Спектакль Киевского молодого театра "Лев и львица" достаточно необычен. Сделан он по пьесе современного украинского автора Ирены Коваль, что само по себе редкость. Кроме того, это серьезное освоение территории "Молодежки" академическим тяжеловесом - Национальным театром имени Франко. Главные роли исполняют заметнейшие франковцы - Богдан Ступка и Полина Лазова. С таким составом можно затевать достаточно рискованные эксперименты. Пьеса Коваль, которую поставил главный режиссер Молодежного театра Станислав Моисеев, построена на биографическом материале и повествует о непростых отношениях Льва Толстого и его супруги.

Кто-то из современников обмолвился о том, что Лев Николаевич был человеком, недостаточно умным для своей гениальности. Именно такой Толстой предстает в пьесе. Скандалист, скупердяй, развратник, мучитель ближних своих; его знакомые - сомнительны, а идеи - порочны; он терпит житейское и философское фиаско. Создается впечатление, что, собственно, все конфликты между Львом и Софьей возникают исключительно из-за денег и секса - во всяком случае, значительная часть сценического времени уходит на ожесточенные споры об этих двух всевластных материях┘

Эффектная Полина Лазова (ее амплуа - сильные женщины) в таком драматургическом раскладе действительно обращается в рассерженную львицу, в фурию. Ее партия - сплошной крик и остервенение, и она хороша там, где повышенный чувственный градус не заставляет актрису переигрывать. Ступка, как всегда, многообразен. От классической бороды и прочих легко узнаваемых атрибутов он категорически отказался. У этого Толстого от раздраженного ворчания до приступа гнева - краткая дистанция, он настолько же одинок и трогателен, насколько невыносим. Увы, эмоциональный надрыв семейных дуэтов зачастую утомителен. Обещанный по жанру представления "трагифарс" имеет место, но это лишь один тон, одна краска, спектакль вроде бы о любви, и ее здесь как раз недостаточно. В определенный момент "Лев и львица" превращается в один сплошной, затянувшийся скандал. Возможно, так оно и было у Толстых в последние годы совместной жизни; но ведь у житейских и сценических драм принципиально разные законы.

"Лев и львица" выигрывает там, где театральность берет верх над монотонным ритмом склоки. В этом смысле стоит отметить неотразимо рокового Валерия Легина (Молодой театр) в эпизодической роли альтер-эго Толстого, как и самого Толстого-Ступку. Это также касается композитора Юрия Шевченко, сочинившего характерную, яркую музыку, и работы художников спектакля. Сценограф Владимир Карашевский сделал акцент на сочетании черного и серого с блеском амальгамы. Огромный зеркальный шар, угрожающе раскачивающийся в правой части авансцены, "отвечает" сверкающему сугробу в глубине. Шар вторгается в пространство самых интимных сцен - прекрасный символ судьбы. С потолка сыпется серебристая мишура. Зеркальное трюмо особенно интересно "играет" в конце первого акта, когда на двух сторонах помутневшего зеркала Софья и Лев пишут письма друг другу, а потом соединяют их. Трогательная кульминация искупает многие недостатки постановки. В финале два то ли мусорщика, то ли ангела надевают на Толстых шуршащие, холодные хламиды и маски (костюмы - Елена Богатырева) - и пара окончательно сливается со сверканием в глубине сцены, примиряется в фольге.

Первоначальное название спектакля - "Языческие святые". Возможно, оно больше соответствовало бы происходящему на сцене. В конце концов, для языческого празднества такое сочетание фарсерства и трагедии, слез и блесток представляется уместным. Могущественных богов удалось умилостивить; но в следующий раз жертвы понадобятся куда большие.