Александр Пономарев, который ставит тексты русских футуристов и обэриутов с тех пор, как пришел в режиссуру в конце 80-х, выпустил в РАМТе спектакль "Великаны и козявки" - действо в двух Закураках в жанре Прин Тин Прам, по стихотворениям и сказкам Д.Хармса, С.Маршака, А.Введенского и еще нескольких поэтов.

Русский Журнал: Александр, почему вы решили поставить спектакль для детей?

Александр Пономарев: По-моему, у нас нет хороших детских спектаклей. Сейчас чаще всего играют постановки пятнадцати- двадцатилетней давности, которые пропахли нафталином. Я уже не говорю о том, что актеры относятся к ним как к спектаклям второго эшелона. Мне захотелось сделать честную работу.

РЖ: Трудно было придумать инсценировку?

А.П.: Сначала - непривычно. А потом я втянулся в работу. Интересно соединять детскую заумь Хармса и стихотворения для детей, которые у всех на слуху: "Дама сдавала в багаж", "Усатый-полосатый", "Великан". Во второй закураке у нас переплетаются две сказки Чуковского: "Тараканище" и "Муха-Цокотуха". По-моему, эти тексты, оказавшись рядом, дают настоящую гремучую смесь. Я не вижу ничего странного в соединении обэриутов, Маршака и Чуковского. Они хорошо знали друг друга. Маршак привел Хармса в редакцию журнала "Чиж и еж".

РЖ: Почему спектакль называется "Великаны и козявки"?

А.П.: Помните строчки Державина: "Я царь, я раб, я червь, я Бог"? Каждый человек одновременно и великан, и козявка. А Прим Тим Трам в двух закураках - это игровое название жанра. У Хармса есть такое детское стихотворение: "Цирк Принтимпрам".

РЖ: Какие задачи вы ставили перед актерами, репетируя спектакль?

А.П.: Я хотел научить их правильно работать со словом. Для меня это понятие, включающее в себя все: звук, перспективу, объем. Оно может создавать условное, не бытовое пространство, диктовать жест или поступок. Мне хотелось, чтобы спектакль возникал на глазах у зрителей. Его сочиняют все герои. В тексте я назвал их чудаками и чудачками. Смешные и неловкие люди, попав в мир детской игры, могут добиться чего-то необыкновенного. Мне было важно, чтобы зрители видели не причесанный и приглаженный акт творчества, а грубую мужскую работу. Пока шли репетиции, художник спектакля Сергей Якунин придумывал разные забавные штуковины. А композитор Стефан Андрусенко ему помогал.

РЖ: Вы ставили пьесы разных авторов. Почему вы снова и снова возвращаетесь к текстам Хлебникова и обэриутов?

А.П.: Помните стихотворение Алексея Крученых "Хрящ": "Футуризм перестал меня беспокоить / Это будет и с вами на днях. / Но потом опять что-нибудь не такое, новое..."? Вот и у меня так получается. Может быть, потому, что мне близко миропонимание этих людей. Хлебников и футуристы возвращались к самым простым театральным первоэлементам: звуку, слову. Как в супрематизме - художник открывает самые простые формы: круг, квадрат и чистый цвет. Обэриуты всегда мечтали о своем театре. Мне хочется реализовать их идеи. А когда устаю от таких текстов, работаю над чем-нибудь другим.

РЖ: Что вы собираетесь репетировать дальше?

А.П.: Пока не могу сказать точно. Может быть, буду ставить один из текстов Юрия Олеши.

Беседу вела Ольга Романцова