Русский Журнал: МГУ: формула присутствия СЕГОДНЯ в образовании, в культуре (в политике) и в вашем личном профессиональном измерении (в вашей жизни и в работе).

Олег Воскобойников: МГУ элитарен до невозможности, он был таким всегда и остается сейчас. И свою элитарность он всячески культивирует. Это выражается, в частности, в том же самом праздновании юбилея, в других громких акциях и, наконец, проявляется в общественной позиции, репрезентации. А репрезентация МГУ самая элитарная: "мы будем держать планку" и тому подобные принципы. На самом деле для общества все белыми нитками шито: это закрытый вуз, в который попасть практически нереально.

Я не могу оценить однозначно, сохраняет ли МГУ до сих пор лидирующие позиции в сфере высшего образования. Если я скажу "да", это будет тупой местечковый лжепатриотизм, бравада, которую я в МГУ терпеть не могу. У него, как и у других вузов, есть свои положительные и свои отрицательные стороны. Конечно, Университет остается главным вузом страны, у него же пока есть своя отдельная графа в бюджете.

Для меня Университет - главное, я не рассматриваю эту работу лишь как часть своей жизни, для меня, наверное, это вся жизнь. Поэтому я продолжаю там держаться, несмотря на плохие условия работы и несправедливое денежное вознаграждение. Но если сравнивать с другими московскими вузами или академическими структурами, условия в МГУ нормальные, терпимые.

РЖ: Есть ли сегодня МГУ-шная среда, субкультура? Как она существует, где ее границы обнаруживаются? Что существенно изменилось за последние 10-20 лет?

О.В.: Я не очень понимаю, что такое субкультура в отличие от просто культуры. Мне кажется, у сегодняшних студентов уровень личной культуры стал ниже. Думаю, это проявление их субкультуры. На экзаменах они, конечно, ведут себя иначе, но стоит выйти в коридор, и ты понимаешь, что оказался на площади. С другой стороны, это проблема не студентов, а людей, которые ведут отбор студентов. Дело в том, что сегодня снизилась планка приема. Не исключено, что это мое преподавательское брюзжание. Преподавателю положено брюзжать, что студент чем дальше, тем хуже. Хотя, если судить по выступлениям студентов на экзаменах, не все так плохо. Конечно, они стали хуже говорить, хуже выражают свои мысли; складывается впечатление, что снизился уровень преподавания в школе. Они часто не знают элементарных вещей. Но, повидав студентов в университетах Франции, Германии и Англии, не скажешь, что наши хуже, иногда кажется, что даже лучше. Потому что в отличие от большинства крупных университетов Европы в МГУ еще существует отбор, чего европейские университеты себе позволить не могут. Но не могут они себе позволить этого не потому, что они такие плохие, а потому что законы такие - университет должен быть открытым. А у нас он закрытый. Например, в Германии в нормальном обычном университете учится двадцать пять тысяч студентов, а в крупнейшем вузе страны - МГУ - двадцати не наберется. Поэтому все, в общем, надо сравнивать.

Мне кажется, что эмгэушная корпоративная среда существует, но больше не на уровне "мы - преподаватели МГУ", а на уровне "мы - преподаватели такой-то кафедры", а кафедра через факультет уже относится к МГУ. Эмгэушная среда очень дробная, на мой взгляд. Если бы был общеуниверситетский профессиональный патриотизм, мы бы умели соединиться, чтобы бороться за свои права, чего мы делать не умеем. Ни одной демонстрации, ни одного общественного движения преподавателей пока что не намечалось, хотя все это давно требуется. Давно назрела проблема нормальных условий работы. Но, конечно, такая демонстрация выглядела бы смешной, потому что нас было бы мало - ну выйдет такая толпенка под окна ректората на Воробьевых горах, их покажут по телевизору, а зрители скажут: совсем зажрались, мало того, что они дерут такие деньги за вступительные экзамены, им еще и не хватает. То есть в общественном мнении, я полагаю, главное - это всегдашняя недоступность МГУ.

Пессимистичные мои мысли сводятся к тому, что МГУ лучше все равно не станет, потому что эмгэушных преподавателей сколько ни корми, все равно им мало будет. Другое дело, что никакой внутренней справедливости при распределении даже этих несправедливых доходов тоже быть не может. Потому что Университету чужд демократизм. Глубинного демократизма в Университете быть не может, так же, как его не может быть ни в одной общественной или политической структуре в России. У нас существует такая же иерархия, как, например, в мэрии Москвы или в правительстве, со всеми вытекающими отсюда ценностями.

По своему опыту знаю, что корпоративный эмгэушный дух существует и вне стен Университета. Например, когда едешь за границу и встречаешь там человека из МГУ, чувствуешь в нем что-то родное, и это я бы назвал неким эмгэушным корпоративным духом во внешнем пространстве. Мне, безусловно, приятно видеть выпускника МГУ где-нибудь в Марбурге, Париже или Милане.

РЖ: Что для Вас сегодня остро актуально в вашей сфере гуманитарного пространства/(в вашей отрасли гуманитарных знаний), русского(ой) и не только? Намерены ли вы соотносить с этим пониманием ближайшие и долгосрочные научные исследования?

О.В.: Для меня лично сейчас главное - культуртрегерская функция: показать своим студентам, чтo может быть интересно в не самых актуальных, на первый взгляд, сюжетах, вроде истории Средних веков, и, кроме этого, показать им, как можно заниматься наукой в других странах, как там это происходит. Не то чтобы я читаю какие-то специальные лекции по методологии. Но я довольно много езжу, общаюсь с западной профессурой и студенчеством, и, безусловно, мне есть что рассказать. Я всегда старался почерпнуть что-то новое из таких поездок для себя, но поскольку я сейчас преподаю, то считаю полезным передать эти знания и другим. Я рассказываю студентам об известных ученых-историках, которых мне довелось видеть, или о том, как ведутся занятия в знаменитой Школе Анналов. Таким образом, для меня самое актуальное сегодня - само преподавание.

Смысл вузовского преподавания в том, что ты преподаешь студентам истфака не историю, научиться истории они только сами могут, прежде всего ты их учишь думать. Ведь думать можно очень по-разному. Можно вариться в своем котле, отгородившись от мира, и думать по-своему, что иногда неплохо, потому что, если быть слишком открытым, можно стать рабом всяких влияний. Но мне кажется, единственное, чему Университет может действительно научить, - это свободе мысли. Для меня в этом состоит самая главная функция Университета. Эта свобода и широта мысли не описывается, по большому счету, словами. Университет родился 800 лет назад как нечто свободное, он формировался на фоне государственных учреждений как один из полноправных институтов вокруг идеи свободы, автономии - свободы мысли, свободы распределения средств. В Москву Ломоносов, конечно, принес именно это, надышавшись всем этим в Марбурге. Вот этой свободе я и пытаюсь учить своих студентов. И надеюсь, что Университет это может обеспечить. И замечательно, что есть еще люди, которым хочется научиться думать по-своему.