Петербургский режиссер Андрей Могучий пару лет назад стал фантастически знаменит: его спектакль "Школа для дураков" по повести Саши Соколова завоевал огромное количество разнообразных театральных призов - от Золотых софита и маски до приза Эдинбургского фестиваля. Его принято считать режиссером, использующим в своих постановках мультимедийные выразительные средства, хотя в "Школе..." он ими вообще не пользовался. На нынешней "Золотой маске" он прославился тем, что ставил торжественные церемонии открытия (не понравившуюся большинству) и закрытия (тому же большинству понравившуюся). Теперь он занимается проектом постановки оперы Мусоргского "Борис Годунов" в рамках Пасхального фестиваля в Москве. В Петербурге с режиссером встречалась Екатерина Ефремова.

---

РЖ: Андрей, расскажите, пожалуйста, о новом театральном проекте постановки оперы Мусоргского в Кремле...

А.М.: Это одноразовый театральный проект, созданный в рамках Пасхального фестиваля, который проводят Эдуард Бояков вместе с Валерием Гергиевым. 4 мая этого года "Борис Годунов" будет поставлен в Кремле на Соборной площади в тех декорациях, в которых, собственно говоря, происходило само историческое действие.

РЖ: В исторических интерьерах?

А.М.: Да, Кремлевские храмы будут присутствовать как исторические сувениры, стоящие на Соборной площади. В спектакле они будут частично задействованы.

РЖ: Вы выступаете в этом проекте в качестве кого?

А.М.: Приглашенного режиссера. Это проект Гергиева-Боякова, задуманный задолго до того, как я в него попал. Там работает еще один режиссер - Михаил Панджавидзе - из Большого театра.

РЖ: Как разделяются ваши обязанности?

А.М.: Пока - никак. Разговор идет на уровне концепции, на уровне того, как и что будет происходить...

РЖ: И какова концепция?

А.М.: Ну как ее можно словами проговорить?

РЖ: Должна быть идеология у столь масштабного проекта? Что должно происходить на сцене? Продюсер ставит какие-то условия?

А.М.: Продюсеру хочется, чтобы опера была сделана современным театральным языком и носила актуальный характер, учитывая само место проведения и тех гостей, которые будут присутствовать на этом мероприятии. И эти привходящие обстоятельства не могут пройти мимо нашей концепции.

РЖ: Какие ожидаются гости?

А.М.: Ну, это будут какие-то кремлевские люди, высокие гости, вероятно. В этой зоне - на территории Кремля - насколько я знаю, Президент вообще в первый раз разрешил что-либо проводить. Но я не влезаю в эту ситуацию, я все-таки хочу оставаться художником и не более того... В этом смысле я предлагаю варианты, которые мне кажутся адекватными для этого случая. Вместе с Александром Шишкиным, которого я привлек к этому проекту в качестве художника, и с Александром Малышевым, который будет заниматься видео.

РЖ: Видео в эпоху Бориса Годунова?

А.М.: Да нет, конечно. В последнее время мой профессиональный "ярлык" - мультимедийный режиссер, который ставит спектакли с привлечением видео. Это лишь отчасти соответствует действительности. Но данный проект действительно будет мультимедийным зрелищем. Понятно, что видео в этом спектакле - это не хроника царствования Бориса Годунова...

РЖ: А что же это будет?

А.М.: Проще прочитать сценарий, хотя я не уверен, что имею право рассказывать о том, что в нем написано до того, как он будет реализован.

РЖ: Кто же написал сценарий, помимо Пушкина и Мусоргского, я имею в виду...

А.М.: Есть режиссерская экспликация, которую я называю сценарием. Некая концепция прочтения, список костюмов, видео-сюжетов, например. Думаю, что там будет много on-line трансляций... скажем, из Успенского собора, хроника двадцатого века будет присутствовать, последних лет, в частности, что-то будет сделано графикой... Вот так, если в двух словах. Я чувствую себя нужным этому проекту только с точки зрения современного актуального языка, которым будет рассказана достаточно традиционная история. Хотя язык не может звучать в отрыве от содержания. В принципе для меня все это достаточно авантюрная история.

РЖ: Кто позвал Вас в этот проект - Валерий Гергиев или Эдуард Бояков?

А.М.: Два года назад я участвовал в Золотой маске со спектаклем "Школа для дураков" и там познакомился с Бояковым. В этом году он предложил мне сделать церемонию открытия и закрытия фестиваля. И я согласился. А обсуждая эти проекты, мы вышли и на другие темы, в частности, на постановку оперы "Борис Годунов". На данный момент мы одновременно занимаемся тремя проектами - открытие, закрытие фестиваля и опера. Это очень тяжело, на самом деле. Делает все проекты одна и та же команда, но иногда у нас просто голова кружится от обилия работы.

РЖ: Какое впечатление на Вас производит Эдуард Бояков?

А.М.: Сложный, парадоксальный человек. Все происходит не вполне так, как я планировал, когда "вписывался" в эту историю. Эдуард Бояков обладает острым чутьем пиарщика и продюсера. Знает, что ему нужно. Любит парадоксальные столкновения идей и решений. Но я уже много раз ему говорил, что я не понимаю, зачем он позвал меня.

РЖ: И что он отвечает?

А.М.: Ничего не отвечает...

РЖ: Думаю, потому что Вы обладаете определенным режиссерским языком, который ему нравится...

А.М.: Вероятно...

РЖ: Как Вы сами оцениваете церемонию открытия "Золотой маски"?

А.М.: Позитивно. Я считаю, что это была некая акция, которая состоялась и свою роль сыграла. Если бы все было сделано так, как мы хотели, то было бы совсем хорошо... Единственное в чем я могу себя упрекать, так это в том, что не слишком жесток в требованиях... Специфика работы в заданном формате такова, что мы должны "выкручиваться", работать через преодоление, что может дать парадоксальный и интересный художественный результат.

РЖ: А как Вы попали в первый раз на "Золотую маску"?

А.М.: Экспертный совет приехал, посмотрел и отобрал. Все по правилам.

РЖ: То есть Вы видели, как работает система отбора этого фестиваля?

А.М.: Мне было интересно. Я поговорил с членами Экспертного совета и понял, что систему олимпийского отбора спектаклей невозможно организовать в принципе. Речь идет о том, что кто-то кому-то говорит, что в Питере, например, есть хороший спектакль. И люди, которые доверяют мнению друг друга, - а в Экспертном совете достаточно таких людей, - набирают некоторое количество спектаклей. Надо отдать им должное: спектр отбора достаточно широк. Они, например, могут приехать в Питер и посмотреть театр "Особняк" или взять в конкурс Русский инженерный театр АХЕ. Но есть, вероятно, и обязательные программные спектакли. Он, как и все нынешние фестивали многолик...

РЖ: А почему Вы вообще стали заниматься театром?

А.М.: Вот на этот вопрос я не могу ответить. Это вещь, которая вне меня живет и причина которой находится вне меня. Вообще все это цепь довольно странных случайностей. Психоанализ уже начинается какой-то. Почему-то начал заниматься, почему-то не смог остановиться. В какой-то момент меня повернуло в эту сторону. В достаточно позднем уже возрасте. В детстве я совершенно не собирался быть актером или режиссером. Наверное, для меня театр - это что-то такое, что дает возможность выплескивать то, что во мне накопилось с годами. Иногда мне и самому непонятно: почему я занимаюсь театром. Совершенно искренне это говорю. Но, с другой стороны, я уже не могу этим не заниматься.

РЖ: Ну, а чем другим Вы бы могли заниматься?

А.М.: Теперь уже не знаю. С одной стороны, некоторые мои знакомые говорят, что я должен ставить спектакли. Стыдно, мол, ничего не делать. Ну, а мне не стыдно. Совсем. Если мне не делается, то я и не делаю. Притом, что у меня гигантское количество проектов. Жизнь сама распределяет - что мне делать, а что - нет. Я в этом смысле расслаблен. Если получается, что я на что-то соглашаюсь или чем-то занимаюсь, значит, так нужно.

РЖ: А с чего все началось?

А.М.: Официально - с "Лысой певицы", а неофициально - я еще и до этого много чего делал. Ну, к этому времени я уже был отравлен андерграундом... В то время был уже рок-клуб, появился в самиздате Хармс и т.д. До этого я делал спектакль по Хармсу. Я говорил слова: Мейерхольд, театр абсурда, бунт... Я любил эти слова, говорил, что все надо изменить и поломать. Потом перестал это говорить. А сейчас опять начну говорить или уже говорю, потом - опять перестану. Понимаете, это волнообразный процесс. Печально признавать, но момент бунта или слома для меня является мотивационным... Это один из моментов. Второй момент, который является для меня мотивацией выбора материала, с которым я работаю - дом. Один - бунт, вторая - дом. Это самая любимая моя тема, потому что не требует от меня конфликтных затрат. Поэтому я с радостным спокойствием занимаюсь спектаклями, которые связаны с этой темой. Но их очень мало. "Школа для дураков" - это тема дома для меня. Был у меня спектакль - "Долгий рождественский обед" - это тоже тема дома. Хотя материал там сомнительный, не в смысле его качества, для меня эта пьеса сильно этнографически окрашена... Все эти американские дела. Они сильно отвлекают... "Две сестры" в какой-то степени были продолжением темы дома для меня. А какой-нибудь "Орландо фуриозо" - это бунт. По мотивации.

Каждый раз можно объяснить, по какой причине я беру ту или иную пьесу. "Гамлет-машина" - там попытка найти дом, но жизни в доме там нет никакой. Там как раз все наоборот. Есть вещи, которые я сейчас хочу понять для себя внутри. Если я их обнаружу, то будут другие темы и другие спектакли. Я и эти-то еще не исчерпал, а с другой стороны, может, и исчерпались они. Некоторые спектакли - они же проигрываются виртуально. Ты вроде бы и сыграл их уже. И их ставить совершенно не обязательно. Это на самом деле дурацкая ситуация, но таких спектаклей у меня много. Которые я уже поставил в голове своей, и уже нет никакого смысла их ставить на сцене. Они как бы уже сыграны. Поэтому есть всегда странное состояние... полусделанности такой. Намек в мотивации. Делать-то надо на сцене, а я многие спектакли уже сыграл внутри и не понимаю - зачем... Особенно в так называемых "мероприятиях". Они требуют абсолютной виртуальной продуманности, просчитанности до секунды и расписанности в бумажной форме. А это убивает во мне желание делать это потом в реальности, я уже сделал это в уме, а потом еще и на бумаге, а потом нужно еще раз повторять это на сцене... Для меня уже нет смысла. Это же уже сделанная какая-то работа... Ее уже другие могут сделать. Я же написал уже на бумаге. Как-то это глупо. В этом есть конфликты: проигрываешь внутри, а потом еще нужно репетировать...

РЖ: Подождите, какие могут быть репетиции, если сейчас нет места, где репетировать?

А.М.: Верно, да.

РЖ: Как Вы можете поставить после "Школы для дураков" что-то, если у Вас нет театра как такового и даже никаких репетиционных помещений?

А.М.: Ну, в Финляндии поставлю что-нибудь... Мне в Европе лучшие условия создают, чем здесь. Да и "Школа для дураков", и "Гамлет-машина" были поставлены в Германии.

РЖ: Каким образом?

А.М.: Как проекты.

РЖ: Кто-то их финансировал в Германии?

А.М.: Разные организации немецкие. Здесь была реанимация спектакля "Школа для дураков"...

РЖ: А я думала, что это была совместная постановка с Театром-фестивалем "Балтийский дом"...

А.М.: Ну да, это само собой. Хотя актеры играют в костюмах, купленных в Германии. Декорации, за исключением школьных парт, - немецкие. Занавески - голландские. Спектакль придуман в Германии, где были созданы те условия, в которых его можно было вырастить. Конечно, спектакль изменился во время переделки, он не мог не измениться, но основное решение было рождено там... Нюансы поменялись. И каждый новый ввод, и каждое новое пространство, конечно, меняют спектакль. Все мои последние спектакли были сделаны заграницей. А все остальное - еще в студийные времена "Формального театра". Мы находились на окраине города в замкнутом черном пространстве, где могли делать, что хотели. И позволяли себе тогда еще из-за молодости довольно безответственно делать все, что хотим. Там были созданы и "Две сестры", и "Лысая певица", и первая версия "Петербурга", и "Люди, львы, орлы и куропатки"...

РЖ: Что сейчас делают актеры "Формального театра"?

А.М.: У нас в этом смысле есть договоренности о взаимной свободе. Они снимаются, играют в других театрах. Вместе мы собираемся лишь для того, чтобы сыграть "Школу для дураков" в Голландии или Англии.

РЖ: Антрепризный принцип?

А.М.: Похоже, да. На сегодняшний день, это единственная возможность нашего совместного существования.

РЖ: Когда вы были в Балтийском доме, у вас были ставки, гримерки...

А.М.: Там у нас был офис и комнаты, в которых мы могли хранить декорации и реквизит.

РЖ: А постановка немецкой оперы "Якоб Ленц" была одноразовым проектом"?

А.М.: Сейчас на нее существует много заказов в Европе. Ее надо реанимировать. Мы же ее тогда всего два раза сыграли в Питере.

РЖ: А в Москве?

А.М.: Нет, в Москве собирались, но не получилось. А сейчас из Голландии и Германии есть серьезные заказы на прокат этого спектакля. А нам негде даже его восстановить. У нас сейчас декорации разбросаны по пяти-шести местам: часть - в ТЮЗе, часть - в двух арендованных частных гаражах - в одном - "Орландо фуриозо", в другом - "Школа для дураков", что-то у Давида Бурмана... Боюсь, что они так окончательно распылятся...

РЖ: Есть ли надежда на то, что у вас будет свое помещение в городе?

А.М.: Сейчас уже нет или почти нет. Помещение зависит от системы, а я не могу с ней найти общий язык. Я, как показывает жизнь, не "врубаюсь" в то, как это делается.

РЖ: Но Вы же ставили открытие национальной театральной премии и фестиваля "Золотая маска" в Петербурге! Если это не "слияние" с системой, то я уж не знаю, что тогда "слияние"...

А.М.: Да нет, как-то само должно получиться. В этом году я предпринимал много усилий для того, чтобы ситуация как-то изменилась. Год ушел на борьбу за жизнь, и я понял, что для меня это не продуктивно. Для того чтобы получить помещение, нужно все бросить и заниматься только решением этой проблемы. Дневать и ночевать в кабинетах, чтобы прояснить эту ситуацию...

РЖ: Или поехать, как Антон Адасинский, в Германию и поселить свой театр в старой заброшенной фабрике... Жить и работать заграницей.

А.М.: Для этого тоже нужно иметь определенное мужество и какие-то реалии...

РЖ: И не иметь четырех детей?

А.М.: Конечно, я не имею права там на "раскачку". Мы должны приехать сразу на контракт, что называется.

РЖ: Насколько Вы сегодня востребованы за границей?

А.М.: В Финляндии я собираюсь принять участие в проекте по пьесе Владимира Сорокина "Достоевский-трип". Это проект фестиваля "Балтийский круг" с финскими актерами, к сожалению. На самом деле, я хотел, чтобы это был совместный проект и с русскими актерами, но сводится все опять только к финнам... В прошлый раз это был ворк-шоп, который мы делали с Женькой Гришковцом, в этот раз они попросили меня сделать спектакль. Не просто ворк-шоп, а чтобы был некоторый результат, который можно прокатывать.

РЖ: Что это за пьеса?

А.М.: Проще прочесть, она в Интернете опубликована. Пьеса смешная, я придумал, как ее делать, спектакль может быть такой веселый... Я ее хотел здесь поставить, но здесь это никому не нужно. Денег на это в России не нашлось...

РЖ: По Вашему собственному ощущению, насколько были удачны спектакли в Балтийском доме с "чужими" актерами? И нормальны для Вас, у которого есть свой театр и свои актеры...

А.М.: Они дали мне некий опыт работы в чужом организме. И положительный, и отрицательный. И это хорошо. Я не могу оценивать вообще и не люблю художественный результат - успешность или не успешность - и на самом деле, по большому счету, меня это не очень интересует. Я как бы все время стараюсь находиться в некоем процессе. И из всего извлекать положительный опыт. Мне кажется, что многое было сделано правильно, многое - неправильно... По крайней мере работа с актерами театра "Балтийский дом" позволила мне в каких-то местах нарастить мышцы, обрести некую уверенность...Любой опыт - позитивный, если ты делаешь их него позитивные выводы. Да он и на самом деле позитивный, потому что он в мягкой форме учил меня жить в системе.

РЖ: Насколько Вы сами ощущаете себя успешным или неуспешным человеком?

А.М.: Самоощущение у меня очень позитивное. Я считаю, что живу очень счастливой жизнью. У меня четверо детей. У меня отличная семья. Я делаю в жизни только то, что хочу делать. Несмотря на то, что сам себя засовываю в ситуации, из которых не знаю как выпутаться... Вокруг меня большое количество "кайфовых" людей, с которым мне радостно общаться. Я живу в городе, который люблю. При всем том негативном, о чем мы говорили, я ситуацию в целом практически ежедневно ощущаю как позитивную.

Беседу вела Екатерина Ефремова