До недавнего времени Москва обходилась подробно бытовым спектаклем Натальи Сац в Детском музыкальном, где, кстати, весьма достойный вариант главной героини являет Татьяна Ханенко. Увы, постановки "Баттерфляй" зачастую губят себя нацеленностью на бытовое и этнографическое правдоподобие и на обсасывание морального сопоставления двух цивилизаций (циничный Запад - духовный Восток). Светлый праздник Пасхи и театр Александра Тителя вернули горячо любимой в народе опере Пуччини ее сокровенный поэтический смысл. Спектакль поставлен в расчете на исключительный лирический дар Ольги Гуряковой. Только наличие дивы высокого ранга способно оправдать постановку этого спектакля - надеяться на то, что хватит двух шлягерных моментов и что по закону мелодрамы зритель заплачет в любом случае, в современных условиях по меньшей мере наивно. Нет, сегодняшний жестокий зритель не станет подчиняться оперной условности, его сердце не дрогнет в ответ на стенания увядающей примадонны, когда на фоне старомодных ширм она будет тщиться изобразить наивность и чистоту подростка. Сегодня требуется что-то более изощренное. Начнем с того, что спектакль должен быть придуман, иными словами, должен быть дан четкий ответ - "про что".

"Баттерфляй" в Музыкальном театре - чисто женский спектакль, если не сказать больше - феминистский. О женщине, для женщин и женщинами сделанный. Оперу поставили все еще молодой режиссер Людмила Налетова, прославившаяся в свое время постановками камерных спектаклей "Дафна" и "Куприянов и Наташа", и художница Елена Степанова, недавно оформившая в "Ленкоме" "Укрощение укротителя". Все задачи в их спектакле решены в достаточно спокойной манере, без всякого радикализма и перпендикуляров к сюжету, но, с другой стороны, дальше сентиментального пересказа сюжета и стильной минималистской обертки дело не идет. Среднеевропейский поэтический стандарт в прочтении ориентальной темы заглушил индивидуальность. Что-то главное не досказано. Примерно такие же сестры-близнецы этой "Баттерфляй", с почти пустой сценой, одинокой хижиной-горой, ладьей и кипарисообразным древом на фоне синего неба, идут в маленьких театрах Европы, особенно в Германии, и даже в берлинской "Дойче Опер" мне пришлось наблюдать нечто похожее по духу.

Сказать про оркестр, что в данном случае он обслуживает спектакль, было бы неправдой. Оркестр на сей раз играет музыку. Если в предыдущих своих премьерах ("Салтан" и "Обручение в монастыре") дирижер Ара Карапетян неизменно получал упреки за оркестровый брак и некачественную проработку партитур, то "Баттерфляй" стала его первой большой победой - мы услышали весьма благородный звук с тонко выверенной динамикой: от захватывающего, сочного форте до прозрачного ультра-пиано; волнующе прозвучали колыбельная, завершающая второй акт, и симфоническое вступление к третьему действию. Конечно, Пуччини - далеко не Малер по оркестровой сложности, но и его сыграть красиво - задача непростая. Приятно, что она выполнена.

Все сопрано мечтают о ней и в то же время боятся эмблематической партии мотылька Баттерфляй, этой 15-летней девочки с титаническим голосом вагнеровской Изольды. Партия считается убийственной для голоса - тесситура немилосердно вздернута вверх, но петь надо в полный голос - да еще перекрывать жирную оркестровую ткань, в которой струнные сочно дублируют вокальную строчку. Даже Мария Каллас спела Чио-сан только в студии, а на сцене - всего три раза и в дальнейшем отказалась это делать. Не случайно в прошлом роль японской гейши часто пели высокие и легкие, даже колоратурные голоса, как, например, Тотти даль Монте или наша Елизавета Шумская. В Театре Станиславского и Немировича-Данченко нашлось сразу четыре главных героини: кроме Гуряковой, это Ирина Аркадьева, Ирина Ващенко и Елена Гоголева, каждая по-своему хороша. Безусловно, теплое лирическое сопрано Ольги Гуряковой, которую нередко называют московской Тебальди, неспособно производить громоподобные эффекты и поражать заоблачно высокими вставными нотами. Впрочем, с ее миниатюрным балетным обликом, грациозной пластикой и камерной интимной трактовкой образа брутальное веристское пение казалось бы неуместным. Она берет другим. Не только высочайшим профессиональным мастерством. Женственностью, очарованием, тонко разработанной палитрой вокальных эмоций, выразительным речитативом. И, конечно, умением трогать сердца. Из других премьерных исполнителей стоит выделить брачного маклера Горо - Валерия Микицкого, хотя тембральное благородство его тенора не слишком подходит к гротескной характерной роли, и особенно наглядно это слышно, когда рядом поет своим напряжено-гортанным ситцевым звуком Пинкертон Ахмеда Агади. Иными словами, и в "миланских составах" случаются сбои.