• Десять фильмов недели: 22-28 января
• Десять фильмов недели: 29 января - 4 февраля

К премьерам американского фильма "Изгой" и гонконгского фильма "Любовное настроение"

"Изгой" и "Любовное настроение" - два фильма и две парадигмы, личностные и творческие, с которыми человечество встретило XXI век. Обе картины - этапные вехи в творчестве крайне заметных и любимых критиками и публикой режиссеров; обе говорят в разной форме об одном и том же. Европа, в которой живем и мы, вошла в новую эпоху в качестве поля битвы между двумя жизненными философиями, не обладая собственной. С одной стороны наступает агрессивная американская модель, когда-то произошедшая из Европы, а с другой - набирающая силу и влияние именно в Европе (тому доказательством - горы призов, которыми ежегодно осыпают на всех европейских фестивалях китайские, иранские и японские фильмы) модель азиатская - не то чтобы пассивная, но более гармоничная и потому притягательная.

Основа американской модели - личность, роль которой в истории чаще преувеличивается, чем приуменьшается. "Изгой" - новое творение Роберта Земекиса, личности, которая вполне серьезно оценивает свою роль в мировом культурном процессе. После игровых "Назад в будущее" и "Кролика Роджера" Земекис в "Форресте Гампе" начал фундаментальное исследование природы человеческой. Граница идиотизма и святости в образе главного героя, бесспорного центра картины, со всеми скидками на голливудские условности и иронию ситуации (ХХ век глазами недоумка), поднимает вопрос "что есть человек" в самой фундаментальной форме. Позже Земекис так и не смог вернуться к чисто функциональному развлекательному кинематографу. Снимая фильм про инопланетян ("Контакт"), мистический триллер ("Что скрывает ложь") или приключенческую картину ("Изгой"), каждый раз он выходит за жанровые рамки, ударяясь в мессианство спилберговского типа, поднимая важнейшие вопросы и предлагая подобия их решений.

Вторая ключевая личность "Изгоя" - исполнитель главной роли Том Хэнкс. Даже вне "Форреста Гампа" Хэнкс представляет в глазах рядового американского кинолюбителя вполне универсальный образ Человека, который Звучит Гордо. Здесь сливается воедино память о космическом честном парне из "Аполло-13", угнетенном, но не раздавленном больном гомосексуалисте из "Филадельфии" (без политкорректной составляющей образ Человека неполон), верном и самоотверженном солдате из "Спасая рядового Райана"; гуманистический идиотизм Форреста служит здесь обобщающей основой, объединяющей все вышеперечисленные образы. Нет ничего удивительного не только в том, что именно Хэнкс стал новым Робинзоном в "Изгое", но и в том, что на эту роль он напросился сам и идея принадлежит ему в не меньшей степени, чем Земекису. Герой в американской модели остается Героем, даже будучи всего лишь актером.

Остается сказать несколько слов о результате сотворчества Хэнкса и Земекиса - то есть, о самой истории, рассказанной в "Изгое". Это современная робинзонада, герой которой - типичный бизнесмен конца века, ненормально занятый делами руководитель одного из подразделений "Федерал Экспресс". В начале фильма Чак Ноланд открывает новое бюро "ФедЭкс" в Москве, затем отправляется на другой конец света, успевает в преддверие Рождества повидаться с герлфренд Келли, дает ей понять, что собирается на ней жениться, и снова - в путь, через Тихий океан... где самолет в грозу сбивается с курса, терпит крушение, и лишь ему одному удается выжить и попасть на уединенный необитаемый остров. Дальше все - по знакомой канве: найдя несколько предметов, выброшенных на берег морем, Чак обустраивает свой скудный быт. Добывает огонь, находит укрытие, готовит пищу, валит деревья... До тех пор, пока не представляется возможность четыре года спустя попасть обратно в США.

История Робинзона всегда была манифестом человеческой природы, обнажающим все слабости и все преимущества человеческого бытия. Однако на сей раз нарочито подчеркнута единичность героя, так же, как и оборотная сторона - его одиночество. Пятницей Ноланда становится баскетбольный шар Уилсон, на котором он нарисовал собственной кровью забавную рожицу. Таким образом, этот Робинзон разговаривает сам с собой, ему не на кого рассчитывать, и на Землю он попадает не благодаря случайному кораблю, а своими силами - выстроив плот и отправившись в безнадежное плавание по открытому морю. Чак Ноланд - человек без свойств: в начале мы видим только его озабоченность работой и делами, в середине - стремление выжить, в финале - растерянность перед жизнью, которая не стоит на месте. Герой - пустой сосуд, в который авторы фильма вливают те эмоции, которые, по их мнению, должны овладеть каждым человеком в подобной ситуации. Другими словами, Чак - универсальный образ Человека, самый универсальный из всех, когда-либо воплощенных Томом Хэнксом. Поэтому бессмысленно искать в нем черты яркой индивидуальности (как и в "Робинзоне" Дефо): "Изгой" держится не на Персонаже, а на Человеке.

И вот что здесь особо интересно: сюжет, который принято считать гимном человеческой натуре, в интерпретации Земекиса таковым не является. То, что по идее должно вызывать восторг зрительного зала, а именно сцены на необитаемом острове, вызывает лишь смех; никто не боится за него, никто не волнуется - понятно, что в результате все закончится хорошо. На первый план выходит не могучая натура героя, а его одиночество, умело и остроумно подчеркнутое Земекисом: обычная голливудская музыка, сопровождающая начало и финал фильма, в тягостной середине практически отсутствует; не приходят на помощь Хэнксу и спецэффекты. Зато в последних сценах режиссеру удается-таки обмануть зрительские ожидания: хэппи-энда не происходит. Более того, архетип Робинзона внезапно сменяется архетипом Одиссея... и если Робинзону удается, как и положено, выжить и вернуться домой, то Одиссея на Итаке ждет разочарование. Его Пенелопа давно любит другого, мстить некому, жизнь продолжается и без его участия. Так честный финал искупает все сделки с совестью и продюсерами, на которые режиссер и сценарист шли до того: герой стоит на перекрестке всех дорог в растерянности, не зная, куда пойти. Ответственность за то, чтобы быть Человеком - Центром Мироздания - слишком тяжела, чтобы какой-то Чак Ноланд мог ее вынести; он предпочел бы жизнь с краю, а не в центре, жизнь среди подобных ему. Быть может, именно поэтому герой Хэнкса настойчиво твердит: "Мне помогла случайность. Я должен был умереть".

Совсем по-иному дело обстоит в случае с фильмом Вонга Кар-Вая "Любовное настроение", одной из лучших картин года. Кар-Вай, как и Земекис, - фигура центровая, без которой современного кино бы не существовало. Однако от функций мессии, Знающего Правду, Кар-Вай отказывается принципиально; ему ближе амплуа "модного режиссера", то есть того, кто не только создает моду, но и следует ей. Кар-Ваю не кажется зазорным красть чужие приемы - не для того, чтобы их осмеять и вывернуть наизнанку, а просто для того, чтобы понравиться зрителю. Кар-Вай любит снимать легкое и легковесное кино (тому примером - самый знаменитый его фильм, "Чунгкингский экспресс"), он следит за формой больше, чем за содержанием. Он любимец публики, и при этом он полная противоположность Спилбергу, Земекису, Кэмеруну и иже с ними.

Особого внимания заслуживает и главный герой "Любовного настроения", один из любимых актеров Кар-Вая Тони Люн. В Каннах все удивлялись тому, что Люну дали приз за лучшую мужскую роль, - и сошлись на мнении, что дали просто, чтобы отметить "Любовное настроение" хоть как-нибудь (второй приз, за лучшее художественное решение, монтажеру, художнику и оператору, вопросов не вызывал). Между тем в решении жюри есть своя закономерность. В лице Люна оно премировало иной тип человека и героя, принципиально не схожий с деятельной и страдающей Личностью американской модели. Тони Люн не действует и не страдает. Он носитель харизмы, и замечателен этим. В Cyclo ("Рикше") - знаменитом фильме вьетнамского режиссера Тран Ань Хунга - Люн играет гангстера по прозвищу Поэт: среди напряженных и запутанных интриг фильма он ходит неторопливо, молчаливо (стихи читает исключительно про себя), с неизменной сигаретой во рту. И зрителю очевидно, что без него фильма нет. В таком качестве Люн выступает во всех фильмах Кар-Вая - статичный красавец с непроницаемым выражением лица, становящийся как бы помимо своей воли центром интриги.

Наиболее показательно в этом контексте "Любовное настроение". Это фильм о несостоявшейся любви: обнаружив, что их супруги изменяют им друг с другом, герои картины, журналист Чжоу (Тони Люн) и секретарша в крупной компании Су Ли-Дзен (не менее известная в Азии международная звезда Мэгги Чун) пытаются сблизиться. Их знакомство перерастает в любовь, которой они сами не позволяют вылиться во что-либо серьезное, так как не хотят "быть похожими на них". В результате, расставшись с мужем и женой, они расстаются и друг с другом. Сюжета практически нет, ни одной эротической сцены - даже ни одного поцелуя - да и персонажей минимум (так, супругов-изменщиков зрителю не суждено увидеть за весь фильм ни разу); и если Земекис не в силах себя обуздать: "Изгой" длится около двух с половиной часов, - то Кар-Вай будто через силу дотягивает до хронометража полноценного фильма - полутора часов. "Любовное настроение" и в самом деле фильм настроения, которое и завораживает зрителя, - виртуозная камера, кадры, выстроенные как гравюры, дивная музыка (оригинальная тема смешивается с ностальгическими мелодиями Нат Кинг Коула), флер 60-х (тогда и происходит действие)...

Именно актеры создают это настроение: загадка, притягивающая наблюдателя, - это то, что не расшифровано автором до самого конца; тайна чувств персонажей, которая спрятана за их непроницаемыми лицами. Если чувства героя Тома Хэнкса читаются у него на лице без малейшего труда, и этим его актерские работы привлекают зрителей, то единственные изменения, которые можно увидеть в герое Тони Люна на протяжении фильма - это разные галстуки, смена которых (как смена одинаковых по покрою, но различных по цвету платьев Мэгги Чун) равнозначна титру "прошло некоторое время". Если в патриархальной голливудской системе деятельный герой должен быть мужчиной (Ноланд попадает на остров и пытается выбраться оттуда, Келли просто его ждет), то в картине Кар-Вая принципиальной разницы между героем и героиней не делается. Оба в равной степени инициаторы едва намеченных отношений, оба бездеятельны, и для обоих это не является недостатком. Азиатский герой - герой не-действия, герой статичный и именно этим привлекательный. Если Чак Ноланд - прозрачный сосуд, который Земекис наполняет приключениями и чувствами, то журналист Чжоу - сосуд затемненный. Зрителю не известно, чем он наполнен, и не известно, наполнен ли он вообще. Симптоматично, что под влиянием новой любви Чжоу начинает писать роман "о боевых искусствах", но знать о том, написан ли роман и хорош ли он, дано лишь самому Вонгу Кар-Ваю.

Американец утверждает свое право называться Человеком и звучать Гордо. Азиат ни на что подобное не претендует. Американец действует, азиат не двигается с места. Американец любит, строит, страдает, плывет, теряется, находится... Азиат любит и молчит, и никому не суждено узнать о его любви. Американец остается в одиночестве, хотя хотел бы найти спутника; азиат вовлечен в сложную общественную систему, и отказывается от спутника по своей воле. Том Хэнкс уродлив, как истинный хомо сапиенс; лицо Тони Люна недвижимо и прекрасно, как старинная маска. "Изгой" привлекает откровенной меланхолией одиночества, "Любовное настроение" - чувством сладостной нереализованности. Впрочем, оба фильма объединяет нарочитая незавершенность: открытый финал смотрит в будущее, на границе которого оказались герои, а значит, и зрители. По какому пути пойти в новом времени, каждый выберет сам.