет не деятельную, а рассудительно-спекуляционную сторону "американского героизма". Киллер, подавшийся в религиозные проповедники, - явление неожиданно темной и даже интеллектуальной стороны кинематографического бытия. На видимом и подспудном контрасте Уиллиса и Л. Джексона строилось еще два фильма: помимо пресловутого "Криминального чтива", речь идет о "Крепком орешке - 3", самой нетрадиционной части трилогии. Там впервые "герою" понадобился помощник-"умник". Таким же умником, только подросшим, выглядит Элайджа. Неудивительно, что до самого финала зрителю неясно, союзниками или противниками станут Герой и Калека.

Еще один важный элемент структуры "Неуязвимого" - комиксы. Относясь к ним крайне серьезно, Шьямалан убеждает зрителя в том, что комикс - не детская игрушка, а воплощение того самого могущественного архетипа. Даже более могущественного, чем реальный человек, который под воздействием раскрашенных картинок превращается в их двухмерного героя (это превращение по ходу картины происходит с обоими персонажами). И сам Бэтмен становится, таким образом, уже не сказочным героем, а Героем серьезным, настоящим, несущим на своих плечах нелегкую миссию Героизма. В результате, "Неуязвимый" - любопытный опыт реалистической истории о том, как обычный человек может стать Бэтменом (Суперменом, Спайдерменом и т.д.), напялить гротескный плащ-дождевик и отправиться на спасение человечества. Тем более забавно наблюдать, как в такой истории функционируют крайне далекие от эстетики "комиксового кино" приемы: неожиданные, почти эстетские ракурсы съемки, затемненные цвета, черно-белые вставки "воспоминаний", костюмы и декорации, напоминающие замаскированный вариант какой-нибудь "Матрицы".

Увы, с поставленной задачей Шьямалан справляется не полностью. Тема героизма подчиняет его себе, он начинает увлекаться излишне пафосной музыкой и заставляет невинного младенца, невнятного и никчемного сына героя, лить ручьи слез (растроганных, разумеется). Становится идеей фикс и холодный душ в последней сцене, по принципу того же "Шестого чувства"; однако, несмотря на очевидную неожиданность финала, новой информации зрителю он не добавляет. То, что Брюс Уиллис - герой, все поняли еще в начале; а вот что ему делать со своим героизмом - остается неясным. Единственный пример героического действа (как и в "Шестом чувстве" - одного раза явно недостаточно) не убеждает, а заявленное в финале решение сдать главного злодея в полицию выглядит и вовсе нелепо. Может, все-таки Бэтмену в суровом нынешнем климате не место?

Люби меня, как я тебя

Франция - страна любви. Еще один штамп, а что делать... Гипертрофированный героизм в исполнении Шьямалана и Уиллиса забавен, а воплощение вечно живого Эроса Шарлоттой Рэмплинг и Франсуа Озоном трогательно и убедительно. Здесь Озон - на своей территории, он уверенно продвигается во мраке сюжета (как признается сам автор, сценарий писался уже в ходе съемок, и финал не был известен заранее). При этом, как ни парадоксально, мягкая и совершенно логичная кода "Под песком" смотрится особенно выигрышно на фоне явно продуманного и просчитанного заранее шокового финала "Неуязвимого". Но надо признать, что и материал куда более благодатный. Европейская психологическая драма с легким налетом мистики, по признанию Озона - в стиле и духе гуру современного кино Бергмана, да еще и со стареющей звездой "Ночного портье" в главной роли. Подобные составляющие не могут не дать эффективного результата. Разумеется, к чистому монтажу чужих элементов здесь все не сводится - творческая миссия Озона заключается в том, чтобы заставить работать привычные архетипы в новых обстоятельствах.

И он это делает блестяще, создавая из прежних кусочков привычного паззла новую мозаику, простую и изысканную. Шарлотта Рэмплинг - поистине архетипический персонаж. Странная садо-мазо-нациэстетика эротического фантазма Лилианы Кавани была бы невозможной без Шарлотты, но и Шарлотты нет без "Ночного портье". Лишнее тому доказательство - еще одна ее удачная роль во французском дебюте Нагисы Осимы "Макс, моя любовь". Более чем показательно то, что классик, впервые совместивший порнографию с высоким искусством, обратился именно к этой актрисе. Неудивительно и то, что на сей раз речь пошла об очередной нетрадиционной сексуальной практике - зоофилии. Еще важнее другой фактор: стопроцентная целомудренность "Макса", упор на "чувства, а не секс", превращающий Рэмплинг в своего рода квинтэссенцию Загадки Любви. Английская актриса, ее странный акцент и необычная красота - тонкие губы, лучистые глаза - привлекают в основном иностранцев: итальянских, японских, греческих, французских режиссеров. Красота и любовь обязаны быть непонятными - именно тогда они привлекательны. Поэтому Озон не обязан, в отличие от Шьямалана, разъяснять зрителю суть представленного архетипа.

В "Под песком" Шарлотта Рэмплинг оставлена со зрителем фактически наедине. Для этого Озон использует ряд ходов: для начала дает Рэмплинг в спутники Бруно Кремера, игравшего в основном Мегрэ в полицейских телесериалах - грузного, малообаятельного, типичного галла. Затем Кремер исчезает - неожиданно и навсегда. Его засосали зыбучие пески, поглотила пучина? Неизвестно вплоть до финала, да и после. Ясно одно: одинокая Рэмплинг и есть сама Любовь. Ее чувство к мужу, верность которому она желает хранить до последнего, ничем не мотивировано. Предполагаемый любовник куда красивее, импозантнее, по всем статьям лучше. Но Она любит только Его (архетипический характер персонажей, этих Адама и Евы на закате бытия, подчеркнут хрестоматийными именами - Жан и Мари). И Она не может с Ним расстаться - ее любовь творит чудо, воскрешая мужа или, по меньшей мере, не позволяя ему окончательно умереть. Его призрак, становясь в своем улыбчивом тихом безмолвии все более привлекательным, не преследует, а поддерживает ее. И эта любовь - Любовь с большой буквы - настоящая, реальная, убедительная, хотя (или поскольку) в ней нет телесной составляющей. Мари-Шарлотта стареет, ее красота остается незыблемой, а эротизм как бы испаряется. Даже обнаженная натура Рэмплинг в кадре не мешает всему происходящему восприниматься в качестве воплощения платонической любви.

Если что и объединяет фильмы Шьямалана и Озона, так это их фантомная, призрачная структура. Каждый из них - навязанный зрителю сон, волшебный или страшный. Но это не рождающий чудовищ сон разума: это сон культуры, смонтированный из обрывков вечных представлений о Мужском (героическом) и Женском (эротическом) началах. Инь и Янь - тоже своего рода архетипы. В конце концов, даже на рубеже тысячелетий все мы по-прежнему - мужчины и женщины. Банально, но факт.